Последний рай. Черные острова - Милослав Стингл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И хотя — частично расшифрованные надписи на «говорящих дощечках» почти ничего не сообщают об исторических событиях, тем не менее они помогли сделать весьма интересные и очень важные выводы о прошлом загадочного острова.
Прежде всего, можно твердо сказать, что свою письменность рапануйцы откуда-то заимствовали. Мне вспоминается древняя легенда, повествующая о том, как король Хоту Матуа привез с собой шестьдесят семь кохау ронго-ронго. Но если письменность заимствована то, естественно, (напрашивается вопрос: откуда? Расшифрованные тексты не дают однозначного ответа на вопрос о первоначальной родине Хоту Матуа. Но в религиозных песнях есть целый ряд ссылок на острова Таити, Борабора, Муреа. Особенно часто говорится в них об острове Раиатеа. Встречается, (например, такой текст:
Таура ату а тапа пуре
токо Ранги Tea
Жрец читает молитвы в честь
божества, которое изображает Раиатеа
О Раиатеа упоминается не раз. Исследователь ронго-ронго мог проследить путь будущих носителей рапануйской культуры. Этапами на нем были, вероятно, острова Питкэрн, Мангарева и Раиатеа.
И хотя Бартель не называет Раиатеа прародиной рапануйцев, его знаменитый труд прямо указывает на нее. В текстах часто говорится также о земле Хива. Следует, однако, сказать, что среди Маркизских островов — есть несколько, в названиях которых встречается слово Хива: Хива-Оа, Нуку Хива. Поэтому, прослеживая исторические пути развития рапануйцев, нельзя забывать и о Маркизских островах.
Расшифровка отдельных частей текстов кохау ронго-ронго свидетельствует также о некотором сходстве жителей острова Пасхи с новозеландскими маори. Объяснить это можно тем, что обе группы вначале, видимо, обитали на одной прародине — последней Гаваики, как ее называют полинезийцы. Будущие маори, судя по их летописям, покинули Гаваики около 1350 года[99].
Наконец, Бартель, исследуя глифы ронго-ронго, обнаружил названия некоторых предметов, особенно растений, не встречающихся на острове, но известных предкам рапануйцев по их прежней родине. Судя по тому, что речь идет главным образом о растениях тропических, она должна была находиться в очень теплом климатическом поясе. Приведу только один пример. Хлебное дерево[100], о котором часто упоминают расшифрованные тексты, на Рапануи никогда не росло.
Ни сами тексты, ни отдельные идеограммы, которые встречаются на расшифрованных «говорящих дощечках», не содержат ни малейшего свидетельства о связях острова Пасхи с Америкой. Они не подтверждают происхождения рапануйской культуры от индейской и не говорят о ее влиянии. Результаты исследований Бартеля были опубликованы уже после того, как норвежская экспедиция покинула остров Пасхи. Они полностью опровергают точку зрения Тура Хейердала.
Наряду с Томасом Бартелем проблемой рапануйской письменности занимаются советские ученые Ю. В. Кнорозов и Н. А. Бутинов[101]. Н. А. Бутинов, например, по одной из чилийских кохау ронго-ронго расшифровал «королевскую» генеалогию острова Пасхи. Она свидетельствует о том, что «длинноухие» и «короткоухие» были родственны друг другу. Это открытие имеет большое значение для изучения истории острова[102].
Мое краткое путешествие с целью проникнуть в тайны самой удивительной письменности на нашей земле заканчивается. Ронго-ронго — столь же славная страница истории острова Пасхи, как и его гигантские статуи.
Homo sapiens умеет говорить, умеет и писать. Однако высшим достижением человеческой культуры является то, что этой тайной, этим великим искусством овладел часовой самого далекого сторожевого поста планеты — полинезийский житель острова Пасхи.
ПАСХА НА ОСТРОВЕ ПАСХИ
Название Рапануи на картах не найдешь. В советских атласах — это остров Пасхи, на английских и американских жартах — Истер Айленд, на немецких Остершиер, а на картах Чили, страны, которой Рапануи принадлежит, — Пела де Паскуа. Имя христианского праздника дал этой глиптотеке языческих статуй и храмов голландец Роггевен, который впервые причалил к берегам острова в пасхальные дни 1722 года.
Я давно мечтал повидать остров Пасхи. Вероятно, в этом была доля каприза, но мне хотелось провести пасху на острове Пасхи. Поэтому я так подгадал свой приезд на Рапануи, что провел здесь все пасхальные дни: «зеленый четверг», «великую пятницу», «светлую субботу» и «крестный ход пасхальный».
Хангаройская церковь проста, даже слишком. Вид ее никак не соответствует величественным сооружениям острова. Бетонное здание церкви напоминает обычный склад. Стены голые, ничем не украшены, нет даже настоящей колокольни. Впрочем, для рапануйского ландшафта более характерны кратеры вулканов.
В низеньком, продолговатом здании единственной местной церкви собрались, видимо, все жители острова Пасхи. Я последовал за ними. Богослужение началось пасхальной проповедью немецко-чилийского капуцина. Затем стали молиться и рапануйцы. Их предки в экстазе возводили моаи, теперь они поднимают свой голос во славу бога, распятого на кресте.
Одна из женщин затянула гимн. Вскоре к ней присоединились <все присутствующие. Церковь наполнилась музыкой, порой казалось, что она превратилась в большой концертный зал. И надо сказать, что это было замечательное пение! Хор верующих разделился на четыре, а потом даже на пять голосов. Причем пасхальные гимны звучали не только на рапануйском, но и на таитянском языке (миссионеры перевели на него целый ряд христианских текстов). Да, это были гимны о муках распятого Христа. И все же протяжные, напевные полинезийские мелодии звучали для меня скорее как гимн рапануйским божествам или даже песни любви, а не как скорбь по принесенному в жертву Спасителю.
Богослужение окончилось, люди стали расходиться, медленно, не торопясь. Да и куда спешить в этой единственной деревеньке на маленьком острове, со всех сторон окруженном бесконечным океаном? Кроме всего прочего церковь в Ханга Роа — единственный «общественный центр» на острове Пасхи.
Надо сказать, что в церкви меня интересовала не только паства, но и пастыри. Около сорока лет местным прихожанам читал здесь проповеди последний некоронованный «король» заброшенного острова — патер Себастьян Баглерт. За эти годы немецкий миссионер изучил Рапануи лучше, чем кто-либо из европейцев. Он записал и издал легенды острова Пасхи, выпустил учебник и словарь рапануйского языка.
Поэтому, естественно, один из первых своих визитов я нанес в хангаройский «приход». Но отца Себастьяна уже там не было: он умер за несколько дней до моего приезда. Но остался на своем острове, у своей цитадели веры, покоясь прямо перед церковью в небольшой могилке, обнесенной металлической оградой.
Рядом с могилой миссионера я обнаружил еще один надгробный крест. Читаю надпись: «Остров Пасхи — брату Эжену Эро, который из рабочего превратился в раба божьего и добыл этот остров для Иисуса Христа». Я вовсе не убежден, что обращение островитян в веру того, чьи
