Гонки с дьяволом - Владимир Кузьменко

Теперь, в соответствии с нашим Основным Законом, законодательная власть принадлежала Народному Собранию. Каждая тысяча взрослых посылала туда одного представителя. Из двухсот кандидатов было выбрано 48 членов. Исполнительная власть принадлежала Президенту. Президент выбирался на пять лет, и сам уже формировал правительство. Он являлся и главнокомандующим вооруженными силами. Был выбран суд из пяти человек, который должен, кроме того, следить за тем, чтобы ни один из вновь принимающихся законов не противоречил Конституции. Было избрано пять Трибунов. Они избирались пожизненно. Им принадлежало право назначать референдум. Высшая государственная власть принадлежала референдуму. Только на нем могли сместить Трибуна. Но в этом случае референдум назначался Президентом или Народным Собранием. Но и Трибун мог поставить вопрос на референдуме о смещении Президента. Одновременно было установлено, что число должностных лиц, то есть занимающихся только управлением и не участвующих в производительном труде или труде, приравненном к нему (учителя, ученые и т.п.), не должно превышать полпроцента от числа взрослого населения общины. Особая статья устанавливала право народа на вооруженное восстание, если правительство решится пойти на отмену Конституции или ее изменение без согласия парода.

В случае военного положения вся власть сосредоточивалась в руках Президента. Однако после окончания военных действий назначалось судебное разбирательство действий Президента во время его неограниченной власти. Суд мог оправдать его действия, но мог и признать его виновным. Тогда он подлежал наказанию в соответствии с предъявленными ему обвинениями.

Женщина уравнивалась во всех правах с мужчиной. Однако жена не могла свидетельствовать против мужа, а муж против жены, равно как дети против родителей, а родители против детей. Признание вины обвиняемым не принималось судом во внимание. Адвокат допускался к следствию с момента задержания. Допрос обвиняемого мог вестись только в присутствии адвоката. Функции прокурора передавались пока Трибунам. Только с их согласия и санкции мог быть произведен арест. Все эти законы действовали, конечно, только в мирное время. На время войны их действие приостанавливалось, и всю полноту власти, как уже говорилось, брал на себя Президент.

Устанавливалась также независимость и автономия Высшей школы от государства. Первым ректором нашего университета был избран Виктор. Ректор избирался сроком на три года в том случае, если за него проголосовали две трети Ученого Совета, слушателей университета и младших преподавателей. Университет сам решал, какие ему открывать кафедры, какие дисциплины преподавать. Государство не вмешивалось. Но государство назначало выпускную комиссию и принимало от университета специалистов, определяя качество их подготовки. В зависимости от этого университет получал содержание. Мы рассчитывали, что к 2000 году в университете на всех факультетах будет учиться не менее сорока слушателей.

Особое внимание было уделено начальному и среднему образованию. Мы решили пока ограничиться всеобщим четырехлетним образованием. В течение пяти-шести лет мы на большее не могли рассчитывать. В начальную школу зачислялись дети семи лет. Мы строили программу обучения, учитывая их психологию и особенно яркое воображение, значительно превосходящее воображение взрослых. В первом классе учеба напоминала игры, поощряя развитие фантазии у детишек. Им читали сказки, предлагали самим сочинять что-нибудь подобное и рассказывать своим товарищам. Шутя и играя, они учились читать, писать и считать. Оценки не ставились. Любая выполненная работа или задание заслуживали похвалы. Если ребенок не справлялся с заданием, его не ругали, а давали задание полегче. Постепенно он втягивался в общий ритм. Во втором классе осторожно и постепенно в обучение вводились элементы логики. Учителям вменялось тщательно следить — к какой области знаний проявляет интерес ребенок и — способствовать развитию его интереса. Не было особой беды в том, что по другим предметам ребенок отставал.

Четвертый класс дети кончали со знанием арифметики, природоведения, географии, истории и Конституции. Четкие знания последней были обязательным условием. Наиболее способные продолжали учиться в школе второй ступени. Ее классы формировались по наклонностям учеников, и в соответствии с этим создавалась программа обучения. У нас были классы технического и гуманитарного направлений. В школе второй ступени основной упор делался на воспитание логики мышления. Программа составлялась так, что окончивший школу имел уже достаточно знаний для той или иной практической деятельности.

Наиболее способные поступали потом, в двухгодичный колледж, который профилировался в соответствии с факультетами университета.

Со временем такая организация дала свои плоды. Но вначале были трудности, и главная из них — недостаток в интеллигенции. Однако у нас были книги.

Исподволь, незаметно мы насаждали такой моральный климат, при котором чтение книг стало самым почетным занятием. Мы создали довольно мощный радиоузел и провели от него линии ко всем поселениям, даже установили громкоговорители на полях, где днем работало почти все население. Помимо оперативных сообщений, диктор читал какое-нибудь художественное или научно-популярное произведение. Почти целый месяц читалась «История государства Российского» Карамзина. Затем Карамзина сменил Шекспир, за Шекспиром последовал Гоголь, за Гоголем — Пушкин… Идея эта принадлежала Виктору. Так или иначе, но мы, кажется, хотя и медленно, но продвигались к цели.

Как-то лет через пять после описанных событий я зашел в четвертый класс третьей начальной школы в Згорянах. Мы туда приехали по делам с Алексеем. Шел урок истории.

— Дети, — спросил я, — кто из русских князей нанес первое поражение татарам?

— Дмитрий Донской и воевода Волынский! — хором ответил мне класс.

— Хорошо! А кого из писателей вы больше всего любите?

Поднялся шум. Кто кричал: «Джека Лондона!», кто называл Пушкина, кто Гоголя, а кто и Дюма. Дети читали, и это было главным.

Я обратился к одному из ребят:

— Скажи, что, на твой взгляд, главное в человеке?

Десятилетний мальчуган подумал и серьезно ответил:

— Разум, свобода, достоинство и жизнь.

— Почему ты на первое место поставил разум? — спросил я.

— А как же? — ответил он. — Разум — это главное, без него не будет остального.

— Ну, а жизнь ты ставишь на последнее место. Почему?

— Потому, что без разума, свободы и достоинства жизнь не имеет полной ценности, следовательно, зависит от первых трех, — серьезно ответил мальчик.

— Все так думают?

В классе поднялся шум. Дети начали спорить и на меня уже не обращали внимания. Я вышел.

Каждый из этих мальчишек и девчонок имел свое мнение и не боялся его отстаивать. И, пожалуй, самое главное было то, что мое присутствие их не стесняло. — Они были именно такими, какими я хотел их видеть.

Глава XXXVII

ПУТЧ

Я открыл глаза и тотчас их зажмурил, ослепленный ярким светом фонаря. В висок мне уперся какой-то холодный металлический предмет.

— Спокойно, не шумите, — проговорил тихо, но решительно мужской голос.

Я снова открыл глаза. Луч фонаря отвели в сторону, и я увидел в комнате людей в офицерской форме. Двое стояли у постели. Один из них направил на меня пистолет.

— Тихо встаньте и оденьтесь! — приказал второй, в котором я узнал Покровского.

— Военный переворот? — стараясь быть спокойным, насмешливо спросил я.

— Вы догадливы, — ответил Покровский. — Надеюсь, мы будем удачливее. Думаю, вам не нужно разъяснять сложившуюся ситуацию. Полагаю, что вы проявите благоразумие и избавите нас от необходимости принимать жесткие меры.

Один из офицеров подал мне одежду.

— Старайтесь не шуметь, — попросил Покровский, — нам бы не хотелось тревожить сон вашей семьи.

Меня тихо вывели из дома и повели к зданию главного корпуса стационара. Во дворе бесшумно сновали люди. Однако вскоре послышались крики. Это ворвавшиеся в стационар офицеры арестовали ребят. Входя в подъезд корпуса, я услышал выстрелы, доносившиеся со стороны стоявшего на отшибе домика, где жил Алексей. Прозвучали две-три автоматные очереди, взревели двигатели танков. Уже спускаясь в подвал, я по шуму определил, что танки последовали к Грибовичам.

«Удалось ли Алексею уйти?» — этот вопрос занимал меня больше всего. Кроме меня, его и Паскевича, в стационаре из главных моих помощников никого не было, Кандыба жил в Грибовичах, Юрий был в отъезде.

Итак, военный переворот. «Интересно, — подумал я, — примкнул ли к нему Голубев? Вряд ли. Покровскому известна его роль в разложении и ликвидации „Армии Возрождения“.

Голубев жил в Озерске. Возможно, что его арестовали еще раньше. Меня закрыли в той самой камере, где когда-то мы держали пленного мальчишку из банды Бронислава. Здесь было маленькое закрытое решеткой окошко, выходящее во двор. Постепенно рассвело. Со стороны Грибовичей послышались выстрелы. Ухнула пушка танка, потом еще и еще.