Во имя Зоны - Лев Жаков

На фоне светлой стены ангара на миг показался шлем Кузнецова и сразу исчез — монолитовец был готов к атаке, только ждал сигнала.

Военстал двинулся вдоль задней стены дома, Цыган разглядел его широкоскулое лицо. Вот часовой дошел до угла и начал поворачивать.

Долг привстал и резко, с коротким замахом, послал нож в спину протасовцу. Лезвие вошло под левую лопатку, возле перетягивающего спину ремня автомата, по самую рукоять. Часовой дернулся всем телом, Цыган услышал короткое «хэк» — и военстал, несколько секунд простояв на ногах, стал заваливаться набок.

Цыган был уже рядом, ужом преодолел несколько разделяющих их метров, встал на одно колено и, подхватив падающее тело, аккуратно уложил его на протоптанную в траве дорожку. Ворота склада отсюда не просматривались, их скрывал угол дома, так что второй часовой не мог видеть то, что здесь произошло. Взяв на изготовку «винторез», Цыган осторожно двинулся на корточках вдоль боковой стены, обращенной к берегу, между стеной и кустами смородины — остатками деревенского садика.

Долг подполз к мертвому военсталу, чтобы видеть и Цыгана, и Кузнецова, а главное, чтобы они видели его. Цыган, добравшись до угла, оглянулся. Долг махнул кулаком: «Огонь!»

Цыган выглянул и тут же убрался, запомнив, в какой позе стоит часовой на крыльце и где находится его голова. Поднял «винторез» к плечу, прижался к прицелу и быстро вышел из-за угла, нажимая на спусковой крючок.

Пуля вошла между глаз, плеснула кровяная жижа, голова ударилась о поддерживающий навес столб, и военстал мешком осел на крыльцо.

Подбежав к нему, Цыган снял «скар», передал подошедшему сзади Долгу. И заметил, как впереди Кузнецов уложил часового у склада.

Наемник не стал медлить — махнул монолитовцу, чтобы двигался дальше, схватил подбежавшего, трясущегося, как в лихорадке, Ботаника, и побежал к высящемуся впереди железному контейнеру лаборатории.

Цыган, Ботаник и Кузнецов остановились за модулем, вжавшись спинами в холодную металлическую стену; их закрывала отбрасываемая контейнером тень. Земляная дорожка уходила в темноту; Цыган знал, что она упирается в поле аномалий, но сейчас их не было видно, лишь иногда где-то там что-то мерцало или вспыхивало и тут же гасло.

Цыган повернул голову вправо и понял, что его трясет. Воспоминания ударили в голову, он вспомнил, как генерал ломал его и морил голодом, вспомнил проведенные в клетке дни и кошмарные ночи… И теперь Протасов рядом, скоро исполнится месть. Крупная дрожь пробрала тело с головы до ног, яростная радость. «Конец тебе и твоим злодеяниям», — злорадно подумал Цыган.

Двери лаборатории выходили к реке. Цыган высунулся за угол контейнера и разглядел освещенное луной крыльцо караулки за невысокими кустами — оно тоже смотрело на берег. Часового видно не было, но Цыган знал, что он там есть. Должен быть. И еще один караульный у входа в модуль. Этих двоих им с Кузнецовым никак не убрать — заметят с вышки, к тому же могут услышать из караулки. Да и кто-нибудь из часовых увидит, как подбираются к другому, и поднимет тревогу. Цыган повернулся к монолитовцу, ткнул указательным пальцем себе за спину и на штаб и отрицательно покачал головой. Тот кивнул.

Сигналам жестами Долг обучил их еще на «Ростке», и сейчас они очень пригодились, потому что в нескольких метрах от сталкеров находились бодрствующие враги и нельзя было выдать себя ни звуком. Цыган показал на себя, на монолитовца, затем на дом, где, по словам Ботаника, ночевал генерал. Темная изба стояла сразу за штабом, метрах в четырех за ним, два дома разделяла заросшая бурьяном полоса, порядком вытоптанная со стороны палаток. Цыган поймал взгляд лаборанта и покрутил пальцем над головой, приказывая ему оставаться на месте.

Кузнецов показал «ОК». Ботаник округлил глаза, уголки губ поползли вниз, он бешено замотал головой, открыл рот, чтобы что-то сказать, но Цыган прижал палец к губам, а затем показал кулак. Лаборант судорожно задергал руками, вспоминая знаки, не вспомнил или не нашел подходящих и просто умоляюще сложил ладони. Впервые с начала похода Рамир пожалел, что они взяли парня с собой. До этого Ботаник просто шел с ними, не помогая, но и не мешая. Теперь же он представлял серьезную угрозу. Один неверный шаг — и их обнаружат. А ведь они подошли к самой важной части операции…

Суматошно жестикулируя, Ботаник дал понять, что будет тих, как майская ночь. Цыган посмотрел на Кузнецова, но монолитовец только слабо пожал плечами. Цыган засомневался. С одной стороны, Вова — всего лишь научник, психолог-ботаник, и велик риск, что он выдаст их неосторожным или неловким движением. С другой, у Ботаника не будет другой возможности увидеть Протасова мертвым. Цыган помнил, как лаборант мучился бессонницей, как вскрикивал во сне, просыпался весь в поту. И понимал, что Вова просто сойдет с ума, если не завершит этот — как он говорил? — гештальт, да.

Цыган решился, сложил кольцом большой и указательный пальцы, затем прижал палец к губам и показал Ботанику кулак. Лаборант так добросовестно закивал, что Цыган на миг испугался, как бы у него голова не отвалилась.

Медлить больше было нельзя. Сержант говорил, что обычно караул меняется в шесть, оставался всего час, за который надо сделать дело и успеть уйти. Цыган рассчитывал, что к концу смены уставшие часовые потеряют бдительность, внимание притупится и шансы сталкеров проскочить незамеченными повысятся.

Вдруг Цыган понял, что нарочно медлит. Он боялся. Впереди последний рывок — но по самому опасному участку. Пока они стоят здесь, в тени большой металлической коробки, есть надежда, что все получится. Как только они тронутся с места — от надежды ничего не останется, все случится так, как случится, и ничто уже нельзя гарантировать.

Осознав это, Рамир сунул руку под куртку, нащупал крестик и крепко сжал в кулаке. Но доставать не стал, отпустил и махнул ладонью — «вперед».

Он пошел первый, низко пригнувшись и придерживая висящий на груди «скар». На секунду его тень протянулась по земле — но тут он сел под кустами, и тень исчезла. Цыган перевел дыхание, вытер пот и стал на корточках пробираться сквозь заросли, стараясь делать это максимально тихо. Было слышно играющее в караулке радио, через окно видны были в освещенной комнате шкаф и чья-то склоненная голова.

Невольно задержав дыхание, следующим броском Цыган преодолел пространство между кустами и караулкой, выпрямился в тени дома, прижался спиной к бревенчатой стене. Бегло осмотрелся. Перед ним, метрах в десяти, начинались ряды высоких армейских палаток на шесть человек, они тянулись от остатков какой-то деревянной ограды почти до поля аномалий. В «казармах» было тихо — там спали.

Тыльная стена караулки, у которой стоял Цыган, была глухая, но в боковых имелись окна, оттуда донесся звук отодвигаемого стула, кто-то прошел по комнате, прозвучал низкий голос — Цыган не разобрал слов, — и снова стало тихо. Потом послышалось слабое то ли гудение, то ли рычание. Поставили чайник, догадался Рамир. Отлично, просто подарок судьбы! Закипающая вода заглушит выстрел; иначе, каким бы бесшумным ни был «винторез», с расстояния в четыре-пять метров хлопок вполне могут засечь.

Цыган махнул — «сюда!» — и не увидел Кузнецова и Ботаника. Сердце споткнулось, пропустило удар. Но тут от стены отлипла черная фигура, и Цыган облегченно вздохнул — просто они слились с тенью.

Сколько будет закипать чайник? Минуту, две? Сердце забилось быстрее, лежащие на «винторезе» ладони заныли. Не дай бог осечка!

Кузнецов был уже рядом. Ботаник, переваливаясь, как жирная гусыня, на корточках ковылял от кустов к караулке. Сжимая «винторез» ранеными руками, Цыган подобрался к углу, выглянул. Как он и ожидал, никого. Не торопясь, без спешки, крадучись и в то же время быстро, он пересек темное пространство между двумя домами.

Изба генерала была темной и тихой. Цыган присел под окном, обращенным к палаточному лагерю, к нему присоединились Кузнецов и Ботаник. Лаборант скрючился, как всегда обхватив себя руками, его била крупная дрожь, зубы стучали так, что Цыгану казалось — он слышит отчаянную дробь. И такую же дробь выбивало его собственное сердце, колотилось суматошно, оглушительно и неровно — то вскачь, то ползком. Хотелось прижать ладони к груди, чтобы никто не услышал.

Шумно и тоскливо вздохнул за углом часовой на крыльце генеральского дома. Кто-то из бодрствующей смены встал и начал ходить в караулке. Голоса, смех, нарастающий гул и бульканье воды в чайнике на плитке… Если электрическая, то закипать будет дольше… Окно было открыто нараспашку. Подарок судьбы или ловушка?

Протасов помешан на здоровом образе жизни, вспомнил Цыган рассказы Ботаника. Ест мясо и зелень, каждое утро зарядка и обливание холодной водой… Значит, окно открыто всегда, это нормально.