Император Александр I. Политика, дипломатия - Сергей Соловьев

Но сын революции, Наполеон, поступил подобно своей матери: он в свою очередь истомил, истощил души, искавшие убежища в его власти. Франция и Париж истощены, расслаблены физически и нравственно и более других жаждут прекращения движения. И без того страшного истощения сил, которому подвергалась Франция при Наполеоне, неудачи наступательной войны служат дурным приготовлением к войне оборонительной: при потерях материальных дух падает в войске и народе, особенно когда нет убеждения в правде начатой войны; не может быть той свежести и твердости в отпоре, с каким защищается народ, подвергшийся сначала нападению в своей стране. Сюда присоединялась непрочность отношений Наполеона к Франции, недавность власти, которой право основывалось на военной деятельности, военной славе. Как ни чувствителен французский народ к военной славе, но односторонняя деятельность всегда утомляет; и деспотизм может приготовить народ только к неправильным революционным движениям, к деятельности отрицательной, а не к твердой защите существующего. Многие могли чувствовать сильную горечь в сердце при виде нашествия врагов на родную землю; но трудно было с ожесточением отнестись к врагу, пришедшему не по своей вине, пришедшему с требованием мира и устранения человека, при котором мир был невозможен; негодование при виде врагов на родной земле, естественно, отвлекалось от этих врагов и падало на человека, который поднял врагов и не успел защитить от них Францию. Могли вооружиться люди из низших слоев народонаселения, не рассуждая о причинах и следствиях, видя только врагов перед собою; но для этих людей нужны были вожди, а вожди могли явиться из людей того общества, где соображают причины и следствия.

При таких-то невыгодных для себя обстоятельствах Наполеон из Фонтенебло отправил Коленкура к императору Александру с мирными предложениями. Император принял посланного чрезвычайно ласково; но тем безотраднее зазвучал спокойный ответ, что союзники не хотят знать Наполеона и ждут, как распорядится Франция насчет своего будущего правительства.

Итак, Франция должна решить свою судьбу; но как она это сделает и способна ли это сделать? Дважды истомленная нравственно, революцией и военным деспотизмом империи, она не имела средств энергически высказаться в пользу той или другой правительственной формы, в пользу того или другого человека. Партия республиканская, пораженная нравственно, потерявшая кредит вследствие неудач революции, была придавлена материально при Наполеоне, и теперь не время было ей подавать свой слабый голос в присутствии соединенных государей Европы. Правительственная форма, существовавшая до сих пор во время империи, терпелась только благодаря личности императора и падала вместе с ним; следовательно, ограниченная монархия была единственною формой, стоявшей на очереди. Но кто будет конституционным монархом Франции? Кандидатство малолетнего сына Наполеона, при регентстве матери, имело большую невыгоду в отсутствии силы и самостоятельности, имело и выгоду, удовлетворяя войско и отнимая у старого Наполеона право беспокоить Францию и Европу. Это кандидатство могло бы пройти, если б было поддержано могущественной партией; но наполеоновская партия была слаба, как побежденная: против империи естественно и необходимо шла сильная реакция; против нее, как обыкновенно бывает, раздавались страшные слова: «Горе побежденным!» — и сталкивали наполеоновскую династию с очереди; войско не принималось в расчет, ибо его победы были забыты, когда неприятель стоял под Парижем. Кто же мог быть кандидатом? Старый маршал Франции, теперь наследный принц шведский Бернадот? Но кроме того положения, случайным образом приобретенного, у Бернадота не было никаких других прав против его товарищей.

Выбор был крайне трудный, и потому легко было напомнить о себе забытым людям — Бурбонам, старший из которых носил титул французского короля под именем Людовика XVIII. Надежды этого короля оживали при каждом возобновлении борьбы с Наполеоном; и так как борьба давно велась собственно между Францией и Россией, то Людовик XVIII постоянно обращался к русскому императору с просьбою вспомнить о его правах и поднять его знамя, способное помочь России и Европе в борьбе с похитителем французского престола. Но мы видели, что император Александр нисколько не разделял взглядов и надежд представителя старой французской династии и думал, что ее знамя способно не помочь, но повредить России и ее союзникам в борьбе с императором французов. В 1805 году, когда император Александр становился во главе коалиции против Наполеона, Людовик XVIII напомнил о себе письмом от 20 февраля (4-го марта) из Митавы. Король вызвался быть при войске, которое должно было действовать против Франции; писал, что надобно вызвать средство, которое одно может дать успех коалиции, средство нравственное, мнение (l'opinion), ибо до сих пор в борьбе с революционной Францией «никогда не противополагали право преступлению, наследника 30-ти королей эфемерным тиранам, легитимность (legitimite) революции».

8-го (20) октября 1806 г. новое письмо: «Личное и деятельное участие (в войне) короля Французского есть единственное оружие, которым можно низложить похитителя и похищение. Зло, опасность для Европы состоит не в честолюбии и личных средствах одного человека, а в самой революции. Если захотят предписать новые законы Франции, то возмутят ее; если объявят, что она вольна сама создать себе правительство, какое хочет, то этим предложится ей анархия. Между двумя означенными опасностями есть верная дорога — противопоставить право насилию, законного государя похищению, более даже, чем похитителю». Людовик обращался в своих письмах к императору Александру: «Monsieur, mon Frиre et Cousin!» Император отвечал ему: «Monsieur, le Comte![13] Обстоятельства предписывают подождать развязки, прежде чем решиться на средство, упомянутое в вашем письме». Дождавшись развязки, Людовик опять написал императору 22-го октября (3-го ноября): «Король Прусский потерпел поражение, Берлин во власти Бонапарта. Чем сильнее опасность, тем нужнее принять против нее средства. Чтоб извлечь из деятельного вмешательства короля (то есть Людовика XVIII) всю пользу, надобно провести меня во Францию, на берега моего отечества, с войском, достаточным для обеспечения высадки и для поставления опоры моим верным подданным». Александр отвечал: «Несмотря на мое убеждение, что предложенная вами мера могла бы иметь хороший успех, она неудобоисполнима в настоящую минуту по причине позднего времени года и долговременных приготовлений, необходимых для подобной экспедиции». В 1807 году племянник короля герцог Ангулемский просился волонтером в русскую армию: просьба не была принята.

Тильзитский мир заставил Людовика XVIII оставить русские владения и искать убежища в Англии. Наступил 1812 год, наступила решительная для всей Европы борьба между Россией и Францией; Бурбоны опять напомнили о себе. 23-го июля герцог Ангулемский опять прислал императору Александру письмо с просьбою о вступлении волонтером в русскую армию.

Император отвечал (9-го октября): «Я бы принял ваше предложение, если бы замышлял высадку на французские берега; но из Англии это сделать удобнее». Армия Наполеона исчезла в России, Александр перешел за границу для окончания борьбы; Людовик XVIII возобновил свои домогательства под благовидным предлогом, 14-го февраля 1813 года он написал императору Александру из Гартуэля: «Жребий войны отдал в руки вашего императорского величества более 150.000 пленных; большая часть их французы. Мне нет нужды до того, под какими знаменами они шли: они несчастны, и я вижу в них только детей моих; поручаю их щедротам нашего императорского величества». После этого нежного введения король приступает к делу, просит императора объявить себя за Бурбонскую династию во Франции и предлагает высадку в Нормандию, 26-го марта (7-го апреля) другое письмо, в котором король просит позволения герцогу Ангулемскому приехать в русскую армию. Ответ прежний (от 24-го апреля): «С великим бы удовольствием увидел я герцога Ангулемского на континенте; но думаю, что настоящая минута еще неблагоприятна».

Прогремела «битва народов»; Наполеон должен был уйти за Рейн, и вслед за ним союзники готовились вступить во Францию; в челе союза стоял русский император, и Людовик XVIII снова обращается к неумолимому; письмо из Бата от 15-го ноября: «Похититель не может защитить несправедливых завоеваний; но он старается встревожить французов насчет намерения государей, вооружившихся против его нападения. Единственное средство вырвать у него последнее оружие — это указать Франции верную гарантию ее независимости и счастия в восстановлении отеческой и законной власти. Я не могу спокойно видеть чужую армию на границах моих владений, тогда как намерения союзников неизвестны, мои права не признаны и моя законная власть не провозглашена. Я никогда не желал сохранить завоевания, столь же гибельные для спокойствия Франции, сколько несовместные с безопасностью других правительств; но я боюсь честолюбивых видов, которые встревожат французов, заставят их защищать власть ненавистную. Меня уверяют, что генерал Сульт, тайный враг Бонапарта, очень расположен служить моему делу и что если ваше императорское величество изволите гарантировать обещание, которое мне предложили ему сделать, то он скоро обратит свое оружие против тирана».