Императрица - Перл Бак

Императрица действовала быстро, следуя своей воле.

— Вызови мне паланкин, — приказала она Ли Ляньиню. — Пусть никто не издает ни звука, и прикажи носильщикам обернуть ноги тканью.

Через несколько минут она, застегнув плащ и не говоря ни слова ни обряжающей, ни фрейлинам, прошла мимо них, поднялась в паланкин и опустила занавески. Позади дворца были открыты тайные ворота, и главный евнух пошел впереди, чтобы проверять темные и безлюдные улицы. Весь день падал снег и теперь лежал, глубокий, на булыжной мостовой, приглушая каждый шаг. Так они дошли до дворца принца Чуня. Носильщики опустили паланкин, главный евнух постучал в ворота и, зажав рот вскрикнувшего привратника рукой, вошел внутрь. За ним прошла Мать императрица в развевающихся одеждах, и через многочисленные дворы они проследовали в дом. Все спали, кроме сторожа, который с благоговейным трепетом пропустил Мать императрицу.

Главный евнух разбудил принца и его супругу, те вышли с испуганными лицами, в спешке натянутых одеждах и упали перед императрицей на колени, выражая почтение.

Мать императрица сказала:

— Сестра, у меня нет времени говорить тебе что-либо, кроме того, что мой сын умер… Дай мне твоего сына, чтобы он стал наследником.

Принц Чунь вскричал:

— О, ваше величество, прошу вас не забирать ребенка ради такой судьбы…

— Как ты осмеливаешься говорить так? — возмутилась Мать императрица. — Есть ли более великая судьба, чем быть императором?

— О, несчастный я, — ответил принц Чунь. — Я, отец, должен буду кланяться каждый день моему собственному сыну! Поколения смешаются из-за меня, и Небо накажет мой дом.

Он плакал, он бился головой об изразцовый пол столь усердно, что по лбу его потекла кровь и он упал в обморок.

Однако Мать императрица ни на кого не обращала внимания. Она оттолкнула принца и сестру, быстро прошла в детскую комнату и наклонилась над кроваткой ребенка. Она подняла его, завернула в одеяла. Малыш спал и хотя похныкал немного, но не проснулся. Так она его и унесла.

Но сестра побежала за ней и схватила ее за конец развевающегося рукава.

— Мальчик будет плакать, когда проснется в незнакомом месте, — уговаривала она. — Позволь мне пойти с ним и остаться по крайней мере на несколько дней.

— Иди за мной, — бросила Мать императрица через плечо, — но не останавливай меня. Я должна доставить его во дворец до рассвета.

Так она и сделала. Ночь прошла. Когда взошло солнце и храмовые священники ударили в медные барабаны, призывая к утренней молитве, придворные глашатаи пошли повсюду, извещая о смерти императора и не переводя дыхания выкрикивая, что на троне Дракона уже восседает новый император.

В огромной детской комнате маленький император вопил от страха. Даже его мать не могла успокоить его, хотя постоянно держала на руках. Всякий раз, когда ребенок поднимал голову от ее груди, он видел резных позолоченных драконов на высоких балках над головой и вновь кричал, охваченный ужасом, но не смотреть на драконов не мог.

По прошествии двух дней его мать послала евнуха к Матери императрице, чтобы сообщить, что ребенок доплакался до того, что заболел.

— Пусть плачет, — ответила Мать императрица. Она работала в библиотеке над планами дворца и даже не повернула головы. — Пусть он скорее поймет, что не добьется ничего, что хочет, плачем, хотя он и император.

Не поднимая головы, она продолжала работать, пока не погас свет того снежного дня. Когда уже ничего не было видно, она отложила кисть и долгое время сидела в раздумьях. Затем сделала знак евнуху-прислужнику.

— Позови мне супругу, — сказала она, — и вели ей прийти одной.

Евнух побежал, чтобы показать свое усердие, и уже через несколько минут с ним пришла Алутэ и опустилась на колени в почтении. Мать императрица отослала рукой евнуха и велела молодой вдове подняться с колен и сесть на резной стул рядом. Некоторое время она разглядывала молодую понурую фигуру в траурных одеждах из белого холста.

— Ты не ела, — сказала она наконец.

— Почтенная прародительница, я не могу есть, — сказала Алутэ.

— Тебе в жизни ничего не осталось, — сказала императрица.

— Ничего, почтенная прародительница, — сказала Алутэ.

— И ничего не будет, — продолжала Мать императрица, — и поэтому если бы я была на твоем месте, то я бы последовала за своим господином туда, где он сейчас находится.

При этих ее словах Алутэ подняла склоненную голову и пристально посмотрела на суровую красивую женщину, которая спокойно сидела на троноподобном стуле. Она медленно встала и вновь упала на колени.

— Умоляю, дайте мне позволение умереть, — прошептала она.

— У тебя есть мое позволение, — сказала Мать императрица.

Еще одним долгим взглядом обменялись эти две женщины, а затем Алутэ поднялась и прошла к открытой двери — печальное юное привидение, и евнух закрыл за ней дверь.

Мать императрица сидела неподвижно как мраморная, но вот она хлопнула в ладоши, чтобы вызвать евнуха.

— Зажги все фонари, — приказала она. — Мне надо работать.

И она снова взялась за кисточку. Ночь становилась все темнее, а она обмакивала кисточку в краски, разложенные на столе, и довершала свой план. Затем она отложила кисть и посмотрела огромный свиток. Дворцы ее грез поднимались вокруг широкого озера, а между ними цвели парки, и мраморные мосты пересекали ручьи, питавшие озеро. Она улыбнулась, созерцая эту прекрасную картину, и после долгого раздумья внезапно снова взяла кисточку. Она обмакнула ее в самую яркую краску, и на горе за дворцами появилась пагода, высокая и прекрасная с небесно-голубыми фарфоровыми стенами и золотыми крышами.

Глубокой ночью у дверей ее спальни кашлянул главный евнух. Императрица поднялась с кровати и беззвучно подошла к двери. Евнух произнес:

— Алутэ больше нет.

— Как она умерла? — спросила Мать императрица.

— Она проглотила опиум, — ответил он.

Их глаза обменялись долгим тайным взглядом.

— Я рада, что ей не было больно, — сказала Мать императрица.

Часть 3 Императрица

В четвертый лунный месяц цветет глициния. Долгом главного придворного садовника было сообщать Матери императрице точный день, в который распустятся цветы на лозах. О долгожданном дне он и доложил на этот раз. Императрица издала указ, что в этот день она не появится в Зале аудиенций, не будет заслушивать и государственные дела. Она проведет свое время в глициниевых садах, наслаждаясь красотой и благоуханием цветов. С должной вежливостью она пригласила в сад свою кузину, Вдовствующую императрицу, поскольку она и Сакота снова были сорегентшами.

Итак, в этот прекрасный день в предполуденное время императрица сидела в глициниевом павильоне, удобно расположившись в большом резном стуле, поставленном высоко, подобно небольшому трону, на помост. Она уже не притворялась, что кто-то был равен ей, ибо наконец-то знала, что ее власть зависит только от нее самой. Фрейлины стояли поодаль.

— Развлекайтесь, малышки, — сказала императрица. — Идите куда пожелаете, любуйтесь на золотых рыбок в бассейнах, разговаривайте шепотом или вслух. Только помните, что мы пришли сюда наслаждаться глициниями, а не упоминать о горестях.

Они журчащим шепотком поблагодарили ее, эти молодые и красивые девушки, одетые в ярчайшие одежды всех цветов. Солнечные лучи ласкали их безупречную кожу и красивые руки, заглядывали в черные глаза и сверкали на украшенных цветами прическах.

Они повиновались ей, хотя осторожно, заботясь о том, чтобы все время кто-то из них находился рядом с императрицей. Когда двадцать удалялось, двадцать других обступали ее. Но императрица, казалось, их не замечала. Ее взгляд был прикован к маленькому императору, ее племяннику, который играл со своими игрушками на террасе неподалеку. При нем были два молодых евнуха, которых она игнорировала. Внезапно императрица подняла правую руку ладонью вниз и сделала знак ребенку.

— Подойди сюда, сын мой, — сказала она.

Он не был ее сыном, и когда она произнесла эти слова, ее сердце восстало против ребенка. Однако она назвала его сыном, ибо выбрала его, чтобы посадить вместо умершего сына на трон Дракона.

Мальчик поглядел и медленно подошел к ней, подталкиваемый старшим из евнухов.

— Не трогай его, — резко приказала императрица. — Он должен подходить ко мне по своей воле.

И все-таки ребенок не хотел подходить. Он положил палец в рот и уставился на нее, и игрушка, которую он держал в руках, упала на изразцовую дорожку.

— Подними, — сказала императрица, — принеси мне свою игрушку, я хочу посмотреть, что у тебя есть.

Ее лицо не изменилось. Красивая и спокойная, она не улыбалась, хотя и не была рассержена. Она подождала, пока, принужденный ее властным взглядом, ребенок не нагнулся, не поднял игрушку и не подошел к ней. Хотя он и был малышом, он встал перед ней на колени и поднял игрушку так, чтобы она видела.