История призрака - Джим Батчер

— Я думаю, что Кэррин ты, должно быть, показался безумцем, — он продолжал. — Но я считаю, что твоя реакция говорит о сострадании. Я могу только предположить, что этот мальчик из той банды.

Он завершил приготовление пищи и повернулся лицом ко мне, более или менее.

— Не волнуйся. Я не собираюсь сообщать мисс Мёрфи об этой ситуации — не в ближайшее время. После твоей смерти она не может мыслить трезво, и пока борьба продолжается, её состояние всё больше ухудшается.

Я немного расслабился.

— Я надеялся, что не будете.

— Я дам мальчику пристанище, пока. Поговорю с ним. Я уверен, что он расскажет мне о своей проблеме. После этого, я должен буду поступить согласно моей совести.

— Человек не может просить большего, нежели это, — сказал я. — Спасибо.

Он взял простой деревянный поднос, нагруженный едой для Фитца, и остановился на мгновение.

— Это обидно, что мы не можем поговорить. Я хотел бы услышать о твоём опыте. Я предполагаю, это было бы захватывающе, хроника одной из самых загадочных функций Мироздания — сама Смерть.

— Нет, — сказал я. — Тайна не откроется даже на той стороне. Там просто ещё больше бюрократии.

— Кроме того, я нахожу это интересным что ты здесь, на святой земле, — произнёс Фортхилл. — Если я правильно помню, последний призрак, который пытался войти в эту церковь, не мог даже коснуться здания, а тем более свободно блуждать по нему. Чтобы это значило? 

Он озадаченно покачал головой.

— Я полагаю, ты бы спросил об этом, а?

Он склонил голову в вежливом, плохо направленном кивке, и покинул комнату.

Это был превосходный вопрос, о призраках и святой земле. Когда Леонид Кравос, известный как Кошмар, пришёл, чтобы убить мою клиентку, спрятавшуюся в церкви, он не мог попасть внутрь. Он уничтожил зелёные насаждения и цветники ценой в несколько тысяч долларов, от чистого разочарования.

Кошмар был намного более могучей тенью, чем я сейчас. Так почему же я смог войти в здание, тогда как он был встречен холодно, как Большой Серый Волк у дома трёх Поросят?

— Принято к сведению, — сказал я. — Изучишь очевидную мистическую аномалию позже. Друзьям нужна помощь сейчас.

Время от времени я даю себе отличные советы. Иногда, я даже к ним прислушиваюсь.

Пришло время посетить Серого Призрака и Больших Капюшонов.

Глава двадцать седьмая

Я отправился к убежищу Больших Капюшонов, имея в виду несколько важных фактов.

Факт первый: Большие Капюшоны не могли самостоятельно причинить мне вред.

Факт второй: я тоже не мог причинить вреда Большим Капюшонам.

Факт третий: во главе Больших Капюшонов стоял Серый Призрак, дух, который безнаказанно метал повсюду молнии, во время атаки на дом Морти. Это означало, что Серый Призрак был тенью кого-то, обладающего талантом, как минимум, на уровне мага, и, хотя я  был уверен, что смогу защитить себя от такого нападения, если буду к нему готов, но, если это произойдет неожиданно, я могу закончить,  как сэр Стюарт, быстрее, чем вы сможете произнести: ка-зот.

Факт четвертый: вокруг Серого Призрака шляется куча лемуров. В то время как мои собственные призрачные воспоминания, возможно, не смогут повлиять на живых, они вполне могут чертовски хорошо подействовать на лемуров и тому подобное. Я мог бы легко справиться с ними один-на-один, но вполне вероятно, что они навалятся на меня всем скопом, или, может быть, постараются сбросить вниз, где на меня первым делом набросится орда привидений.

Факт пятый: если Серый Призрак отдавал приказы смертным членам культа, они, возможно, приняли меры касательно призраков. Может быть, там кругом ловушки расставлены. Быть может, там обереги или другие магические барьеры. Там могут быть опасные вещества, вроде призрачной пыли. Если бы я сунулся туда, толстый, счастливый и уверенный в себе, я мог бы влипнуть прямо в серьезные неприятности.

Факт шестой: там собрались все виды духов со всей обширной вселенной, и призраки были лишь крошечной частью их. Я должен быть готов ко всему. Другое лицо, некто вполне может бродить там, втянутый в конфликт. Или, чёрт возьми, чего доброго, его, возможно, уже схватили за руку.

— Не ограничивай воображение, Дрезден, — приказал я себе. — Не обманись, размышляя ограниченно, это лишь небольшая проблема. Есть все шансы, что это может быть частью гораздо, гораздо большей проблемы.

Если бы моя загробная жизнь чем-то отличалась от обычной жизни, это повысило бы ставки.

Факт седьмой: рано или поздно, чёрт возьми, я начну жалеть об этом маленьком наказании, что и следовало ожидать давно.

Мне вспомнились несколько ярких воспоминаний, когда я делал что-то похожее. Картинки насилия, пламени и отвратительных врагов мелькали в моей голове, отчётливо и почти реально. Эмоции, сопровождавшие эти воспоминания, пришли вместе с ними, но они были на шаг позади, достаточно далеко, чтобы позволить мне обработать и распознать их.

Ярость, конечно. Ярость на существ, пытающихся навредить невинным, моим друзьям или мне. Эта ярость была оружием, и защищала меня в моменты смертельной опасности. Она всегда была рядом, и я всегда приветствовал её появление — быть заполненным гневом намного приятнее, чем заполненным ужасом. Но видение её в моих усиленных воспоминаниях заставило почувствовать себя немного больным. Ярость было словом, которые мы использовали для гнева, направленного во имя благого дела — но оно не освятит его и не сделает, так или иначе, похвальным делом. Это ещё был гнев. Сильный, опасный гнев, столь же смертельный, как летящая пуля. Он просто оказался пулей, направленной в удобном направлении.

Затем страх: страх есть всегда. Ваша храбрость не имеет значения. Когда что-то пытается убить вас, и вы это знаете, вы боитесь. Это бессмысленная, примитивная эмоция. И нет способа её остановить. Мужество — это значит действовать, несмотря на страх, значит запихнуть поглубже желание убежать или желание окончательно сдаться гневу, рождённому в страхе. Мужество — это значит использовать голову и сердце, когда каждая клеточка твоего тела кричит, приказывая тебе бороться или бежать — а затем последовать тому выбору, что считаешь верным.

Белый Совет обвинил меня в том, что я доставил неприятности с разным сверхъестественным злом, и, хотя я  недостаточно высокомерен, чтобы списать все проблемы мира на мои ошибки, но, возможно, они в чём-то правы. У меня есть проблемы с хулиганами и влиятельными фигурами. И я отказываюсь стоять в стороне и ничего не делать, когда жертвами становятся слабые и беззащитные.

Насколько огромной должна быть храбрость, и сколь всеохватным и праведным должен быть мой гнев, чтобы не чувствовать страха? Воспоминания мелькали передо мной, как кадры, в которых я видел себя снова и снова, бросающимся в огонь — иногда буквально — чтобы помочь кому-то, кто нуждается в помощи, или убить что-то, что должно быть убито. Приливные волны моих эмоций подталкивали меня, питая мою магию, и много раз они позволяли выжить, когда всё могло закончиться иначе.