На острие - Майкл Ридпат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда фонд «Тетон» лопнет, то вместе с ним лопнут и все его личные накопления. У него не останется денег, но по крайней мере с ним останутся его мозги. Он еще молод, и у него есть время сделать миллионы.
Ему будет не хватать Черил. Боже, как ему нужна эта женщина! После свидания в Нью-Йорке – всего два дня назад – они встречались трижды. Они стали терять бдительность, и их наверняка скоро застукают. Но Викраму было на это плевать. Это было больше чем секс и даже больше чем трепет, вызванный сознанием, что ты трахаешь жену босса, хотя оба фактора, бесспорно, имели значения.
Викрам начинал понимать, что любит эту женщину.
Оставит ли она мужа, чтобы последовать за ним? Скорее всего нет. Викрам знал, что Мартель по-прежнему нравится Черил, несмотря на то, что страсти в их браке больше нет. Но ей пока не все известно о супруге, не так ли? Не все она знает и о нем, Викраме.
Викрам вдруг понял, что гениальный трейдер, которым он так восхищался, является монстром, и ему не хочется на него походить. Более того, он уже вообще не хотел иметь с ним ничего общего. Признаки того, что его босс – чудовище, имелись и раньше, но Викрам их либо просто игнорировал, либо считал их неотъемлемой чертой гения. Таким сигналом было «самоубийство» Дженнифер Тан, случившееся вскоре после того, как она начала чинить им неприятности. Он не придал значения тому, что Мартель хвастает своим знакомством с Михайлой Бодинчуком, и остался равнодушным, когда человек Бодинчука стал следить за Перумалем. И вот теперь Мартель увел в горы Кальдера на верную смерть.
Ему было жаль Перумаля. Поначалу он относился к нему как к деревенскому увальню, но у парня оказались отличные мозги. В результате они вдвоем провели несколько прекрасных операций. И вот теперь Перумаль лежит под шестиметровым слоем снега.
Может, он опоздал? Может, настолько запятнал себя этими смертями, что пути назад нет? Он не знал, как закон отнесется к его положению. Это можно называть как угодно, но ему следовало думать о своем достоинстве, чести и даже самооценке. Викрам до сей поры изо всех сил пытался забыть о своих индийских корнях, но его отец был выходцем из высшей касты воинов и Викрам гордился фамильным именем Рана. Он гордился тем, что его предки много столетий сражались и умирали за свою страну. Как бы ни пытался он это отрицать, фамильная гордость пустила глубокие корни в сердце Викрама-калифорнийца. Он знал, что, если хочет покинуть Джексон-Холл, сохранив веру в себя, надо что-то делать. Причем немедленно.
Викрам ушел с работы в два часа дня. По пятницам это никогда не было проблемой, но в предпоследний рабочий день именно этого месяца ранний уход мог породить вопросы. Будет скверно, если Мартель станет его искать, чтобы в очередной раз произвести анализ возможных последствий ревальвации облигаций «ДЖАСТИС». Впрочем, он сможет поработать и в воскресение. А может, и не станет.
Едва отъехав от автомобильной стоянки, Викрам потянулся за мобильным телефоном.
– Алло?
Услышав знакомый голос, он улыбнулся и сказал:
– Привет. Это я.
– Ты где?
– Я ушел пораньше и еду домой. Ты сможешь со мной встретиться?
– Мне надо в музей.
– Ну пожалуйста…
Она весело фыркнула и после короткой паузы бросила:
– О'кей. Скоро увидимся.
Проехав через расположенный неподалеку от Джексона городок Вильсон, Викрам стал подниматься в гору по довольно крутому серпантину. Его дом находился в самом конце дороги, вдали от людей. Он стоял в окружении широкохвойных сосен, и от него открывался величественный вид. Оставив машину перед домом, Викрам зажег камин и открыл бутылку калифорнийского вина с логотипом виноградников Джозефа Фелпса. Черил говорила, что это ее любимый напиток. Мартель же всегда настаивал на французских винах. Вскоре он услышал звук мотора ее «мерседеса» и с бьющимся сердцем пошел открывать дверь. Переступив через порог, она обвила руками его шею и поцеловала – долго и страстно.
– Пока не надо, дорогая, – сказал он, отводя ее руки.
– Это почему же? – сдвинув брови, поинтересовалась она.
– Меня кое-что сильно тревожит.
– Надеюсь, не этот треклятый фонд? – сердито спросила Черил.
– Да, частично.
– Викрам! Я слышала это много раз. Или ты немедленно раздеваешься, или я удаляюсь, – с издевкой, но в то же время достаточно серьезно произнесла она.
Бутылка была открыта. В камине пылал огонь. Перед ним стояла Черил. Немыслимый груз дневных забот каким-то непостижимым образом вдруг свалился с его плеч. Викрам улыбнулся, притянул ее к себе, запустил руку под топик и погладил шелковую кожу спины.
– Вначале разденься ты, – дрожа всем телом, прошептал он.
Полчаса спустя они, обнаженные, лежали перед камином. Бутылка была наполовину пуста.
– Ты очень напряжен, дорогой, – сказала Черил.
– Мне необходимо с тобой поговорить, – ответил он.
– О, – приподнявшись на локте, протянула она. – Звучит весьма серьезно. – И о чем же?
– О фонде «Тетон».
– Фонд «Тетон»! Никто никогда не говорит со мной о фонде «Тетон». Я слишком тупа, чтобы понять, что это такое, хотя и помогла его создать.
– Ты же знаешь, что я о тебе так не думаю, – ответил Викрам.
Черил улыбнулась, поцеловала его в щеку и сказала:
– Да, знаю. Говори. Меня снедает любопытство.
– Все выглядит очень скверно, – вздохнул он. – Думаю, что Жан-Люк не рассказывал тебе о фонде отчасти потому, что опасался твоей реакции. Боялся, что тебе это не понравится.
– Тогда расскажи ты.
Викрам говорил мягко, без нажима. Он поведал ей о том огромном риске, на который шел Мартель, проводя свои операции, рассказал, что фонд стоял на грани катастрофы в прошлом году, когда Мартель поставил на кон все против евро, и что сейчас над ним нависла еще более серьезная угроза. Он рассказал ей о весьма выгодной для фонда смерти Дженнифер Тан, о Перумале, о связи Мартеля с Бодинчуком и о том, какую истинную цель преследовал ее супруг, приглашая Кальдера в горы.
Черил внимательно слушала, уперев подбородок в согнутые колени и не сводя глаз с Викрама.
Закончив, он стал ждать ее реакции. Она долго молчала, а затем спросила:
– Ты хочешь сказать, что Жан-Люк убийца?
Викрам в ответ молча кивнул.
– И ты ждешь, что я тебе поверю?
Викрам кивнул еще раз.
Черил притянула колени к груди и прикусила нижнюю губу. Ее щеки слегка порозовели. Это был цвет гнева. Через секунду она начала раскачиваться взад и вперед.
Викрам протянул руку, чтобы прикоснуться к ее бедру. Но Черил ее довольно резко оттолкнула.
– Все это очень трудно воспринять, – проговорил Викрам.
– Еще бы… – пробормотала Черил. Она смотрела прямо на него, и ее глаза наполнялись слезами. – Ты знаешь, что в этом самое скверное?
– Что?
– То, что ты был с ним заодно.
– Знаю, – вздохнул Викрам. – Здесь нечем гордиться. Мне очень стыдно.
– Ты не должен был так поступать! – По ее щеке скатилась слеза. – О, Викрам!
В ее голосе проскользнули презрительные нотки. Однако в нем прозвучала боль.
– Я хочу кое-что прояснить, Черил. Если я обращусь в полицию и фонд «Тетон» вылетит в трубу, меня ждут серьезные неприятности. Очень серьезные. Я потеряю все сбережения. Я инвестировал в «Тетон» все свои средства и даже больше. Для того чтобы инвестировать как можно больше, я залез в долги. Этот дом заложен. Но дело не только в деньгах. Дело в том, что, работая здесь, я был вынужден нарушать законы, и если фонд «Тетон» пойдет на дно, то он утащит с собой множество людей. Одним из них буду я.
Черил внимательно слушала. Викрам прикоснулся к ее щеке и продолжил:
– Я все это выдержу. Но только в том случае, если буду знать, что ты остаешься со мной. Я понимаю, что это совершенно нелепая просьба. Если найдешь себе хорошего адвоката, то сможешь выйти из передряги в полном порядке, поэтому с какой стати ты должна быть привязана ко мне? Ты права – я оставался рядом с ним слишком долго. И за то, чтобы отойти от него, приходится платить. Я готов платить любую цену, но не смогу потерять тебя. Этого я не выдержу.
– Дорогой, меня ты не потеряешь, – обняв его за шею, сказала Черил. – Делай то, что должен делать, и ты никогда меня не потеряешь. Я виновата не менее, чем ты. Последние восемь лет я ощущала на себе весь гнет его чудовищного эго. Мне не нужны деньги. Правда не нужны. Мне нужен ты.
Викрам улыбнулся. Впервые за долгое время, а возможно, и впервые в жизни, он осознал, кто он такой и чего по-настоящему хочет. И то, чего он больше всего желал, находилось перед ним.
Больничная кровать была великолепной. Когда Кальдера доставили в госпиталь, доктора, осмотрев его голову, руки и ноги, провели небольшой консилиум по поводу обморожения и гипотермии. Кто-то говорил ему о страховке и убеждал заполнить какие-то бланки. Кальдер рассказал им о своей спине, и его немедленно потащили на рентген и лишь после этого они позволили ему уснуть.