Капитан. Наследник империи - Виктор Дубчек

— Не журысь, хлорофиллушка, — добродушно сказал капитан, оттирая нож обрывками плахты, — до свадьбы… мда. Хотя как знать.

— Моё имя Урмика, — в очередной раз напомнил орк, изо всех сил сохраняя хотя бы видимость достоинства. — Я младший сын Ангъула, вождя руки Паани, Вождя Вождей, Попирателя…

- «Попирателя»? — перебил Немец. — Много попёр-то?

— Шестая часть Степи, — важно заявил Урмика.

Капитан аж присвистнул:

— Папочку-то твоего, кстати, не Чубайсом кличут?

— Его имя — Ангъул, — заново принялся вещать орк, — вождь руки Паани, Вождь Вождей, Попиратель…

Не очень умный орк, с усмешкой подумал Немец. А вслух сказал:

— В общем, знатно попёр, одобряю. А я вот тоже бывший император, веришь? Одной шестой мира владел.

— Бывший? — жадно спросил сын попирателя.

Но и не дурак, подумал Немец, далеко не. И ведь как быстро отошёл от боли, а?

— Моя империя была разрушена. Чёрным колдуном, с кровавым пятном на черепе и опарышами внутри. Теперь мои города зарастают сорной травой, а народ мой распался на множество враждующих меж собой племён — примерно как у вас в степи.

— В Степи, — машинально поправил впечатлённый былинной интонацией орк, и капитан задумался: с чего бы это ему самому удаётся понимать такие тонкости, как регистр букв — в устной-то речи.

— В Степи, — переглядываясь с Содарой, повторил он на пробу — и отметил согласный кивок пленного.

— А как же Чёрный Колдун одолел твои громовые стрелы? Ведь ты один поразил три полных ладони воинов, прежде чем…

Орк замялся. Вряд ли он боялся разозлить капитана упоминанием о гибели. Скорее, просто не знал, как эту гибель, — и последующее воскрешение, — обозвать.

— А что стрелы, — сказал Немец, придирчиво осматривая лезвие, — стрелы… стрелы-стрелы-стрелы… Вот граната — это да. Если бы тогда Кави успел усики разогнуть…

Он с великим почтением снял с пояса «лимонку». Игнорируя обеспокоенные взгляды Содары, продемонстрировал орку усики, которые надлежало разогнуть. Так же благоговейно вернул гранату на пояс. Урмика, затаив дыхание, впитывал вражескую мудрость. Про искромсанную ладонь парень явно и думать забыл.

— А ты думаешь — почему Кави так сражался? — пафосно вопросил Немец. — Граната — оружие величайших воинов. Надо только успеть усики разогнуть.

— Эльф… — сказал Урмика, очевидно, что-то там себе прозревая.

— Эльф, эльф, — ответил капитан голосом мультяшного волка. — И у нас таких бойцов — каждый первый. Кто с гранатами, кто так. Спрашивается: чего вы на Варту-то полезли?

— Испокон, — объяснил орк. — Таково наше умонастроение.

Нет, всё-таки дурак, подумал Немец. А вслух сказал:

— Правильно. Менталитет.

— Что?

— Менталитет, — повторил капитан, отбрасывая остатки плахты. — Это когда всякие маленькие, но гордые работать не хотят. Ты, кстати, в курсе, что у тебя блохи?

— Это конские, — с неохотой пояснил Урмика, — суры благословили ими всадников Степи, дабы знаменовать…

— Смотри-ка, Высочество, — восхитился Немец. — Оказывается, суры благословили! Вот это он и есть — менталитет. А ты, Высочество, моешься каждый день, всё полезное с себя смываешь. Как степь завоюем — не вздумай этим благословлённым бани строить: оккупантами станут звать.

— Мы моемся, — угрюмо сообщил орк.

— Горжусь вами. Ты, гляжу, оклемался? Ваше Высочество — приступайте. Там ещё восемь пальцев осталось.

— И всё же, капитан: откуда ты настолько чисто владеешь оргну? Я изучал наречие орков с четырёхлетнего возраста и занимался с лучшими…

— Я по-русски говорил, — ответил Немец, промокая залысины рукавом. Даже временная пыточная требовала создания особенной атмосферы: духота, сумрак, доброжелательное внимание палачей… — Я всё время говорю только по-русски.

— Но как же…

— Если чего-то нельзя высказать по-русски, то и высказывать незачем.

Немец рассчитывал хотя бы некоторое время понаслаждаться замешательством Содары, но тот довольно быстро пришёл в себя.

— Пагди! — сообразил принц.

— Он самый, — согласился капитан. — Теперь задумайся вот о чём: впервые с орками я встретился уже тогда, когда Пагди был утрачен. Более того — утрачен в другом мире.

На этот раз принца проняло куда глубже, но пробуксовывать слишком долго капитан ему не позволил.

— А кстати, — сказал он, аккуратно обходя наскоро отрытую противокавалерийскую яму. Армия спешно укреплялась на позиции. — Ты ведь наверняка стихи пишешь?

Содара слегка порозовел. От его стандартной гневной багровости оттенок отличался в заметно более приятную сторону.

— Я… я давно вышел из возраста бессмысленного щелкопёрства, — поведал он капитану, высокомерно вздёргивая подбородок.

— Правильно, — сказал Немец, — а ты из раннего что-нибудь почитай. Чтоб прекрасный принц — да не рифмачил?.. Спой, Высочество, не стыдись.

— Ну, — сказал прекрасный принц, — разве что из раннего.

Он подождал, пока спутники минуют очередной гвардейский пост, — обменялись салютами, — откашлялся и глуховатым, особым «поэтическим» голосом принялся декламировать:

Прелестных ветрениц пленительная свежесть

Не разбудит меня от скуки безмятежной.

Отраден мне мечтательный покой

В объятьях маричиасаны золотой.

Власов листва и тонкий стан девичий…

Капитан слушал. Большим знатоком поэзии он себя не считал, но темп, рифмы, прочая атрибутика — в общем, всё в переводе звучало практически идеально; встречавшиеся шероховатости относились, по всей видимости, к заслугам исключительно оригинала.

Спутники направлялись к той самой, памятной гробнице — Адинама Первого. Содара полушёпотом витийствовал, Немец рассеянно внимал. Армия лихорадочно таскала брёвна и рыла канавы. У ручья отмывался какой-то невезучий эльф, спросонья выпавший из друпады.

— Ну, — самым своим дипломатичным тоном произнёс капитан, когда принц всё-таки выдохся, — ещё не Пушкин. Но уже, слава богу, и не Бы-Бродский. Горжусь тобой.

— Это поэты Земли? — спросил явно польщённый вниманием принц.

— Пушкин — да.

— А Быброд…

— Ты уверен, что нет смысла продолжать допрос этого Урмика?

— Младший сын, — сказал принц, стряхивая с себя приятную графоманскую негу, — нет… ничего сугубого он более уже не расскажет.

— Согласен, — неохотно признал капитан. — Пять «рук» — это много?

— Половина Степи, — сказал Содара с мрачной гримасой, — Всего же у орков восемь полных племён. Пять рук — огромное войско. То, однако, не беда: доводилось и паче. Куда более меня покамест волнует дракон.