Неукротимый: возрождение (ЛП) - Аврора Белль

— О Боже, — прозвучал ее сладкий голос. — О, черт, детка. — Она перестала толкаться и хмыкнула один раз, а затем еще раз, ее живот дрожал от силы ее оргазма. И я была рада, что могу дать ей это без осуждения или стыда за то, что она была другой.

Это была тяжелая жизнь для тех, кого считали другими.

Уж я-то знаю.

Я вела стаю.

— Ну, разве это не мило.

Женщина взвизгнула, отползла назад и натянула на нас простыни, пока Аслан стоял в открытом дверном проеме спальни моей городской квартиры с совершенно лишенным эмоций выражением лица.

Мне нужно поменять замки.

Бедняжка рядом со мной выглядела подавленной.

Я же, с другой стороны, ничуть не смутилась.

— Ты должен был позвонить, Ас. — Провела языком по верхней губе, прежде чем наклониться к женщине рядом со мной, сжимая ее слишком круглую грудь через простыню. — Я бы оставила и тебе немного.

Ас покачал головой, выглядя гораздо более разочарованным, чем имел право быть.

— Твитч был прав, — сказал он, и мое сердце остановилось.

Что он только что сказал?

Что сказал Твитч?

Когда Твитч что-то сказал?

Какого хрена Ас разговаривал с Твитчем?

Его взгляд стал жестким, он сделал шаг назад, и его губы скривились от отвращения.

— Ты слишком повреждена, чтобы тебя можно было починить.

Слова были суровыми, предназначались для насмешек, и — черт меня побери — они достигли своей цели.

О мой чертов Бог.

Все это теперь имеет смысл.

— Твитч предупредил тебя держаться подальше от меня. — Не вопрос. Твердое заявление.

Ублюдок.

Убила бы.

Я была удивлена, что мне удалось сохранить спокойный тон, скрывая тот факт, что я была в ярости.

— С каких это пор ты подчиняешься чьим-либо приказам, Садык?

Мудак уклонился от вопроса.

— Я пришел сюда, чтобы заключить перемирие. — Губы красивого турка скривились. — Я пришел извиниться перед тобой, Линг, но сейчас… — выражение его лица стало пассивным. — Теперь мне плевать. — Он посмотрел на женщину рядом со мной, прежде чем повернуться ко мне. — Ты эгоистичная, избалованная маленькая шлюха, которая закатывает дерьмо каждый раз, когда что-то идет не так. — Эти полуночные глаза атаковали меня. — Называешь себя королевой? — он издал жестокий смешок. — Как тебе не стыдно. Ты гребаный шут.

И с этими словами он развернулся и ушел.

Я села прямо, позволив простыням упасть мне на бедра, и когда я полезла под подушку, внутри меня бушевала гроза с такой яростью, которую я никогда не имела удовольствия испытать до этого момента.

Поэтому, когда раздался выстрел, и женщина рядом со мной закричала, Ас замер на мгновение. И такая абсолютная тишина была настолько неестественной, что меня это пугало. Когда покраснение начало проявляться, он медленно повернулся ко мне лицом. Подняв руку, чтобы удержать сердце, он покачнулся на месте, глядя на выходное отверстие, прежде чем посмотреть на меня широко открытыми и потрясенными глазами.

— Ты сумасшедшая сука, — слабо пробормотал он. Его тело сильно затрясло за мгновение до того, как он прохрипел: — Ты выстрелила в меня.

Звук его тела, падающего на пол, будет преследовать меня каждую ночь во сне на протяжении вечности.

— О, черт, — неуверенно прошептала я.

Я не хотела его убивать. Я не хотела его убивать.

Глядя рядом с собой на женщину в постели, я тихо и ошеломленно произнесла:

— Я не хотела.

Просто так получилось.

И когда она посмотрела на меня так, будто я была чертовым монстром, она оживленно кивнула в знак согласия, и я знала, что она думает, что она следующая.

Я облизала губы.

Она была права.

Я подняла пистолет, и ее лицо поникло, и она начала плакать от осознания того, что ее следующий вздох будет для нее последним, и все, что я могла сделать, это сказать:

— Прости.

Выстрел эхом разнесся по всей комнате. Ее обнаженное, безжизненное тело упало навзничь с кровати, и я была благодарна ей за то, что она так любезно удалилась от меня.

То, что всего несколько мгновений назад было комнатой, наполненной звуками взаимного удовольствия, теперь погрузилось в тишину. В одно мгновение я потеряла любовь всей своей жизни.

Мой взгляд метнулся от того места, где он лежал, к пистолету в моей руке.

Он умер от моей руки. Я убила его.

Я выронила пистолет, как будто он обжег меня, и он с глухим стуком упал на край кровати.

Когда я села на край кровати, глядя на распростертое тело мужчины, который сменил боль и жесткость на нежность, я почувствовала, как что-то нарастает. Что-то мрачное. Печаль.

Первый всхлип вырвался из меня, как пуля, вылетевшая из пистолета, сильно и быстро. Обхватив голову руками, завывая от горя, я обняла себя и начала тихо раскачиваться, повторяя слова снова и снова, как мантру.

— Я не хотела. Я не хотела. Я не хотела.

Шли минуты, и пока мои слезы продолжали литься, я пришла к выводу, что виноват один человек.

Соскользнув с кровати, я подползла к нему на ослабевших коленях и легла рядом с моим прекрасным турком, гладя его густые волосы.

— Прости, — тихо обронила я, наклонившись и прижавшись губами к его губам. Еще одно рыдание покинуло меня. Я говорила сквозь слезы, прижавшись еще одним нежным поцелуем к его губам, прошептав: — Проснись, детка.

Но он не слышал.

Мое тело содрогалось, мой тон стал отчаянным.

— Все будет хорошо. — Я всхлипнула: — Мне просто нужно, чтобы ты проснулся. Хорошо?

Ничего.

— Хорошо?

Ни слова.

Мои губы дрожали, и я резко погладила его по волосам, а мой голос надломился:

— Хорошо?

Я на мгновение посмотрела на него. Его открытые глаза были пустыми и безжизненными, а его разинутый рот, казалось, застыл от крика, который он так и не успел издать.

Закрыв глаза, я тихо простонала, прежде чем раздирающие тело всхлипы захватили меня силой. Слезы затуманили мое зрение, пока я открыто плакала, притягивая его к себе и удерживая его мертвого так, как я должна была бы удерживать живого.

Все нормально. Все будет в порядке.

Мои руки тряслись вокруг его мертвого тела. Я впитала то немногое тепло, которое у него было.

Мы просто полежим здесь, а завтра все будет хорошо.

Я прижала его голову к своей груди и нежно покачала, прижавшись губами к его виску, и прошептала все, что хотела сказать вчера.

Все будет хорошо.

К сожалению, все не будет хорошо.

Мои глаза опухли от слез.

Я подняла глаза, когда мой брат вошел в спальню. Его взгляд бегал с холодного, безжизненного тела Аслана на меня, а затем обратно. Он тяжело сглотнул, провел рукой по лицу и тихо произнес:

— Линг…

Я знаю.

Это было плохо.

Когда я присела в углу комнаты голая с окровавленной кожей, я сказала единственное, что могла.

— Это был несчастный случай.

К сожалению, огнестрельное ранение в спину говорило об обратном.

Мой брат моргнул, прежде чем его ноги двинулись и он пересек комнату. Ван опустился передо мной на колени, взял мою обмякшую руку и обхватил мою щеку, прежде чем попытаться потрогать окровавленные волосы, которые присохли к моему лицу.

— Все в порядке, Линг. — Он поднял меня, чтобы я встала, и заключил в свои объятия. Он крепко держал меня, поглаживая мою голую спину. — Мы это исправим.

Нет.

Разве он не понимает?

Это было не то, что мы могли бы исправить.

Мы не смогли вернуть его. Не могли заставить его снова дышать, или снова улыбаться, или спорить со мной, или любить меня с полным сердцем и пустым разумом, и к черту все последствия.

Мой брат сорвал простыню с кровати и обернул ею мое дрожащее тело, притянув меня к себе, прежде чем повести из спальни к дивану.

Это не могло быть исправлено.

Аслан был мертв.

Ван усадил меня и начал делать необходимые телефонные звонки. Мой взгляд стал суровым, когда я поняла, что никогда больше не обниму мужчину, которого люблю.