Золотая ветвь - Джеймс Фрэзер

Табу, налагаемые на воинов. Дикарям также кажется, что души воинов находятся, так сказать, в атмосфере опасности, которая принуждает прибегать к ритуалам, по природе своей радикально отличным от тех рациональных мер предосторожности, которые они как нечто само собой разумеющееся принимают против действительных врагов. Все эти обряды преследуют цель подвергнуть воина — как до, так и после победы чему-то вроде духовного карантина или затворничества, которому первобытный человек подвергает богов в человеческом образе и другие опасные существа ради их собственной пользы. Воины-маори, вступившие на тропу войны, становились чем-то в высшей степени священным или табуированным. Они сами и их оставшиеся дома друзья сверх многочисленных обычных табу должны были строго соблюдать некоторые курьезные предосторожности. Говоря непочтительным языком европейцев, которые знали маори во времена прежних войн, они покрывались слоем „табу в дюйм толщиной“, а вождь экспедиции становился абсолютно неприкасаемым. Вступавшие в войну древние израильтяне также были связаны определенными правилами ритуальной чистоты, идентичными тем, которые во время походов соблюдают маори и австралийские аборигены. Используемые ими сосуды становились священными; они должны были воздерживаться и особо соблюдать правила личной гигиены. Эти предписания первоначально мотивировались если судить по признаниям дикарей, которые их придерживаются — боязнью того, как бы в руки врага не попали частицы их тела и как бы они из-за этого не нашли смерть от колдовства, у некоторых племен индейцев Северной Америки молодой воин во время своей первой кампании должен был следовать определенным предписаниям, два из которых ничем не отличаются от тех, которые должны были выполнять девушки в период первой менструации. Никто не смел прикасаться к посуде, из которой ел и пил молодой воин; ему запрещалось чесать голову или другую часть тела своими пальцами (если уж ему становилось невтерпеж от зуда. то он должен был чесаться палочкой). Приведенный выше запрет, как и правило, которое запрещает табуированному лицу есть своими руками, видимо, покоится на предполагаемой святости или оскверненности (в зависимости от способа выражения) табуированных рук. Кроме того, мужчины-индейцы, находясь на тропе войны, всегда обязаны были ночью спать лицом к своей стране. И сколь неудобной бы ни была для них эта поза, изменить ее они не имели права. Им запрещалось сидеть на голой земле, мочить ноги, идти по проторенной дороге, если этого можно было избежать. Когда они вынуждены были нарушать эти запреты, они старались уравновесить дурные последствия такого поступка тем, что смазывали ноги лекарственными или магическими средствами, которые с этой целью носили при себе. Участникам экспедиции не разрешалось перешагивать через ноги, руки или туловище своего товарища, лежащего или сидящего на земле. Запрещалось им также перешагивать через плащ, ружье, томагавк или какую-либо другую часть вооружения. Если кто-нибудь по оплошности нарушал это правило, долгом того, через которого — или через собственность которого — переступили, было сбить нарушителя с ног, а долгом последнего было перенести это спокойно и не оказывать сопротивления. Сосудами, из которых воины принимали пищу, были обычно небольшие чашки из дерева или березовой коры с отметинами для различения краев. На пути от дома индейцы неизменно пили из чашки с одного края, а на обратном пути — с другого. На обратном пути, когда они находились в одном переходе от своего селения, они развешивали свои чашки на деревьях или выбрасывали их в прерии. Делалось это, несомненно, с целью избежать того, чтобы их священность (или оскверненность) не передалась друзьям и не возымела губительных последствий. Как мы уже убеждались, по той же причине уничтожали или прятали посуду и одежду священного микадо, женщин во время месячных и родов и лиц, осквернивших себя соприкосновением с покойником. Индеец-апач в первых четырех военных походах обязан воздерживаться от почесывания головы пальцами и от прикосновения губами к воде. Голову он почесывает палочкой, а воду пьет через полый тростник или прут. Палочка и тростник прикрепляются к поясу воина и друг к другу кожаным ремнем. Обычай не чесать голову пальцами, а пользоваться вместо этого палочкой, как правило, соблюдался во время похода и индейцами-оджибве.

Относительно индейцев-кри и родственных им племен нам известно, что во время войны они „не общаются с женщинами“. За три дня и три ночи до выступления на войну и такое же время после возвращения домой они суеверно воздерживаются от любых отношений даже с собственными женами, потому что должны очиститься. У племени бапенде и батонка (Южная Африка) от сношений с женщинами должны воздерживаться не только воины; оставшиеся в селениях мужчины также должны соблюдать воздержание. Всякая невоздержанность с их стороны приведет, как они считают, к тому, что путь воинов будет тернистым и экспедиции не будет сопутствовать успех.

Мы не можем с уверенностью сказать, почему многие дикие племена взяли себе за правило не приближаться к женщинам во время войны. Но можно предположить, что это было мотивировано суеверным страхом перед тем, как бы, по принципам симпатической магии, тесный контакт с женщинами не заразил воинов женской слабостью и трусостью. Равным образом дикари воображают, что контакт с роженицей расслабляет воинов и ослабляет силу их оружия. Кайяны с острова Борнео идут еще дальше: по их мнению, прикосновение к ткацкому станку или к женской одежде ослабило бы мужчину настолько, что он не имел бы успеха ни в охоте, ни в рыбной ловле, ни на войне. Поэтому воины у диких народов избегают не только половых сношений с женщинами. Они стараются избегать слабый пол вообще. Например, у горных племен Ассама мужчинам запрещается не только сожительствовать с женами во время и после похода — им не разрешается также есть приготовленную женщиной пищу, говорить с ней. Одна женщина, которая нечаянно нарушила это табу, заговорив со своим мужем в период военных действий, узнав о совершенном ею „ужасном преступлении“, заболела и умерла.

Табу на убийц. Если читатель продолжает сомневаться относительно того, основываются ли рассмотренные нами правила поведения на суеверных страхах, или же они продиктованы разумной осторожностью, его сомнения, вероятно, рассеются, когда он узнает, что еще более строгие запреты распространяются на воинов, одержавших победу над врагом. Поводом для обременительных ограничений, налагаемых на победителей в час их триумфа, возможно, является боязнь гнева духов убитых ими врагов. Страх перед мстительными духами, оказывающими влияние на поведение убийцы, часто выражается недвусмысленным образом. Общей целью табу, которым подвергают священных вождей, плакальщиков, рожениц, мужчин на тропе войны и других лиц, является изолировать табуированных лиц от общения с обычными людьми. Достигается эта цель установлением множества правил, предписывающих мужчинам жить отдельно от женщин, избегать полового общения с ними, употреблять используемую другими посуду и т. д. Теми же средствами добиваются изоляции и воинов-победителей, особенно тех, которые действительно пролили вражескую кровь. Когда на острове Тимор отряд воинов возвращается с победой и приносит головы побежденных врагов, обычай запрещает предводителю отряда возвращаться непосредственно к себе домой. В его распоряжение предоставляется особая хижина, в которой он с целью телесного и духовного очищения должен провести два месяца. В этот период он не имеет права ни навещать жену, ни прикасаться к пище своими руками; кормить его должно другое лицо. Эти ритуалы, очевидно, продиктованы страхом перед духами убитых. Из другого сообщения об обрядах, отправляемых на том же острове по возвращении удачливого охотника за головами, мы узнаем, что по такому случаю для умиротворения души человека, чью голову он отрубил, приносят жертвы. Местные жители полагают, что, если жертвоприношений не совершить, на победителя обрушится какое-нибудь несчастье. Более того, часть обряда составляет танец, сопровождаемый песней, в которой оплакивается смерть убитого и испрашивается прощение за нее. „Не обижайся, говорится в ней, — что голова здесь у нас; наши головы, будь мы менее удачливы, могли бы сейчас находиться в твоей деревне. Сейчас дух твой может успокоиться и оставить в покое нас. Зачем стал ты нашим врагом? Не лучше ли было нам оставаться друзьями? Тогда кровь твоя не была бы пролита и не слетела бы с плеч голова“. Народность палу в центральной части острова Целебес, захватив на войне головы врагов, в храме умилостивляли души убитых.

У племен устья реки Ванигела в Новой Гвинее „человек, который отнял у другого жизнь, считается нечистым до свершения подобающих обрядов. Убив человека, он должен как можно скорее очистить себя и свое оружие. После того как это исполнено с надлежащим тщанием, он направляется в деревню и усаживается там на деревянном жертвенном помосте. Никто не приближается к нему и не обращает на него внимания. Для него строят дом, который отдается на попечение двух или трех мальчиков-слуг. Есть он может только жареные бананы, и то лишь их середину (концы он выбрасывает). На третий день заточения друзья устраивают в его честь небольшое пиршество и изготовляют для него новые набедренные повязки. На четвертый — этот человек надевает свои лучшие украшения, берет скальпы убитых им врагов и в полном вооружении шествует по деревне. На следующий день устраивается охота. Из добытой дичи отбирают кенгуру. Его разрезают, извлекают селезенку и печень и натирают ими спину убившего. После этого он торжественно спускается к ближайшему источнику и, стоя в нем с широко расставленными ногами, умывается. Юные необстрелянные воины проплывают между его ногами. Считается, что это придаст им мужества и силы. На рассвете следующего дня он в полном вооружении выбегает на улицу и громким голосом выкрикивает имя своей жертвы. Домой убийца возвращается убежденным, что совершенно испугал дух убитого. Верными способами отпугивания духа являются также разжигание костров и топанье по деревянному настилу. На следующий день очищение воина подходит к концу. Теперь он может пойти к своей жене“.