Россия. Погружение в бездну - Игорь Фроянов

«Считать объявление Комитета антиконституционным и квалифицировать действия его организаторов как государственный переворот, являющийся не чем иным, как государственным преступлением»

Хрестоматия по отечественной истории (1946―1995 гг.). С. 359

Позднее в своих «Записках президента» Ельцин будет оперировать аналогичными понятиями: «заговор», «переворот», «путч», «хунта» и т. д. (Ельцин Б. Н. Записки президента. С. 67, 74, 85, 95,105, 131).

По примеру Ельцина правительство Молдовы заявило ночью 19 августа, что

«отстранение от руководства страной законно избранного Президента СССР ― антиконституционный путч, государственный переворот, организованный реакционными силами»

Хрестоматия по отечественной истории (1946―1995 гг.). С. 362

Тогда же, 19 августа, в различных обращениях и призывах посыпались такие штампованные словечки, как «военный путч», «хунта» и пр. (Там же. С. 361)

Итак, «государственный переворот», «путч», «антиконституционный путч», «военный путч», «хунта» ― вот набор терминов, квалифицирующих деятельность ГКЧП и введенных в оборот в первый же день деятельности этого Комитета. Поэтому Горбачев был отнюдь не оригинален, когда в своем Указе от 22 августа 1991 года писал:

«В ночь на 19 августа группа заговорщиков захватила власть с намерением осуществить государственный переворот… Так называемым ГКЧП издан ряд актов, имевших целью установить диктаторский режим и свернуть страну с пути демократических преобразований»

Российская газета, 1991, 24 августа

Горбачев определил действия ГКЧП как заговор (Там же).

Он стал, пожалуй, первым, кто буквально «вдогонку» августовским событиям написал и опубликовал специальную книгу. Правда, книга эта небольшая, на шесть с половиной учетно — издательских листов, но все — таки книга, работа над которой требовала серьезного осмысления случившегося, следовательно, времени. Она была подписана в печать 21 октября 1991 года, т. е. ровно через два месяца после провала ГКЧП. Интересное, хотя, быть может, и случайное совпадение. Однако еще любопытнее очень сжатый срок её подготовки: не более, по — видимому, полутора месяца, а если взять в расчет обращение к читателю, предпосланное основному тексту и датированное сентябрем 1991 года (Горбачёв М.С. Августовский путч. Причины и следствия. М., 1991. С. 1), то несколько недель (При этом надо учесть, что книга

«вышла вначале по — английски, потом ― по — французски и лишь затем по — русски, что тоже симптоматично»

(Геллер М.Я. Горбачев. Победа гласности и поражение перестройки//Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 2. Апогей и крах сталинизма. М., 1997. С. 569))

Конечно, сделать книгу можно и в столь короткий срок, но в других, надо полагать, условиях, чем те, в которых находился её автор, когда вернулся в Москву из форосского «пленения». Ведь на него тогда накатилось столько забот, переживаний, опасений и страхов, что можно только дивиться тому, как удавалось ему выкраивать время для работы над книгой (М. Я. Геллер полагает, что она была подготовлена советниками Горбачева (там же), признавая тем самым, хотя и косвенно, невозможность ее написания в столь сжатый срок единоличным образом. Однако, на наш взгляд, стиль книги свидетельствует о том, что именно Горбачев является автором этого опуса).

Не меняет дела тот факт, что в книге есть авторская статья, написанная в Форосе. Ее присутствие здесь дает еще больше оснований думать, не создавались ли заблаговременно какие — то и другие фрагменты горбачевской книги (В. И. Болдин, находившийся не один год при М. С. Горбачёве, т. е. знавший что к чему, высказывает любопытную в данной связи мысль. Он говорит:

«Даже вернувшись из Фороса, Горбачев сказал на пресс — конфереции, что во время отдыха писал статью, где затрагивал вопросы попытки переворота. Впрочем, ему это было нетрудно сделать и до отпуска»

(Болдин В.И. Крушение пьедестала… С. 12))

Но если это так, то Горбачев, приступив к написанию книги об августовских событиях заранее, знал, что такие события скоро произойдут. Именно в этом плане ориентируют нас свидетельства А. С. Черняева, помогавшего Горбачеву писать в Форосе упомянутую статью.

«К 15 августа,

― рассказывает Черняев,―

уже был 30–страничный текст. Судя по статье, он (Горбачев.― И. Ф.) предвидел возможные варианты развития событий, в том числе «чрезвычайный»… В статье Горбачев подробно разбирает, к чему оно (чрезвычайное положение.― И. Ф.) может привести. Поскольку общество изменилось, «народ привык к воздуху свободы» (есть у него там такое выражение), он никогда не согласится повернуть вспять, никогда не примирится с режимом диктатуры. Может что — то получиться в тех или иных местах ― народ ведь доведен до предела и есть настроения: мол, черт с ней, с диктатурой, с хунтой, лишь бы немедленное спасение от повседневных бед, улучшение жизни. В традициях русского народа искать спасителя в верховной власти, которая всё рассудит и наладит. В этих построениях ― большая опасность. И тем не менее народ в целом, вся страна не захотела бы и не позволила вернуться, отнять атмосферу свободы, которую создала перестройка. Так рассуждал М. С.»

Черняев А.С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 190–191

Форосская статья, помещенная в книге Горбачева о событиях августа 1991 года, не содержит подробного разбора последствий введения чрезвычайного положения. Этому разбору посвящен, в сущности, один абзац:

«Введение чрезвычайного положения, в котором видят выход из кризиса даже некоторые сторонники перестройки, не говоря уже о тех, кто исповедует идеологию диктатуры, это ― гибельный путь, путь к гражданской войне. И откровенно говоря, за призывами к чрезвычайному положению нетрудно подчас разглядеть поиск средства вернуться к политической системе, существовавшей в доперестроечный период»

Горбачёв М. С. Августовский путч… С. 76

Отсутствие в книжном варианте фаросской статьи подробного разбора последствий введения чрезвычайного положения, который, по свидетельству Черняева, был представлен в первоначальной её редакции, говорит о сокращениях и правке, произведенных при подготовке этого книжного варианта. Зачем понадобилось править и сокращать статью? Не для того ли, чтобы завуалировать осведомленность Горбачева о предстоящих событиях?.

Поспешность издания книги также, по — видимому, имеет какой — то смысл. Предлагая в спешном порядке собственную интерпретацию происходившего в Москве 19―21 августа, Горбачев рассчитывал, наверное, во — первых, отвести от себя подозрения в причастности к затее гэкачепистов и, во — вторых, внедрить в сознание доверчивых людей (таких среди русских «пруд пруди») мысль о том, что он стал жертвой заговора, т. е. страдальцем, и потому заслуживает сочувствия и жалости.

М. С. Горбачев называет действия представителей советского руководства 19―21 августа 1991 года «преступной авантюрой», «переворотом» и «путчем». Он подчеркивает, что

«механизм путча был запущен в Москве. Очевидно, все было подготовлено заранее»

Там же. С. 9

Это заявление производит несколько загадочное впечатление. Где, как не в Москве, мог быть запущен «механизм путча»? Другой город СССР тут просто исключен, и это совершенно очевидно. И все же Горбачев говорит о Москве. Почему? Не потому ли, чтобы намеренно замкнуть все на Москве, оставив за ширмой тех, кто находился далеко от советской столицы и, так сказать, «заказывал музыку». Поразмыслить тут есть над чем.

В книге «Августовский путч», а также в других публикациях Горбачев предлагает незамысловатую и чересчур упрощенную версию августовских событий, связывая их с выступлением представителей консервативных сил в КПСС. Подоплека «заговора» ему кажется очевидной ―

«сохранить и возродить старые порядки, не останавливаясь перед самыми крайними мерами, ликвидировать завоевания перестройки»

Горбачёв М.С. Декабрь–91. Моя позиция. М., 1992. С. 3

По Горбачеву,

«линия поведения консервативного крыла в партийном руководстве давно просматривалась. И все же ― что непосредственно подтолкнуло их на явную авантюру? Раздумывая над этим, я прихожу к выводу, что «последней каплей», переполнившей чашу терпения, стало опасение утраты личной власти… Поэтому заявления гэкачепистов о том, что ими двигало одно лишь патриотическое чувство,― демагогия, рассчитаны на простаков»

Горбачёв М.С. Жизнь и реформы. Кн. 2. С. 556, 557

Словно почувствовав, что перестарался, Горбачев добавляет: