Чекисты рассказывают. Книга 4-я - Владимир Листов

— Рус, сдавайс! Выходи! — хрипло прокричали со стороны леса. Разведчики молчали. Спустя несколько минут солдаты поднялись и, пригнувшись, направились к роще. Несколько шагов они сделали молча, а потом не выдержали и открыли огонь из автоматов. Когда расстояние сократилось метров до ста, а может быть и меньше, явно видны были потные, перекошенные лица наступавших, их мундиры, оружие — разведчики дали залп. Несколько гитлеровцев упало, остальные залегли. Но тут же за ними поднялись цепью другие.

Соловьев, Якимчук и Головков стреляли вначале залпами, а затем стали перебегать с места на место, меняя позиции.

Бросая гранаты, Головков увлекся. Он поднялся во весь рост и швырнул одну, вторую, третью, приговаривая:

— Вот вам, гады! Получите! Еще! — в этот момент он и был сражен пулеметной очередью.

Якимчук обратился к Соловьеву взволнованным просящим голосом, впервые назвав его не по званию, а по имени:

— Слушай, Володя! Бери рацию, ползи… Я прикрою… может быть, удастся… — Но Соловьев, не отрываясь от прицела и ведя огонь короткими очередями из автомата, возбужденно крикнул:

— Куда «ползи», Якимчук?! Все, брат. Огонь по врагу! — Соловьев дал несколько очередей и, не слыша стрельбы Якимчука, повернул к нему голову. Якимчук лежал в неудобной позе, уронив голову на автомат и протянув правую руку за гранатой, которая находилась тут же в траве, в небольшом углублении. Из его правого виска стекала струйкой кровь.

Гитлеровцы уже были совсем близко. Они прекратили огонь, полагая, что с разведчиками покончено. Соловьев дал длинную очередь из автомата, а когда кончились патроны в диске, стал бросать в гущу зеленых мундиров гранаты…

Прошел час, а может быть, и больше: Галина потеряла счет времени и едва ли понимала, что вокруг нее делается. Вдруг ее словно огнем изнутри обожгло: где-то строчили пулеметы, стрекотали автоматы, ухали гранаты. Потом все стихло. Она ужаснулась: ребята, ее товарищи… Но она ничего о них немцам те говорила! Это она точно помнила. Откуда они могли знать о ребятах? И она отогнала от себя эту мысль. Прикрыла глаза и попыталась думать о своих, о капитане Андрееве, о других командирах, которые их готовили. А может, это наши наступают, уже подошли к деревне и ведут бой? Но потом она даже удивилась нелепости этой мысли: могли ли наши с боями за это время пройти такое расстояние? Она горестно вздохнула и не помнила, как уснула или просто забылась снова.

Ее вывели во двор. Распогодилось. Небо очистилось от туч, и августовское солнце еще ласково припекало, хотя, стояло оно уже невысоко: дело шло к вечеру. У крытой брезентом, пыльной автомашины стоял зондерфюрер и тот, в гражданском костюме, и еще какие-то немцы. Часовой подвел ее к зондерфюреру. Все расступились, и она увидела на земле, у машины, своих ребят, разведчиков, с которыми еще утром она была вместе. А сейчас они были мертвые. С краю лежал небольшого роста, широкоскулый, с русыми коротко стриженными волосами Володя Соловьев, их командир, посредине — крупный, с большими руками крестьянина Якимчук, ближе к грузовику — высокий, красавец и балагур Головков. Все кончено. Больше ее никто не ожидал в роще за деревней.

Она не знала, как удержалась на ногах, где взяла силы, чтобы не упасть и преодолеть тот ужас, то оцепенение, которое ее охватило. Она не услышала, как к ней обратился зондерфюрер с вопросом. Слова переводчика вывели ее из оцепенения.

— Вы знаете, кто они?

— Нет, — ответила она и отрицательно покачала головой, — я их не знаю.

— Как же вы их не знаете, если они были в том лесу, откуда вы пришли сегодня утром?

— Я их не знаю. Никогда их не видела, — еле выдавила она из себя. Тугой ком подступал к горлу, не давал не только говорить, но и дышать.

Появился небольшой, юркий человечек с фотоаппаратом. Он забегал, пристраиваясь с фотоаппаратом то с одной стороны, то с другой. Сфотографировал он несколько раз убитых и ее рядом с ними, среди гитлеровцев.

Ее снова увели в чулан. Она сидела на полу, и слезы градом текли по ее лицу. Но это еще не было последним испытанием, которое уготовала ей судьба на тот страшный в ее жизни день…

Когда часовой открыл чулан и показал рукой, чтобы она вышла, на дворе был вечер. В передней уже сгустились сумерки, но света не было. Часовой подвел ее к той комнате, где она была утром, и открыл дверь. За большим столом также восседал зондерфюрер, сбоку у стола — переводчик. Под потолком на проволоке висела керосиновая лампа, не ахти какой источник света, но Галине после темного чулана показалось очень светло в комнате. Посреди комнаты стоял старик с небольшой бородой и седыми волосами, выбившимися из-под выцветшей фуражки. Он опирался на толстую суковатую палку и смотрел куда-то выше головы зондерфюрера. Переводчик подвел ее к столу и, указав на старика с палкой, спросил:

— Знаете ли вы этого человека? — Галина, конечно, догадалась, о ком речь, но она и вправду не знала его.

— Нет, не знаю, — ответила она.

— Варум нет? — взорвался зондерфюрер. — Это есть Жаворонкоф! Ты к нему ходиль сегодня.

— Я этого человека никогда раньше не встречала.

— Ты знаешь ее? — спросили старика.

— Не знаю, — сказал он. Потом его спрашивали, где находятся партизаны, сколько их, что он должен был делать для разведчиков. Афанасий Денисович больше не сказал ни слова. Зондерфюрер что-то сказал верзиле, сидевшему безразлично в углу. Тот поднялся, шагнул к старику и сзади ударил его кулаком по голове. Старик упал, и его долго били лежачего ногами, а затем окровавленного, еле живого, выволокли во двор. Галина, зажмурив глаза и схватившись за угол стола, еле держалась на ногах, ожидая своей очереди. Но о ней, казалось, забыли. Два солдата подняли старика и повели. Ее тоже повели часовые. Старика поставили спиной к стене сарая. В темном ночном небе висела полная луна. Она как бы застыла в недоумении, увидев в своем неверном свете эту необычную картину. Верзила не спеша расстегнул кобуру на животе, достал «парабеллум», приподнял его на уровень глаз и выстрелил старику в лицо. Галина потеряла сознание…

Старший лейтенант Иванюта был молодым контрразведчиком. Перед войной он закончил два курса юридического института и курсы младших лейтенантов-артиллеристов. Когда началась война, был командирован в военную контрразведку. Опыта, конечно, у него было маловато, и пока его подключали для выполнения заданий к более знающим работникам. Вот и в этом деле он поступил в распоряжение капитана Андреева, который работал еще до войны и считался в отделе опытным и дельным работником. Когда Иванюту вызвал начальник отдела и сказал, что он поступает в распоряжение капитана Андреева, старший лейтенант с удовольствием воспринял это, как он сам назвал, «новое назначение». Андрееву импонировали в молодом работнике энергия, юношеский задор и дисциплинированность. Кроме того, старший лейтенант знал немного немецкий язык. У капитана в отношении образования багаж был скромнее, и он искренне уважал в людях образованность. Иногда капитан дружески подтрунивал над непосредственностью и некоторой наивностью Иванюты в житейских вопросах. Но тот не обижался, он понимал юмор и стремился перенять по возможности больше из жизненного опыта своего старшего товарища.