Избавление - Василий Соколов

Сидя в окопе, русский переводчик слово в слово повторял для своих солдат то, о чем вещал немцам фельдмаршал Паулюс. Бывалые солдаты шутили. Теребя усы, Нефед Горюнов сказал:

- В Сталинградском котле от этой армии остались рожки да ножки, а ей опять дают прежний номер.

- Плут этот Гитлер, умеет откалывать номера! - усмехнулся Костров.

- Управимся и с этой армией удобненько, - ввязался в разговор Тубольцев.

- Об удобствах спросишь потом у немцев, когда они в котле очутятся, посоветовал Костров.

- Поздно опосля-то спрашивать.

Протискивался меж солдат по траншее Иван Мартынович Гребенников. Слегка горбящийся, будто под тяжестью времени, с рыжими бровями и рыжим лицом от въедливой молдавской пыли, он был как-то не похож на себя, и только умные глаза по-прежнему светились искорками теплоты.

Майор Костров рад, конечно, его приходу, но, зная, что Гребенникова назначили в армию Шмелева начальником политотдела и что дел у него, наверное, уйма, он говорил сочувственно:

- Чего вам-то неймется? Сидели бы себе на КП и глядели, как мы пойдем.

- Пытался, да не усидел. Думаю, загляну-ка к своим волжанам, как они себя чувствуют... Может, поагитировать?

- Нас особливо агитировать не надо. Вон поагитировал своих пленный фельдмаршал, и немецкие солдаты, видать, не чают, как им скорее под его крылышко попасть.

- Перед грозой курица цыплят собирает под свое крыло, - заметил Горюнов. - Глядишь, и вон те потянутся за ним в плен.

В адрес 6-й армии опять внавал посыпались шутки, остроты. Языкастый Нефед Горюнов насмешливо говорил:

- Я бы посоветовал Гитлеру, на кой леший ему сызнова давать название этой мертвой армии... По ней траур, панихиду справляли в Берлине. А ведь немцы мнительны до невозможности. В призраки верят...

- Ты лучше советуй теще блины к победе готовить, а к Гитлеру с советами не суйся. Он неисправимый!

После выступления Паулюса и шуток в адрес 6-й немецкой армии Гребенников на время призадумался: в каком-то новом свете предстала перед его взором местность - и Днестр, и где-то там, у моря, Измаил, и вот эти насыпные курганы, под которыми покоятся погибшие ратники, и уж совсем вдалеке, по ту сторону границы ждут освобождения румынские Фокшаны. Воскрешая прошлое в памяти, Иван Мартынович дивился исторической избранности этой земли. Оказывается, тут не раз скрещивалось русское оружие с иноземным: под Полтавой - это тоже недалеко отсюда - войска Петра Первого били шведов, чудо-богатыри Суворова штурмовали крепость Измаил, и тот же Суворов, с которым был и Кутузов, водил русские войска по здешним полям войны в 1787 - 1791 годах и громил турок в районе Фокшанских ворот, а столетием позже русские ратники вновь пожаловали сюда, чтобы помочь освободиться румынам и болгарам от турецкого владычества. Тогда-то, 9 мая 1877 года, румынский парламент провозгласил независимость своей страны, и с того дня город Бухарест, ставший столицей независимого государства, гордился тем, что открыл ворота русским освободителям с Востока... И уж в начале нашего столетия, в первую мировую войну, в 1916 году именно через Фокшанские ворота проходили русские полки, чтобы схлестнуться с вторгшимися в Румынию кайзеровскими войсками...

Обо всем этом говорил солдатам, припоминая историю, Иван Мартынович и закончил просто, как разумеющееся и обыденное:

- Уроки истории таковы, что народы не хотят меж собой раздора и стремятся к сближению, как бы ни противились этому гитлеры и антонески.

Нефед Горюнов хлопнул о землю пилоткой:

- А я-то думал, почему румыны дали такую слабину на Дону. Позволили на своем участке без отчаянного упорства прорвать ихние позиции и охотно шли в плен...

- Может быть, - проговорил Гребенников и, улучив момент, отозвал за изгиб траншеи Кострова, наказал ему поосторожнее вести себя, не соваться в самое пекло с одной-то рукою.

- Как все, так и я...

- Ну-ну, побереги себя... Хотя бы ради Верочки... На свадьбу пригласишь?

- Какая на войне свадьба!

- Будет время и для цветов, и для свадеб.

- Ну, раз так, буду просить вас посаженым отцом стать, - смущенно проговорил Костров.

Они попрощались, и Гребенников, пригибаясь, пошел дальше по траншее.

В ночь на 20 августа похолодало. Все дни стоявшая несусветная жара спала. Под утро легла на сады Молдавии обильная роса, и по низинам стлался туман. Этой ночью объявили приказ о переходе войск в наступление, и каждый - от солдата до генерала - в волнении ждал этого часа. Погожую тишь рассвета взорвал гром батарей, слившийся в один тысячеголосый рев.

Часа два стонала земля, и был этот рев надсадно-неподвижен, стоек и железно грохотлив.

Молот бил по наковальне войны.

Испепеляющей громадой сваливался огонь и металл на неприятельские позиции, и, когда молот войны, будто устав долбить по одному месту, издав тяжкий вздох, перенесся в глубинную даль, стрелковые роты, полки, дивизии пошли в наступление.

Опережая пехотный шаг, лавиной двинулись танки - скорости нужен простор, и, найдя его, танки хлынули через проходы в минных полях, меж пехотных цепей.

Встревожился внезапно грянувшим ударом немецкий генерал Фриснер, который не в меру проявил прыть, взяв на себя бремя главнокомандующего группой армий "Южная Украина". Штаб группы и сам командующий надрывались во все телефоны: "Держаться!.. Стоять!"

Но как держаться и где стоять - этого не могли подсказать ни командующий Фриснер, ни его штаб, ни сам фюрер, переехавший в Берлин и зарывшийся там в бункере.

Сражение закипало. Валом катились советские танки.

Уже в первые часы прорваны были немецкие укрепления, и затрещал, разваливаясь, немецкий фронт. "Стоять! Держаться!" - грозно приказывали из берлинского бункера штабу Фриснера, и те в ответ слали обещания, а в душе начинали клясть самого фюрера.

Советские радиоперехватчики, ловившие в эфире немецкую речь, то и дело записывали:

"Нас бомбит советская авиация, мы оглохли..."

"Бушует ураган русской артиллерии, лопаются перепонки в ушах..."

"Давят русские танки, ждем подкреплений..."

"Ничего не вижу вокруг! Подскажите, что делать?"

"Оборона прорвана..."

"Попытки остановить русских прекращены..."

"Солдаты разбежались, офицеры не подчиняются..."

"Кажется, это конец..."

Пытающихся сопротивляться продолжали давить настильной бронею, и было жутко смотреть, как гусеницы и даже корпуса танков делались мокрыми от вражьей крови.

Щадили только сдававшихся. Их осторожно объезжали, а когда пленные собирались в ближних тылах, давали им воды и обеды из общего воинского котла.

Первые же два дня сражения заставили немецко-фашистское командование осознать реальную угрозу, нависшую над группой армий "Южная Украина". Позднее попавший в наши руки журнал боевых действий этой группы фиксировал, что в течение 21 августа шли оживленные переговоры между штабами армий, штабом группы армий и генеральным штабом сухопутных войск о возможности отхода армейской группы Думитреску на позицию "Фердинанд", оборудованную за рекой Прут, и даже об отводе всего фронта на линию Дунай - Серет - Карпаты. В июле назначенный начальником генерального штаба генерал-полковник Гейнц Гудериан, битый еще под Москвой, теперь медлил отводить войска, проявляя воловье упрямство. Между тем положение к вечеру 21 августа стало настолько острым, что командующий группой армий "Южная Украина" Фриснер своей властью отдал распоряжение об отходе за Прут...