Светоч - Лариса Шубникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не слыхала Влада о чем спорили на вече, не смотрела на Глеба и Нежату, что стояли друг супротив друга, упирались яростными взглядами, сжимали кулаки. Видела лишь горестное лицо Исаака и печально изломленные его брови; черноокий едва ступил на стогну, а уж сразу и сказал – быть смерти. Указал тонким перстом на Глеба и Нежату, упредил, что одному из них не жить.
Тогда-то и окатило Владу морозной жутью. Знала, что быть смерти, но вот чьей? Посечет Глеб князя, так видение сбудется: сгорит Новоград, люди погибнут, истает жизнь на берегах Волхова. Глеба убьют – значит и ей, ведунье, конец придет. Не снесет смерти любого, не выживет, сгинет во тьме и холоде.
– Любо!!! Воля богов!! – Крики истошные летели со всех сторон, пугали ведуничку.
Слез не сдержала, прислонилась горячим лбом к спине Божетеха, взывала к богиням. Поминала и Ладу, и Ягиню, просила милости.
– Влада, скрепись, – шептал Божетех. – Рыдать не смей, инако опять дождь посыплет. Стогна в глину перекинется, оскользнется кто, вот и… – примолк.
– Дяденька, миленький, что ж делать? – Влада глотала слезы горькие.
На стогне тихо стало. Глеб со щитом и мечом, против него Нежата оружный. Шаг, еще шаг и встречаются клинки, высекают искры по славу Перуну и Велесу, и все на радость Моране, что ждет своей награды – живи людской!
Не вынесла Влада, упала на колена и взмолилась:
– Меня, меня заберите, их оставьте! Гнев усмирите! Обиду отведите!
Звон пошел тихий, взвился, вырос до небес и рухнул оземь, оглушил ведуничку. А с ним и тишина пала звенящая, окаменело все. С испугом озиралась Влада, видела чудное и страшное. Птаха замерла на лету, повисла в небе, раскрыв крыла. Мужичок посадный кинул шапку вверх и остолбенел: руки протянуты, а шапка не падает. Девчонка в короткой рубашонке на руках у матери открыла рот зарыдать, да так и осталась – глазки слезливые, бровки изогнуты.
Окостенело и вече, и Глеб с Нежатой. Застыли щиты вскинутые, мечи скрещенные, и крик воинский не полетел над стогной. Влада подняла лицо к небу и вовсе обомлела! Облака остановились, будто прилипли к высокой сини, солнце светило, но не обжигало. А ветерок сухой и душистый гулял привольно среди затихшего града.
Влада качнулась и пошла с приступок широкого крыльца: озиралась, хваталась за Светоч на опояске. Сторожко подошла к Глебу, не удержалась и пригладила ладошкой его щеку, отвела с глаз выбившуюся из косицы прядь. А уж потом услыхала голос:
– Ягиня, и как в голову тебе пришло близного99 сотворить?
Ведуничка обернулась и узрела саму Ладу: шла по утоптанной земле, будто плыла. Позади нее вышагивала Ягиня – очи лазоревые, очелье с каменьями самоцветными.
– А как иначе, сестрица? – Велесова жена подошла к Нежате, окинула взором статного парня. – Ты ж любовью даришь, знаешь толк. Иного она бы не полюбила, не подчинилась. Ты ж Глеба для ведуньи творила. Ай не так?
– Еще и вперед Глеба послала его к Владке, – Лада двинулась к Глебу, улыбнулась, глядя на него.
– А ты думала, промедлю? Явись Глеб раньше, ничего б и не было. А теперь и жизнь кипит, и слезы льются, и смех звенит, и боль, и отрада. Требы нам кладут многократно, сил прибывает. Чуешь ведь, так зачем пытаешь? – Ягиня улыбнулась и склонила голову к плечу.
Влада стояла обомлев: слова растеряла, думки врассыпную.
– Что смотришь, волхва? – Ягиня обратила взор на ведуничку. – Хочешь доброй волей в Навь уйти? Так не выйдет. Твое бремя – тебе и нести.
– Ягиня Премудрая, как нести? – взмолилась Влада. – Не хочу смертей, горя людям не желаю, но и без Глеба жить не смогу.
– Сможешь, – Ягиня подошла к ведунье, погладила по голове. – Оставишь в живых Нежату, так возвысишься. Женой не станешь, но властвовать будешь над ним. Выше князя взлетишь, Новоград у твоих ног ляжет. Почитать будут, на руках носить. А любовь.... Не вечная она. Прильнешь к Глебу, проживешь с ним десяток зим, а потом? Состаришься, а он молодую возьмет на лавку. Станешь жить опричь их отрады? Рушник ему подавать, утереть лицо прежде, чем он пойдет обнимать молодку?
– Не слушай речи ядовитые, – Лада обняла за плечи, приласкала. – В Яви у всякого пара есть, но не каждый сыскать может. Сходятся люди, рвутся, мечутся и ищут единственного. Глеб тебя выискал, ты ему откликнулась. Дурость молодая пройдет, не без того, но только опричь друг друга счастливы будете. Никакая молодка-красавица не заменит ему твоего огня и жара сердечного. Любовь заботой умножится, детьми окрепнет, семьей поднимется. Промеж того и разумением, и разговором, и общими помыслами. Ты жила без сердца, едва не заледенела. Отрадно было, нет ли? Раздумай, милая.
Влада тоскливо огляделась, выискивая подмоги, ответа. Тяжкий выбор: сомнения, страх и воля богинь, чьи силы беспредельны, как небо, велики, как сама Явь.
Не сдюжила ведуничка, села на землю, опустила голову. Легли в пыль стогны долгие солнечные косы, поникли плечи и погасли глаза. Заволокло тоской беспомощной.
Сквозь одурь туманную шепот раздался:
– Крепись, Владка. Волховского племени не смей ронять. Как по мне, так властвовать и неплохо вовсе.
– Подруженька, родненькая, явь-то какая, глянь. Ужель всю жизнь печалиться? Застыть, замерзнуть?
– Красавица, смертью пахнет. Уйдем, убежим, схоронимся. Не будет опричь людей, так и беды не случится.
С каждым словом сил прибывало: по капельке, по крошечке. Но даже с тем, ведунья едва держалась, чтобы не пасть на землю, не приникнуть щекой к тверди и не провалиться в долгий ледяной сон, дарующий покой.
– Внученька, родненькая, помни, во власти один, а в любви всегда двое… – легкий, чуть слышный шепот сил придал, поднял на ноги обессилевшую Владу.
Собрала весь дар, что Светоч отдал, вскинула гордо голову и обернулась к Ладе:
– Любовь не вечная. Про
