Падший враг - Л. Дж. Шэн

с мамой, когда был совсем маленьким. Помню, как меня часто носили на руках.

Я помню ее ссоры с моим отцом, хотя, в отличие от его отношений с Мирандой, там не было много криков и швыряния предметов друг в друга. Патрис была тихой и свирепой и точно знала, чего хотела. И чего она не хотела — моего отца.

Я помню ее хорошей. Добросердечной. Свободной духом. Не отсутствующей, неравнодушной и бескорыстной. И я помню день, когда она сдалась, собрала вещи и перевезла нас на Манхэттен. Как она извинялась передо мной десять тысяч раз, закрепляя меня в автокресле, и говорила:

— Я знаю, ты заслуживаешь лучшего. Ты получишь от меня лучшее. Я обещаю. Я только что поняла это.

Откинув голову назад, я закрываю глаза и гримасничаю, поток воспоминаний пробегает по моему телу, как землетрясение.

Моя мать не была бездумным чудовищем. Она была полна страсти, веселья и сострадания. И мой отец обижался на нее, потому что все эти положительные качества никогда не были адресованы ему. Он выбрал Миранду, а Патрис решила двигаться дальше. Одна только мысль о том, что она будет двигаться дальше без него, а не бороться за него, заставила его вынести окончательное наказание — он настроил меня против нее. Запятнал единственное, что она ценила. Мои хорошие воспоминания о ней.

Мне нужно пару часов, чтобы просмотреть все видео. Я смотрю их по кругу, в трансе, запечатлевая каждый момент в памяти. Когда я заканчиваю, я сохраняю их все в свой Dropbox и вынимаю USB.

Интересно, почему из всех мест эта штука попала к Полу? Думаю, содержимое пакета, который я получил сегодня, было маленькой святыней Грейс. У Грейс был этот USB, и она решила хранить его где-то, где я никогда его не найду. Это не могла быть ее квартира. У меня были ключи.

Почему она не дала его мне?

Ответ ясен. Она не хотела, чтобы он был у меня, потому что какая-то часть ее ненавидела меня достаточно, чтобы лишить меня этого душевного спокойствия. Мое представление о Патрис как об ужасном чудовище пошло ей на пользу. Чем более сломленным я был, тем меньше я ожидал от нее. Мои ожидания от слабого пола были настолько низкими, что я с готовностью принял женщину, которая пыталась меня убить, когда мы были подростками.

Грейс никогда не любила меня. В глубине души я всегда это знал, но этот USB — последний удар.

Удивительно то, что я тоже никогда не любил ее. Когда я сижу здесь, перед горой свидетельств ее романа, мне становится ясно, что этот засранец Кристиан был прав.

Я был одержим ею.

Я принял фиксацию за привязанность. Но желание иметь сводную сестру имело очень мало общего с Грейс как человеком и во многом с тем, чтобы что-то доказать себе. Что я выиграл, в конце концов. Финал — самая важная игра из всех — не был чем-то, что я мог позволить себе проиграть. Самое смешное, что я все равно его потерял. И выжил, чтобы рассказать историю.

Единственное, чего я когда-либо хотел от Грейс, так это ее полного подчинения. Не ее тело. Не ее любовь. Не ее дети.

Это все объясняет. Например, почему я чувствовал себя обманутым и ограбленным больше, чем убитым горем, когда Грейс скончалась. Словно вселенная вывела меня из отличной сделки. Мои деловые чувства были оскорблены. Я вложил время и ресурсы в эту женщину, и меня расстроило то, что я не увидел отдачи.

Близость к Деревенщине не улучшала ситуацию. То, как женщина выворачивается наизнанку, оплакивая своего мужа, только подчеркнуло тот факт, что я действительно не особо заботился о своей невесте.

Подождите. Перемотайте назад. Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Виннфред.

Она знает, что Грейс была беременна. Что она должна чувствовать после борьбы с собственным бесплодием?

Взглянув на часы, я вижу, что уже далеко за одиннадцать. Я все равно ей звоню. Она не спит допоздна, учитывая ее график шоу. Но она не берет трубку. Я отправляю текстовое сообщение. Не отвечает.

Ничего.

Я звоню снова. Мне приходит в голову, что между нашей последней встречей и настоящим могло произойти что-то очень плохое. Зачем она отправила посылку? Почему не принесла ее, чтобы мы могли, как цивилизованные люди, ненавидеть Грейс и Пола за бутылкой вина, прежде чем трахать друг другу мозги?

Конечно, я сказал ей не делать этого, но с каких это пор эта женщина слушает что-то, что кто-то говорит? Меньше всего я.

Что, если деревенщина попала в беду?

Эта мысль расстраивает меня больше, чем следовало бы. Я беру ключи и направляюсь к парковке, поднимаясь по трем ступенькам за раз. Лифт может занять несколько минут, и время имеет существенное значение.

Я пытаюсь дозвониться до нее, пока еду к ее квартире. Звонок идет прямо на голосовую почту. Это как в тот раз, когда я пошел опознавать Грейс в морг, но почему-то в тысячу раз хуже. Я потрясен своей реакцией на то, что Виннфред не ответила мне, насколько это несоразмерно по сравнению с тем, что я чувствовал, когда я пошел смотреть на мертвое тело моей невесты посреди ночи, весь спокойный и собранный.

Я паркуюсь перед ее домом и бегу вверх по лестнице, все время убеждая себя, что мое чувство ответственности проистекает из всего, через что мы прошли вместе, а не, упаси наука, из-за того, что у меня развились эти надоедливые штуки, называемые чувствами. Я просто хочу быть в безопасности. Женщина явно обезумела, услышав о любовном ребенке своего умершего мужа. Я просто добрый самаритянин.

Ты? Добрый самаритянин? Голос Риггса посмеивается у меня в голове, когда я перепрыгиваю через перила, чтобы сэкономить время. Если бы мир зависел от твоих добрых намерений, он бы взорвался тысячу раз.

Когда я подхожу к ее двери, я колочу в нее обоими кулаками. Истерика - не самая привлекательная моя внешность, но я здесь не для того, чтобы гоняться за хвостом.

— Деревенщина! — Я рычу. — Открой чертову дверь, пока я ее не выбил.

Сегодняшний вечер может закончиться, а может и не закончиться моим арестом. Я не переживу, если Кристиан отпустит меня под залог.

— Виннфред! — Я снова стучу в дверь. Я слышу движения из-за ближайших дверей. Люди, наверное, выглядывают в свои глазки, пытаясь оценить, какую опасность я представляю для их любимой соседки.

— Ответь! — Я с рычанием ударяюсь плечом о ее дверь.

— Черт возьми! — Я снова в нее толкаюсь.

— Дверь!

Наконец, я слышу, как дверь со скрипом открывается. К сожалению, это не та дверь, на которую я нападаю. На другом конце коридора появляется женщина. На ее лице зеленая маска, а в волосах - бигуди.

— Как бы я ни ценила этот романтический жест — и не пойми меня неправильно, я полностью