Кентавр на распутье - Сергей Иванов

Наконец, поднявшись уже намного, я снова услышал «болид», обрадовавшись ему, как родному. И тотчас стал перекачивать на бортокомп, что скопилось в моем рюкзачке, – будто в этом была срочность. Может, и была, кто знает.

Как раз и туман кончился – теперь я уходил от него вверх. Никто не ждал меня тут, да и откуда им знать, где я вынырну? Вдобавок темень, хоть глаза выколи, а оснастка у сторожевиков не чета моей. Но мне показалось, будто наверху никого нет – почему, собственно? Меня тут больше не любят, да?

Потом и подземелье осталось за спиной, точнее, под ногами, – я выбрался на первый этаж, откуда начал свое погружение. Здесь тоже оказалось безлюдно. Гулкая, звенящая тишина, призрачный свет, сквозь узкие проемы струящийся на голый пол, смоляные тени у стен. И даже запахи вполне нежилые. Словно бы здесь много недель не возникало ни души.

Ей-богу, я испугался этой заброшенности еще больше, чем засады. Уж чего у меня не было никогда – это глюков. А тут и вовсе попахивает мистикой. Оживающие на ночь мертвецы, пляски духов в заколоченном доме, призраки-убийцы… Видно, запас моей смелости, как и сил, был на исходе. Больше мне ничего не хотелось – лишь убраться отсюда. И выход уже близко, а там лишь через двор перебежать… да и то не обязательно.

Я не собирался наведываться в ту комнату, меня привлек запах. Вернее, озадачил, потому что нормальных людей он как раз отталкивает. Этот тошнотворный, душный аромат я обонял редко, а чтоб еще в такой концентрации!.. Он будто стекал осязаемой массой по лестнице, впадая в вестибюль, точно в озерцо. И что мне взбрело? Наверно, захотелось подтверждений, что похождения нынешней ночи мне не привиделись. Что за дурость! Я ж не шизик – и близко нет. А все записи событий у меня в наличии, не говоря о метинах на теле. Мало вещдоков, нужны свидетели?

Поколебавшись, я все же отвернул от вожделенного выхода и по крутым ступеням поднялся на самый верх – этаж не этаж, скорее чердак, обрамленный стальными балками. Брезгливо поведя носом, выбрал дверь. Сунулся внутрь и остолбенел, не веря глазам.

Вдоль стены, над покатым желобом подвесили на крюках ободранные туши четырех человек, еще живых. Не знаю, почему они не кричали, – в глазах плескалась такая боль! Рты разевались, но не издавали и хрипа, будто на них наложили печать молчания. С содроганием я узнавал каждого: и главарька троицы, что пыталась меня измутузить, и злополучного Хазара, и наему-мечника, покалеченного мною на входе в лабиринт, и сторожевика, подстреленного мною совсем недавно. Здесь не мелочились и наказаний не откладывали. Другое дело, что наказание никак не соизмерялось с проступком.

Но мне тут делать нечего. Что мог, я уже сделал для них: не убил. Я попятился к двери, не в силах оторвать глаз от жуткого зрелища, завороженный этим изуверством. Всё, хватит с меня – прочь, прочь отсюда!

И тут на меня бросились из темноты. Я не то чтобы увидел врага, – почувствовал кожей. И отскочил за миг до атаки. Напавший умел растворяться во мраке не хуже ниндзя, призраками скользивших в ночи. Такое впечатление, будто он веками копил опыт камуфляжа и навыки убийц, а все нынешние бойцы рядом с ним щенки.

Впрочем, это я смог оценить позже, когда уже выхватил свои клинки, а противник вновь материализовался из темени и на меня посыпались оглушающие, немыслимой мощи удары, наносимые изогнутым мечом, расширяющимся от рукояти, – такие были в ходу у древних китайцев, – и волнистым малайским крисом, легендарным не менее. Собственно, мечи – единственное, что я более или менее разглядел в новом враге. Остальное, казалось, не имело форм, словно бы оружием управляла сама тьма. Даже в инфрасвете я различал мало, а из сторонних шумов распознал лишь шелест материи да скрип кожи. Или мне это чудилось.

Ну что за умелый парень! Вот кто действительно супербоец. В драке он наводил ужас, соединяя отточенное искусство мастера, коего я одолел едва-едва, и чудовищную мощь исполина, выигравшего у меня с изрядным запасом. А такая техника мне и в кошмаре не снилась. Все, что я мог тут, это обороняться. И «гюрзу» я просто не успел бы достать. А если б успел, не сумел бы применить, – куда стрелять, в кого? Где ты, родной, постой секунду!

Я уже ничего не понимал и мало что чувствовал. Возможно, мой Зверь, с коим я было распрощался, опять сорвался с цепи – я не знаю. Скорее, что так, иначе у меня вовсе не осталось бы шансов. Весь этот жуткий, безумный, отчаянный бой проходил словно бы вне меня, без участия моего сознания, а колошматили словно бы другого. И приборы тут не спасали. Даже при лучшей настройке мой противник выглядел смазанным, точно испорченный кадр. Нападал он будто отовсюду, растворяясь в воздухе и вновь возникая, – я едва успевал вертеться, отбивая удары, точно меня окружила стая. Китайским мечом вражина чаще рубил, пользуясь немалой его массой, а вот крис вытворял, что хотел, даже в таком хилом свете сверкая не хуже архангельского клинка.

А когда страшным напором – даже не мечей, а той плотной, вполне вещественной волны, которую они создали впереди невиданного бойца, – меня вынесло в закрытое окно, я воспринял такой исход как избавление. Слава богу, это сумасшествие кончилось. Еще минута – и я сам опустил бы мечи: нате вам, жрите!.. Даже мой Зверь, похоже, поджал хвост – впервые на моей памяти.

Падая спиной вперед, я еще увидел, как против окна зависла «стрекоза», разразясь длинной очередью, от которой из остатков рамы летели щепки и саму вертушку мотало, как под ветром, – но что творилось внутри комнаты, даже «стрекоза» вряд ли различала. Сомневаюсь, что супербоец стал дожидаться ее пуль, но хоть за мной не последовал – уж его не устрашила бы высота. И когда я успел вызвать подмогу? Или это был не я? Господи, спаси!..

Уже возле земли я ухитрился извернуться, рухнув на четвереньки, и все равно столкновение с грунтом потрясло точно взрыв, расплескавшись по всему телу. С разных сторон доносились потревоженные голоса, где-то, пока в отдалении, мелькали суетливые огоньки, наверху исходила последними патронами «стрекоза». Всё, кончен бал. «И комиссары в пыльных шлемах…» Ведь добьют, гады!

А потом ночь придвинулась ко мне, затемняя глаза, ватой набивая уши. И мышцы точно из ваты. Не уползти…

– Свободен, – еще смог пробормотать я. – Свободен наконец!..

Глава 12

Сознание медленно возвращалось, но перед глазами не становилось светлее, сколько я ни таращил их. Шарахнуло-то меня крепко, особенно головой. (И это через шлем, а?) Но вряд ли настолько, чтобы лишить зрения, – к тому же болел больше затылок. Видать, им-то я и вышибал оконную раму.

Зато я отчетливо чуял траншейный смрад, еще не успевший выветриться из памяти, а по пальцам ползла какая-то мерзость, щекоча ножками, – я едва сдержался, чтобы не стряхнуть ее. Потому что в здешнем букете я различил запах живой плоти, тоже не благоухающей, а затем расслышал осторожный вздох, будто кто-то терпеливо дожидался моего пробуждения.