Скрытый Тибет. История независимости и оккупации - Сергей Кузьмин

Возвращение монахов в мир понималось как реализация свободы вероисповедания. Предполагалось, что подавляющее большинство монахов стали таковыми против своей воли.{1111} Монахов заставляли это повторять иностранцам и добавлять, что они добровольно уходят из монастырей в крестьяне, а люди «чаще обращаются за помощью в партийные и государственные организации, чем к богу. Но от этого они только выигрывают».{1112} Это повторяют и современные левые: «Монахи, которых детьми приписали к религиозным орденам, теперь были свободны отказаться от монашеской жизни, что тысячи и сделали, особенно молодые. Оставшееся духовенство жило на умеренные правительственные стипендии и дополнительный доход с молитв, свадеб и похорон».{1113} А в действительности десятки тысяч изгнанных монахов не могли найти работу, увеличив число бедняков и нищих.{1114}

Методы сокращения духовенства были следующие.{1115} «Когда любыми возможными способами в мирское сословие переводили монахов и монахинь, для так называемых “изучения” и “мобилизации”, в каждом монастыре их в первую очередь собирали в большом молельном зале или в большой комнате. Их тщательно контролировали, интенсивно обучали и насильно мобилизовали на то, чтобы критиковать друг друга круглыми сутками, и поднимали большую волну жесткой борьбы. К тем, кто публично демонстрировал свою религиозную веру, приклеивали всевозможные ярлыки, включая “суеверный элемент”, “не любящий революцию”, против них начинались нетерпимые и необъяснимые атаки и борьба. С другой стороны, если монахов спрашивали, хотят ли они вернуться к мирской жизни, а они отвечали, что хотят остаться монахами, — им говорили: “Вы так и не обучились, вы не отбросили свои суеверия”. Против них начинали энергичную борьбу, многие попадали под надзор или в заключение.

При таких обстоятельствах, даже если вы сделаны из железа, невозможно просить, чтобы вас оставили монахом. Таким образом, 60–70-летние монахи тоже просились вернуться к мирской жизни и своим семьям. Эти люди уже не могли вновь создать семью, но не могли и участвовать в производстве. Они не хотели покидать монастырь, в котором провели первую часть своей жизни. Это знали все. Тот факт, что у этих людей не было альтернативы, кроме возвращения домой, достаточен, чтобы понять серьезную проблему — они больше не могли жить в монастырях.

В некоторых монастырях рабочие бригады составляли списки монахов, принуждали возвращаться к своим семьям и мирской жизни. Была и еще большая крайность: они заходили столь далеко, что выстраивали монахов с одной стороны, монахинь и мирских женщин — с другой и заставляли выбрать себе кого-нибудь с противоположной стороны. Это, практически, невозможно понять и объяснить в контексте гражданского права выбора брачного партнера мужчинами и женщинами. Это право, которое никто не может нарушить и которое охраняется нашим законом.

В маленьких буддийских монастырях и кельях отшельников, глубоко в горах, было много благочестивых адептов, которые провели всю жизнь в практике и медитации, строго следуя своей религии. Они считают все в обычном мире ядовитым и смотрят на этот мир пессимистически. Поскольку дело революции — тоже нечто из обычного мира, очень немногие из них стали ее приветствовать и проявили энтузиазм. Это не только не удивительно, но возможно и нормально. Однако кадры сочли это основой неисправимого, упрямого и реакционного мышления. Они поместили многих из адептов этого типа под надзор или в тюрьмы. Они повели тяжелые атаки против чистых и святых последователей, которые вели себя согласно своей религии».

Под лозунгом «Мы должны избавиться от суеверий» ответственные работники составляли списки обрядов, подлежавших ликвидации. «Они постоянно поощряли действия монахов и монахинь, которые противоречат их религиозному учению, и требовали от них таких действий. Они требовали их участия в плохих вещах, когда отбрасывается хорошее, а делается плохое. Те, кто принимал в этом участие, могли достичь славного титула “прогрессивных”, или “активистов”, и получить особую заботу. Это превращало монастыри, где долгое время накапливались религиозные заслуги, в места, где вершится зло».{1116} Все это, как отмечал Панчен-лама, было грубым нарушением китайских законов и политики, которую декларировала КПК.

В марте 1960 г. китайцы провели рейд по придорожным храмам в области Ничунгри. Они выбросили все фигуры из глины и камня, свалили крыши и забрали деревянные балки.{1117} Все глиняные изображения разломали на куски, из которых сделали кирпичи для постройки туалетов. Полностью разрушили большой храм Гьяпун Танг в Лхасе, глиняные скульптуры сломали, обломки рассыпали по окрестным дорогам. В 1960 г. была уничтожена самая большая ступа в Тибете (высотой около 37 м) — Великая ступа Тысячи изображений Будды Майтреи (Джампалинг Кумбум) в девять уровней, в нижней части долины Дрананг, построенная в 1401–1472 гг. На каждом ее этаже были храмы. В храме 1-го этажа находилось огромное изображение Майтреи. В монастыре Джампалинг поломали все здания.

Однако важнее было заставить сам народ ломать свои святыни. Частью зомбированные, частью запуганные, бывшие «крепостные» собирались перед воротами монастырей на митинги, затем входили и приступали к разрушению. Подходящие стройматериалы разбирали на строительство зданий и дорог.{1118} Часть деревянных деталей растаскивали на дрова. Тех, кто не участвовал в разрушении, объявляли «суеверными», «переформированными» и т.п. С ними «боролись». Помимо простого разрушения, разворовывания и использования на утильсырье, коммунисты и зомбированные ими люди превращали святыни в объект издевательств. Китайцы откалывали головы от статуй Будды и заставляли арестованных тибетцев носить их в качестве бадей на спине, подложив под них тханки.{1119} Большие тханки, висевшие на стенах в обрамлении из ткани, резали на части и распределяли среди бедняков (которые в большинстве продолжали их считать священными).{1120} Толстую бумагу из священных книг китайцы использовали на стельки. Деревянные доски с гравировкой, использовавшиеся как переплеты для ксилографов, пускали на стулья и половицы. Религиозные одежды раздали «культурным труппам».

Панчен-лама писал:{1121} «Для искоренения буддийских статуй, буддийских писаний и буддийских ступ некоторые наши ханьские кадры разработали план, сделав исключение для очень небольшого числа монастырей, включая четыре великих монастыря, которые находились под охраной. Для других монастырей Тибета — в небольших деревнях, маленьких городах и городах в обширных земледельческих и скотоводческих областях — они мобилизовали наши тибетские кадры и некоторых людей из активистов, не понимавших смысла исполнения этого плана. Они узурпировали имя масс и, “надев маску на лицо” масс, пустили великий поток волн для уничтожения статуй Будды, буддийских писаний и ступ. Они сожгли несметное число статуй Будды, буддийских писаний и ступ, бросали их в воду, на землю, ломали и расплавляли их. Они безрассудно провели дикое и стремительное разрушение монастырей, буддийских часовен, стен с “мани” и ступ, украли много украшений со статуй Будды и драгоценных вещей из буддийских ступ.

Поскольку правительственные закупочные органы не старались проводить различий, закупая цветные металлы, они закупили много статуй Будды, ступ и сосудов для подношений, сделанных из цветных металлов, и выказали стремление поощрять разрушение этих вещей. В результате некоторые деревни и монастыри выглядели не как результат обдуманных действий человека, а скорее как случайно разрушенные бомбардировкой во время войны, на что невыносимо смотреть. Далее, они без разбора атаковали религию, используя тексты “Трипитаки” как материал для удобрений, особенно же использовали изображения Будды и буддийские сутры для изготовления обуви. Это было совершенно бессмысленно. Поскольку они делали много такого, что вряд ли стал бы делать даже лунатик, люди всех слоев были крайне смущены, шокированы и пришли в уныние. Они кричали со слезами на глазах: “Наша местность превращена в темную местность” и т.п. Трудно представить и описать тибетские буддийские статуи, писания и ступы, разрушенные таким образом, но некоторые люди до сих пор говорят, что “широкие массы рабочего народа стали сознательными, поэтому они были уничтожены”. Это полнейший нонсенс, который происходит от полного непонимания современного положения в Тибете».

Уничтожение религиозных построек проводилось по следующей схеме.{1122} Специальные команды китайских минералогов посещали их, чтобы определить и изъять все драгоценные камни. Потом являлись металлурги с той же целью, после чего все ценное вывозилось на армейских грузовиках. Стены взрывали, все деревянные балки и опоры увозили. Глиняные скульптуры разрушали в надежде найти в них драгоценные камни. Оставшиеся куски дерева и камней убирали. Сотни тонн ценных религиозных статуй, тханка, изделий из металла и других сокровищ были вывезены из Тибета. Есть ряд сообщений о конвоях грузовиков, увозивших в Китай металлические предметы из монастырей Тибета.{1123} Вначале грузовики везли небольшие статуи из золота и серебра, позже — крупные статуи, которые были распилены и предназначались на переплавку. Это разграбление продолжалось и в период Культурной революции до 1970-х гг. и называлось «перераспределением богатства в период демократической реформы». Мао Цзэдуна надлежало считать «живым Буддой», а его идеи — новой религией.