Последний год - Михаил Зуев-Ордынец

— Говори скорее, Айвика, что было дальше, — измученно сказал Андрей.

— Ты не хочешь похвалить меня, Добрая Гагара. — В голосе Айвики прозвучала детская жалоба. — А белая женщина похвалила меня. Она погладила меня по голове и сказала: «Ты говоришь со мной правдивым языком. Этим ты спасешь Добрую Гагару. Надо отобрать у него злой талисман и отдать его нувуку с волосатым, как у собаки, лицом. Тогда зло перейдет на волосатого нувука. А как это сделать? Думай!» Я ответила: «Уже придумала Отпустите меня к Доброй Гагаре, и я принесу сюда злой талисман». Белая женщина сказала: «Так будет хорошо. Иди за мной». Я пошла за ней и увидела небо, звезды и ваш огонек на берегу. У меня сердце забилось, как птенец в руке мальчика. Белая женщина показала мне маленькое кожаное каноэ: «Плыви к Доброй Гагаре. » Что было потом, ты знаешь, Добрая Гагара. Я сказала все.

Айвика замолчала, сложив руки на коленях. Она смотрела на касяков и удивлялась, что никто ее не хвалит. По лицу ее прошла первая тень беспокойства.

— Почему у вас зимние лица? Я плохо сделала? Седая Голова, отец мой, я плохо сделала?

Македон Иванович молчал, не подняв головы, глядя себе в ноги. Айвика посмотрела на монаха, слушавшего ее рассказ в дверях кладовушки Отец Нарцисс вздохнул и прошептал непонятные для нее слова:

— Спаси тебя Христос, голубица чистая, жертва невинная.

Айвика встала и, сложив на груди ладони, подошла к Андрею.

— Добрая Гагара, скажи мне что-нибудь.

— Ты плохо сделала, Летящая Зорянка! — четко, раздельно и холодно сказал Андрей. — Талисман я могу отдать только сахему, только ему одному! А маленький нувук с женскими косами на лице и белая женщина охотятся за мной, как волки за карибу, чтобы отнять талисман!

— Я хотела спасти тебя, — еле слышно ответила Айвика. На лице ее были ужас и отчаяние, словно она поскользнулась на самом краю черной, смертной бездны.

— Талисман не злой, но он будет злой, когда попадет в руки нувука с волосатым лицом и в руки белой лживой женщины, — сурово продолжал Андрей. — Талисман расскажет им, где искать золото в землях твоего народа, он выгонит ттынехов с охотничьих угодий и сделает людей твоего племени голодными рабами! Вот что ты сделала, Айвика!

— Андрей Федорович, не смейте так говорить! — вскочил вдруг капитан. — Это ребенок ведь! И неужели вы не понимаете, что она… Ну, известно, женщина! А вы…

Он замолчал, задыхаясь, выхватил из кармана платок со сражением и так громово высморкался, как будто дунул в трубу-бас.

Андрей посмотрел на Айвику. Она стояла, прижав руки ко рту, вцепившись в них зубами, удерживая крик. Но он был в ее глазах, безмолвный крик нестерпимой душевной муки. Андрей хотел улыбнуться, сказать слова прощения и ласки, но не успел. Девушка опустилась на пол и накрылась с головой полой кухлянки. Так поступает краснокожая женщина, когда на нее обрушится гнев мужчины. Сидя на полу, Айвика покачивалась то вправо, то влево. Андрей, нагнувшись, коснулся ее плеча. Она затихла, потом вздрогнула всем телом и начала падать. Андрей сдернул кухлянку с ее головы и увидел пеколку, торчавшую в груди девушки. Точным и сильным индейским ударом она вонзила нож в сердце.

— Айвика, милая, зачем ты это сделала? — закричал Андрей. Она услышала его голос. Маленькая ее рука поднялась, скользнула по его щеке, мягко легла на губы и упала тяжело на пол. Она еще пыталась улыбнуться Андрею, но глаза ее уже закрывались устало, безмятежно и спокойно, как у засыпающего ребенка. Андрей поднял на ладонях ее голову и начал осыпать поцелуями мертвое лицо.

В кромешной тьме — луна еще не взошла — Македон Иванович и отец Нарцисс копали могилу. Айвику хоронили рядом с братом на редутном кладбище. Когда могила была готова, капитан и монах вошли в часовню. 3десь, на полу, около тела девушки сидел Андрей. Горела одна свеча перед иконой Николая-чудотворца, похожего на индейца. Монах опустился на колени и начал читать молитву, болезненно морщась и держась ладонью за раненую, раздувшуюся щеку. Когда он кончил молиться, Македон Иванович тронул Андрея за плечо:

— Пора, Андрей Федорович…

Андрей не ответил, не шевельнулся. Отец Нарцисс и капитан подняли тело Айвики и понесли его к могиле.

Что было дальше, Андрей помнил плохо, как в бреду или как в чаду после угара. Душевная слепота и глухота отгородили от него весь мир.

Притихшие, подавленные, они вернулись в избу. Капитан вытащил из конторки редутный журнал и тяжело, надолго задумался, закрыв лицо ладонями. Потом вдруг заторопился, вытер перо о волосы, подул на него и начал писать, читая вслух написанное:

— Редут Береговой оставлен гарнизоном не под насилием неприятеля, но единственно от изменений государственных.

— Пиши, Македон, от измены государственной, — сказал сурово отец Нарцисс. — Правду пиши!

— Молчи, монах! — прикрикнул Македон Иванович. — На то есть повеление государя императора! Не нам царей осуждать!

Русский флаг, снятый капитаном с редутного флагштока, лежал тут же, на столе. Македон Иванович поцеловал его и бережно уложил в свой дорожный мешок.

— Вот и все! — выпрямился он, завязав мешок. — Все в полном порядке, как у бобров на плотине! Снимаемся со всех видов российского довольствия! Прощай, отец Нарцисс, не вспоминай лихом.

Монах всхлипнул и припал залитым слезами лицом к плечу Македона Ивановича. Они крепко трижды поцеловались. Потом отец Нарцисс подошел к Андрею и его поцеловал трижды

— Прощай, сыне. Не тужись шибко. Тоска, что волк, — загрызет.

Андрей не ответил. Едва ли он слышал слова монаха.

— Мешки на плечи, Андрей Федорович! Живым манером! — тоном приказа крикнул Македон Иванович.

Андрей вздрогнул и сунул руки в мешочные лямки.

КОНЕЦ БЕРЕГОВОГО РЕДУТА

Сразу же за ручьем, снабжавшим редут водой, они вошли в лес, в буреломное его бездорожье. Путь через густое чернолесье, да еще ночью, был раздражающе мучителен. На каждом шагу встречались завалы, не замерзшие еще болотца, предательские ямы и валуны, заросшие папоротниками. Особенно трудно было продираться через частые кустарники, путавшие ноги и бившие ветвями по лицу. Они шли напролом, а не прорубались, как обычно, в лесной чаще, чтобы не оставлять за собой слишком явный след. Поэтому Македон Иванович шумно обрадовался, когда они выбрались, наконец, из леса. И тут, на опушке, они услышали, как сзади них хрустнула ветка под чьей-то ногой. Капитан остановился, Андрей, ткнувшись в его заплечный мешок, тоже встал, обернувшись в сторону опасного звука. Македон Иванович потянулся было к ружью, но с той стороны донесся успокоительный свист, а затем кто-то запел;