Рожденный героем - Майкл Стэкпол

Но каковы были эти картины! Проходя первым коридором, я видел тысячи лиц, искаженных ужасом. В сердце камня скрывались сцены пыток и кошмаров, каких я не мог и вообразить. И что ужаснее всего, я чувствовал, что эти сцены – не плод больной фантазии их создателя, а верное отражение происшедшего в действительности.

У первого же перекрестка я в растерянности остановился. Не имея понятия, где и как искать Фальчара, я решил никуда не сворачивать и двинулся дальше по первому коридору. Чувство облегчения тут же подсказало мне, что я ошибся. Мурашки, бегущие по телу, должны были указать правильный путь. Я повернул и решительно зашагал в глубину замка, не слушая голоса в глубине черепа, обзывавшего меня безумцем.

Я тряхнул головой. "Если бы совершать подвиги было легко, их не поручали бы героям".

Огромный вестибюль, в который я вышел, не имел себе равного в императорском дворце. Огромные арки вздымались на такую высоту, что сверкавшие в них кристаллы казались звездами. До его дальнего конца надо было идти целый день, а боковые стены теснили входящего. Между ними можно было пройти, раскинув руки, а между тем мне казалось, что они смыкаются, готовые раздавить меня.

Я шагал вперед – на каждом шагу подавляя желание с воплем броситься бежать – и размышлял о том, что этот замок мог бы служить достойным памятником Фальчару. От иных трофеев, представленных здесь, стошнило бы и стервятника. Например, одна статуя представляла собой обнаженную девушку альвийку, беззаботно бегущую по лужайке. Художник, сумевший уловить радость жизни, сиявшую в ее глазах, на мой взгляд, не знал себе равных. Статуя воплощала девическую невинность, и, глядя на нее, я чувствовал то же волнение в сердце, которое ощутил, узнав, что Мария ушла с внуком Ноба.

Это было бы само совершенство, если бы не выбранный художником материал. Он исполнил свой шедевр в мясе – что оставалось скрытым от зрителя, пока он не подходил достаточно близко, чтобы спугнуть мух, облепивших статую. Зато острая кислая вонь гниющего мяса явно ощущалась повсюду.

Огромные рельефные изображения людей, стоящие между колоннами, вырезаны из полупрозрачных глыб молочного оттенка. Сперва мне подумалось, что это опал, передразнивающий Ограждающую Стену. Эта мысль возникла потому, что из-под каменной скорлупы просачивались живые цвета кожи, волос и одежды. Статуи протягивали руки наружу в безмолвной мольбе о свободе. Одна из них словно застыла в прыжке, и я готов поклясться, что, пока проходил мимо, она изменила положение.

Я понимал, что не должен отвлекаться, если хочу двигаться вперед, и сосредоточился на темневшей впереди двери. Ближе к ней идти становилось все труднее, будто я попал в буран и прорывался сквозь глубокие сугробы навстречу ветру. Я уже слишком далеко зашел, чтобы поворачивать обратно, и, стиснув зубы, шагал дальше. На мгновение ужас отступил, я даже успел обрадоваться, оценив пройденный путь. Но вдруг зло ударило меня с ошеломляющей силой. Не думаю, чтобы раньше оно было слабее, но после мгновения счастья оно едва не раздавило меня.

Я протянул руку и коснулся прозрачной стены. Ее твердая прохлада поддержала меня, и я распрямился. "Я слишком далеко зашел, чтобы теперь сбежать". Я позволил гневу захлестнуть меня, поправил нагрудник и приготовился обнажить меч.

Я вступил в святая святых Фальчара.

Тонкая патина пыли покрывала все в смутно освещенной комнате. Двойной ряд колонн поддерживал идущую по кругу галерею. Вдоль всех стен и над галереей тянулись полки с неисчислимым количеством книг. Одни были целиком заняты аккуратными рядами томов в одинаковых переплетах. На других старинные фолианты устало опирались друг на друга. Книги, не влезавшие на полку стоймя, лежали под кучами маленьких томиков, так что полка прогибалась под их тяжестью.

Между колоннами стояли столики, на которых разместились все мелочи, какие ожидаешь увидеть в библиотеке богатого дома Империи. Слева я заметил шахматную доску с незаконченной партией. Игра была почти доиграна. Рядом стояли хрустальные кубки и графины, но вино, когда-то наполнявшее их, испарилось, оставив на стенках бурый налет. Справа на подносе под слоем плесени угадывался круг сыра и ломти хлеба. На блюде, которое могло оказаться серебряным, дай себе кто-нибудь труд его почистить, валялись сморщенные рассыпавшиеся виноградины. На соседнем столе лежали открытая книга, наполовину исписанный лист и гусиное перо.

Все эти подробности запечатлелись в памяти невольно, между тем как мое внимание притягивала главная деталь, расположенная прямо под куполом потолка. Массивный хрустальный шар безупречной полировки висел над полом, поддерживаемый невидимой силой. Его окружало золотое кольцо, покоящееся на колонках высотой в четыре фута. Колонки вцеплялись в пол драконьими лапами, а на самом диске свивались в бешеном танце символы аркана.

В хрустальном шаре сменялись сцены жизни Хаоса. Над землей проносились радужные циклоны, оставляя за собой разрушение и перемены в самом облике страны. Бурлило и горело большое черное озеро, и по нему невозмутимо плыл каменный корабль. Странные создания, о каких я никогда даже не слышал, крались сквозь джунгли, а где-то в другом месте сражались среди бушующей грозы два племени ха'демонов.

Опираясь на золотой диск, неотрывно смотрел в шар Фальчар. Мне видны были его ссутуленные плечи и макушка. Длинные рукава скрывали кисти рук, но ткань их подергивалась, выдавая его увлеченность возникавшими видениями. Так вот почему он не обращает на меня внимания, и вот почему мне вообще удалось так далеко зайти.

Заложив руки за спину, сжав пальцы, самым звучным голосом, на какой только был способен, я нарушил молчание:

– Я – Лахлан, сын Кардье. Я явился с поручением от его императорского величества, Тетиса Пятого. Он возложил на меня…

Фальчар поднял глаза, его темный пустой взгляд вскрыл мой мозг. Страх мгновенно сменился небывалой болью, словно меня разорвали на миллион миллионов кусков и каждый кусок пожирал адский огонь. Потом какая-то сила слепила их вместе. Я почувствовал, что падаю, и тут же приземлился в странно мягкий, податливый камень.

Я оказался в комнатушке, сплошь состоящей из того молочного камня, который я видел в вестибюле. Камень подавался под рукой, словно утекая от пальцев, как слизняк. Он не был полностью живым, но его тепло и податливость неприятно напоминали живую плоть.

Постепенно до меня дошло, что я пойман в одну из глыб, виденных мною в вестибюле. Разминая плечи и морщась от боли, я подумал: "Если перенос всегда так мучителен, неудивительно, что Фальчар был столь нелюбезен на балу".

Посмеявшись собственной шутке, я без особого удовольствия услышал эхо своего голоса, глухо отдававшееся от стен камеры. Сквозь переднюю стену ясно различался огромный зал вестибюля. С трудом поднявшись на ноги и кое-как удержавшись на колеблющемся полу, я шагнул вперед и протянул правую руку. Невидимая стена так же податливо сопротивлялась, как пол и боковые стены.