Егерь Императрицы. Кровь на камнях - Андрей Владимирович Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выслушав это витиеватое обращение, Егоров фыркнул и, обернувшись, крикнул Лёньку:
– Флаг свой шёлко-овый сюда тащи, быстро, коробейник! Уважаемый паша, вы, конечно, умеете произносить красивые речи, – Егоров широко усмехнулся. – Но говорите вы мне их сейчас, здесь, на вот этом самом месте, только лишь по той самой причине, что ничего не можете сделать с моим гарнизоном. И не важно, из кого он здесь состоит, из батальона или же из полка. Было бы по-другому, за вас бы говорили ружейные или пушечные стволы.
Алексей обернулся и подхватил принесённый ему барабанщиком янычарский стяг.
– А знамя у нас есть, вот оно, целого алая султанской гвардии. Неужели вы считаете, что наш гарнизон по своей значимости меньше, чем он? Насчёт вашего предложения, я делаю уважаемому паше встречное: если он уйдёт в свой Бургас с войсками немедленно, то подполковник Егоров готов ходатайствовать перед командованием русской армии не уничтожать сей славный город огнём артиллерии. За остальных я не знаю, но о том, чтобы выпустить вас в Стамбул, с докладом к султану, я буду хлопотать перед своим командованием отдельно!
Лицо паши потемнело от гнева:
– Вы все можете сильно пожалеть о своей дерзости! В последний раз я предлагаю вам сдать крепость, это знамя и уходить живыми из крепости, иначе всех до единого здесь ждёт смерть!
– Довольно слов! – Лёшка прервал разгневанного турка. – Вы чувствуете этот запах? Здесь на камнях, под солнцем, лежит несколько сотен ваших воинов. И ещё столько же ляжет, пока сюда не подойдёт наша армия. Мы даём вам время до утра вынести их отсюда и достойно предать земле. Они пали за своего султана и за свою страну и достойны уважения! А вы делаете вид, что хлопочете сейчас за честь и за жизнь чужих воинов. О своих позаботьтесь, уважаемый, о мёртвых и ещё пока живых, которых вы совсем скоро погоните на убой! И вы только недавно говорили, что самое главное, самое дорогое, что есть у человека, – это его жизнь. Но для настоящего воина, кроме неё, есть ещё чувство долга и его честь. Лишишься чести – и не будет уже смысла в этой жизни. Для нас, для русских солдат, эти понятия неотделимы. И сдача этой крепости равнозначна будет потере чести, а значит, и самой жизни. И повторюсь, мы даём вам время до утра, убирайте ваших погибших из-под стен. Обещаю, мы в вас не будем стрелять!
– Да будет так, – кивнул паша. – До завтрашнего вечера да не прогремят здесь выстрелы!
– Ну вот, значится, и ещё на один день мы тут времечко оттянули, – Тимофей с кряхтеньем снял с плеча три турецких ружья. – Тяжёлые карамультуки, стволы-то у них длинные, заряжать долго, но зато и пулять они хорошо должны вот энтой своей круглой пулей. Господин поручик, а чего ещё там этот важный турок нашему капитану сказал? Вы же ведь хорошо по-ихнему разумеете?
– Да что сказал? – пожал плечами Милорадович. – Золото нам предлагал. Вот на Николу по золотой монете в пять сотен пиастров, на капрала Кузьму по две, ну а на тебя, значит, по целых три, лишь бы мы поскорее отсюда ушли.
– Ну и жмо-от же этот паша! – оскорбился унтер. – Мы, чай, мешками эти пиастры только вот недавно ворочали.
– Ну а дал бы он тебе цельный мешок, неужто бы ушёл отсюда? – прищурился, глядя на унтера, Живан.
– Да на кой он мне, – сплюнул егерь. – Я теперяча эти камни на вот энтих вот крепостных стенах, да политые кровью ребят, не в жизнь уже ворогу не отдам, пущай хоть всё золото басурманское они сюды сносят!
– Ну и правильно, – согласился с ним Живан. – Тогда ты ещё разочек сходи за ружьями, Тимош, а там мы уж будем ворота на ночь затворять.
Плутонг со штыками на ружьях стоял наготове перед приоткрытыми створками. В них проходили с крепостных подступов те егеря, что отбирали трофейное оружие у павших и складывали его во внутреннем дворике штабелями. С другой стороны сновала вереница турок, выносящая на южную дорогу, за дальний поворот своих убитых. Работы им было на целый день и на всю ночь, потом всех павших предстояло предать земле. У мусульман принято хоронить усопших до заката.
Егеря хоронили своих солдат в том укромном ущелье, где они неделю назад ночевали перед штурмом крепости. Большой сколоченный крест встал над братской могилой с начертанными на нём именами погибших.
Следующая ночь прошла спокойно.
– Можа, и не полезут, зубы-то себе обломавши? – гадал Кудряш, перезаряжая очередное турецкое ружьё. – Сказывал же их гхенерал в белом тюрбане, что до вчерашнего вечера только у них с нами тут перемирие, а уже утро вон нового дня сереет. Ночью энти-то и не шовелились даже, а мы их тут, выходит, что зазряшно все прождали. Всю ночку вон ведь как бодрились да факелы на стенах жгли.
– И ничего не зряшно, чего ты мелешь, балабол, – фыркнул Афоня, засыпая мерку пороха в ствол карамультука. – Вон сколько на турчанских ружьях пороху заменили. Теперяча и осечки бояться ужо не нужно будет! На вот, сухарь пока погрызи, можа, полегчевее тебе станет?
– Благодарствую. Свой есть! – буркнул Кудряш и полез в карман.
Бум! Бум! – бухнуло вдали, и в сером рассветном воздухе прошелестели два ядра. Одно из них пролетело мимо крепости, а второе ударило в стену.
– Тревога! – Егеря спешно занимали свои места.
– Ну с…ки! Всё-таки подтянули они на перевал орудия, сдержал Юсуф своё слово! – зло выругался Алексей. – Курт, до цели пять с половиной, шесть сотен шагов, постарайтесь там орудийную прислугу угомонить!
Главный оружейник пристально вглядывался вдаль.
– Далеко, господин капитан, на самый предел боя штуцер. Только два итальянский до орудий достать и наша большая винтовальная пищаль. Сейчас солнце совсем встать, и мы начнём стрелять в цель.
Бум! Бум! – ещё два ядра ударили в стену. Бум! – раздался третий выстрел. К первым двум пушкам присоединилась ещё одна, и её снаряд прошёл выше башни.
Понятно, топчу тоже было неудобно вести огонь при плохой видимости, но у них-то цель была огромной в отличие от егерей. Знай себе лупи, выполняя приказ паши.
– Всем укрыться и не высовываться! Пушки со стены в ниши пока закатите, вдруг сдуру и по ним попадут, – скомандовал Алексей, сам заскакивая в
