На скалах и долинах Дагестана. Перед грозою - Фёдор Фёдорович Тютчев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увидя входящую княгиню и Колосова, старуха медленно и тяжело поднялась, поклонившись поясным поклоном, как кланяются обыкновенно деревенские бабы, но лицо ее при этом оставалось таким же строгим и суровым. Молча, сжав высохшие губы, она стояла перед княгиней, не отводя от нее своего пристального, тяжелого, терпеливо выжидающего взгляда. Не зная, с чего начать свой разговор при таких необычайных обстоятельствах, княгиня замялась и беспомощно оглянулась на стоявшего позади ее Колосова, призывая его на помощь.
— Секлетея, — заговорил Иван Макарович, — я на днях как-то рассказывал княгине о тебе и о твоем умении предсказывать людям судьбу; это так заинтересовало княгиню, что она пожелала сама посмотреть на тебя…
— И попросить погадать мне, удастся ли и как скоро затеянное мною дело, — прибавила от себя Элен.
Старуха, с важной серьезностью слушавшая Колосова, при последних словах княгини снова перевела на нее свои испытующие глаза.
— Не всегда бывает хорошо знать то, что ждет нас впереди, — наставительно-печальным голосом произнесла она и как бы про себя добавила: — В жизни радости не часты, зато горя и несчастья хоть отбавляй; зачем раньше времени узнавать об этом?
— Как зачем? Чтобы предупредить ожидаемые напасти, — в тон ей ответила Элен.
Старуха медленно потрясла головой.
— Предупредить и избежать что-либо из того, что готовится упасть на нас, мы не можем, все равно как не в состоянии своими слабыми руками удержать валящийся на нашу голову с вершины горы снежный обвал, хотя еще издали видим его. Что определено судьбою, то сбудется, и что бы человек ни делал, ему не отклонить нависшего удара. Он упадет, вопреки всем человеческим ухищрениям, именно в тот самый час и на том самом месте, где ему это указало заранее свыше.
— А если обратиться к Богу и просить его отвратить грядущую беду? Неужели Бог не сжалится и не помилует? — спросила княгиня и тут же прочла в холодных, немигающих глазах старухи суровый ответ: "Никогда".
— Бог знает, что делает, когда посылает человеку то или другое, — бесстрастным голосом ответила Секлетея. — Он видит, почему это надо, и неужели ради человеческих глупых просьб Он отменит свое заранее предрешенное мудрое постановление? Когда меня много-много лет тому назад глупой девчонкой лезгины увезли в горы, я горько плакала и день и ночь молила Бога совершить чудо, вырвать из ненавистного плена. Еще жарче, еще неотступней надоедала я Господу, попав на турецкую шхуну, везшую меня в Константинополь. Я молилась, чтобы Бог наслал на нас русское судно, которое бы освободило меня и других пленниц и пленников, нас было несколько человек, таких же и даже еще более меня несчастных, но и этой просьбы Бог не услышал, или, вернее сказать, слышал, но знал, насколько она безрассудна. В своей благости Он готовил меня к другому делу, направлял на иной путь, который я, по своей слепоте, не замечала и видела горе и беду там, где было положено начало моему счастию. Подумай сама, ваше сиятельство, что бы было, если бы мои молитвы оказались услышанными? Ну, нас бы, и в том числе меня, освободили бы, вернули на родину; что дальше? А дальше пошло бы так, как и у прочих. Вышла бы я замуж за казака, который под пьяную руку хлестал бы меня, как мерина, плетью. Нарожала бы ему детей-казачат, половину из них, если бы не всех, давным-давно перебили бы на линии. Сколько бы горя, сколько бы слез пришлось на мою долю, подумай сама. И так бы жила и весь век свой, дальше околицы своей станицы ничего не видя, надрываясь над горшками и ухватом, и теперь давно бы лежала в могиле, а если бы, на свою беду, и жила бы, то что за жизнь была моя? Выжившая из ума, обессиленная тяжким многолетним трудом, хворая валялась бы я, как колода на печи, в хате своего внука и каждую минуту только бы и слышала: "И чего, старая карга, не сдыхаешь, только место заняла у Бога, помирала бы скорей". Вот что было бы со мною, если бы Господь Бог внял тогда моим неразумным слезам; но Он милостив был ко мне и приготовил мне иную жизнь. Молодость свою я прожила в холе, никто пальцем не тронул меня, слова жестокого не слышала я. В те года, когда наши казачки от работы, а пуще того от мужних плетей совсем старухами становятся, о любви же и любовных ласках позабыть успели, я цвела, как алый розан, разжигая своей красотой людские сердца. К тому же времени, когда моя молодость прошла, я многое узнала, чего здесь никто и во сне не видал. Состарившись, я еще прилежнее начала изучать великую науку, давшую мне познание тайн, едва ли доступных и большим ученым, а не только простой казачке, какою я родилась. Теперь мне легко и привольно жить на свете, я все знаю и многое могу сделать на пользу людям. Я сыта и ни в ком не нуждаюсь, напротив, все ко мне идут, просят помочь в их горестях и бедах, добиваются моего совета в делах, и все слушают меня. Недалеко ходить, взять хоть этот случай. Ты знатная княгиня, у которой по разным деревням таких, как я, были когда-то сотни. Все они глаз не смеют поднять на тебя, слова с тобой молвить, хоть и добра ты, и доступна каждому, а я, я смело говорю с тобой, потому что мое слово — не рабья речь, а голос человека свободного, много видевшего на веку такого, чего и ты, сиятельная княгиня, не видела. Ты проходила науки в школе, у многих учителей, а я, родившись безграмотной казачкой, знаю то, чего не только ты, но и учителя твои не знали и не слыхали даже. Вот оно что значит, судьба и какими путями иной раз ведет она человека.
Сказав это, старуха умолкла. Молчала и княгиня, глубоко потрясенная новым для нее впечатлением. Спокойный, властный голос старухи, полный непоколебимой твердости и сознания собственного достоинства, ярко и рельефно отпечатлелся в мозгу Элен и отозвался в ее душе чем-то родным и близким.
"Вот оно, высшее проявление женской самостоятельности. Никогда женщина, отдавшаяся семье, не достигнет такой высоты, в чем бы она ни заключалась. Даже хотя бы в такой сомнительной, полушарлатан-ской деятельности, какую избрала
