Том 2. Рассказы, юморески 1883-1884 - Антон Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незаурядный талант Чехова был отмечен в литературных кругах действительно задолго до появления «Пестрых рассказов».
Еще в 1882 году Л. И. Пальмин писал Чехову: «Читал некоторые Ваши хорошенькие остроумные вещицы, на которые обратил внимание среди действительно бездарной, бесцветной и жидкой бурды московской» (ЦГАЛИ).
«В московских литературных кругах уважали и ценили Чехова задолго до письма Григоровича, — вспоминал впоследствии А. Амфитеатров. — Даже и в «Будильнике» на него никогда не смотрели как на своего «среднего человека» — как на сотрудника довечного, вроде хотя бы тех же А. Д. Курепина, двух Кичеевых, талантливого Пальмина. Всем было ясно, что этот гость — недолгий, залетная птица, которая вскоре развернет свои крылья широко и улетит далеко. С первых же шагов Антоши Чехонте он встретил не только товарищеское признание, но и восторженное подражание» (А. Амфитеатров. Собр. соч., т. XIV. Славные мертвецы, стр. 125). «Какая великая будущность ждет Чехова! — записывал в 1888 году в своем дневнике писатель В. А. Тихонов. — Это я неустанно твержу с 1883 года (тогда я впервые познакомился с его произведениями), и как мне было обидно, когда его не понимали или не хотели понять. Соймонов и я вечно твердили, что у Чехова — громадная будущность» (ЛН, т. 68, стр. 494).
«В недолгое время, — писал Чехову 10 мая 1883 г. сотрудник юмористических журналов В. Д. Сушков, — вы своими трудами очень выдались из числа рядовых тружеников и рабочих, стали, без сомнения, известны в редакциях как молодой даровитый и многообещающий в будущем писатель» (Летопись, стр. 65).
В передаче Чехова известен разговор его с Н. С. Лесковым, произошедший в начале октября 1883 года. Лесков, в несколько своеобразной форме, предрек молодому писателю большое будущее: «Помазую тебя елеем, как Самуил помазал Давида… Пиши» (письмо Чехова к брату Александру Павловичу, октябрь 1883 г. Через три года Н. Лесков упоминал Чехова в ряду с Гаршиным и Короленко — «беллетристов <…> с хорошими дарованиями и <…> со здоровым реальным направлением». — «Новости и биржевая газета», 1886, № 151, 4 июня).
К 1883 году относятся и первые сообщения самого Чехова о своей известности: «Становлюсь популярным и уже читал на себя критики» (письмо к Ал. П. Чехову, февраль 1883 г.); «Мои рассказы не подлы и, говорят, лучше других по форме и содержанию, а андрюшки дмитриевы возводят меня в юмористы первой степени, в одного из лучших, даже самых лучших; на литературных вечерах рассказываются мои рассказы» (письмо к Ал. П. Чехову, 13 мая 1883 г.).
В ближайшие после выхода «Пестрых рассказов» годы критика оценивала их неизменно высоко, отмечая их жанрово-стилистическую оригинальность. «Автор этих рассказов, — писал М. Южный (М. Г. Зельманов), — как не могли не признать критики самых разнообразных лагерей, обнаружил несомненное дарование, может быть, небольшое, но во всяком случае, как всякое истинное дарование, оригинальное и свежее <…> Сразу уже было ясно, что он «пьет» не из «большого стакана», но несомненно из своего собственного» («Гражданин», 1892, № 21, 21 января).
В статье «Осенние беллетристы» Пл. Краснов, кажется, первым отметил роль юмористики и, в частности, «Пестрых рассказов» в формировании стиля зрелого Чехова-художника: «В юмористических листках г. Чехов научился писать легко и даже весело, что умеют далеко не многие наши писатели. А эта способность была очень важною для г. Чехова, потому что сюжеты, на которые предстояло ему писать, изображая русскую жизнь в эпоху минувшего царствования, были далеко не веселые, и, при всей легкости изложения г. Чехова, рассказы его и теперь все же оставляют очень тяжелое впечатление» («Труд», 1895, № 1, стр. 203).
Отзывы о ранних рассказах Чехова в критике 1890-х годов были единичны и случайны. Возрождение интереса к ним падает на 1899–1901 годы и связано с выходом первых двух томов издания А. Ф. Маркса, вызвавших новый поток рецензий и статей.
Эта критика, естественно, весьма отличалась от критики 80-х годов по тону, задачам, по выводам — на нее не могло не влиять последующее творчество Чехова, осознание места писателя в русской литературе конца XIX в.
Прежде всего это влияние сказывалось в общих характеристиках ранних вещей Чехова — в статьях 1900-х годов уже нет оценок отрицательных. «Сама жизнь», «юмор, до сих пор никем не превзойденный», «всё полно жизни, света, юмора», рассказы, «замечательные по искренности чувств, яркой оригинальности, обрисовке типов», «оригинальность, не имеющая ничего себе подобного ни у кого из наших наиболее выдающихся беллетристов», — такие и аналогичные отзывы можно встретить почти в каждой рецензии на первые тома чеховского собрания сочинений. Много писалось о том, что в этих томах можно найти «намеки на то, чему суждено было впоследствии развиться» («Русская мысль», 1900, № 3, стр. 84). В ранних рассказах отыскивались черты, предвосхищающие поздние темы и настроения. «В „Пестрых рассказах“, — писал М. Столяров, — мы встречаемся с юмором легкого, так сказать, характера <…> Однако и здесь уже намечено то, что так сильно выражено в позднейших произведениях талантливого беллетриста» («Новейшие русские новеллисты». Киев, 1901, стр. 44). «В этих незначительных по размеру вещах раннего периода литературной деятельности Антона Чехова, — отмечал А. И. Богданович, — ярко проявляются все те особенности, которые достигают полного развития в его позднейших произведениях. В большинстве их звучит затаенная нотка глубокой грусти, даже в иных самых веселых рассказах чувствуется грустное настроение автора» («Мир божий», 1900, № 11, стр. 92).
На оценку рассказов молодого Чехова влияли и распространенные в 1900-е годы характеристики его как «пессимиста», «меланхолика», «певца сумеречных настроений» и т. п. В «Критическом этюде по поводу последних произведений Чехова», озаглавленном «Трагедия чувства» (СПб., 1900), И. И. П-ский подчеркивал, что «даже в первых, ранних произведениях Чехова можно усмотреть некоторые задатки, некоторые семена того мировоззрения, которое окончательно сложилось, вылилось в определенную форму безнадежного пессимизма значительно позднее» (стр. 22). С. А. Венгеров в «Литературном портрете» Чехова, получившем впоследствии широкую известность благодаря перепечатке в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона, также считал, что «если <…> глубже и внимательнее присмотреться к рассказам Чехонте, то нетрудно и в этих наскоро набросанных эскизах усмотреть печать крупного мастерства Чехова и всех особенностей его меланхолического дарования» («Вестник и библиотека самообразования», 1903, № 32, 7 августа, стлб. 1329).
Многие известные критики рассматривали ранние рассказы писателя сквозь призму своих впечатлений, сложившихся на материале его более позднего творчества. Так, Н. К. Михайловский в статье, написанной по поводу выхода I тома в изд. А. Ф. Маркса, явно прикладывал к раннему Чехову свою основную и не раз высказывавшуюся им мысль о «фотографичности» и «безразличии» таланта Чехова: «Автор <…> очень неразборчив и торопливо набрасывает на бумагу решительно всё, что ему подскажут наблюдение, память и воображение» («Русское богатство», 1900, № 4, стр. 120).
Нельзя сказать, что опасность таких «проекций» критикой не осознавалась. А. Басаргин (А. И. Введенский) писал по поводу рассказов I тома изд. А. Ф. Маркса, что «их оценка — задача довольно трудная. Дело в том, что перед глазами критика неотступно стоит Чехов последних лет…» («Московские ведомости», 1900, № 36, 5 февраля). Но, несмотря на стремление самого Введенского от такой «проекции» освободиться и «дать оценку Чехова первой литературной эпохи совершенно независимо от такого сравнения», ни ему, ни другим критикам того времени это не удалось.
4Произведения 1883 — начала 1884 г. дошли до нас не полностью. Одна из причин этого — цензурные преследования. 11 апреля 1884 г. Н. А. Лейкин писал Чехову: «Крепко поналегли на нас в последнее время; поналегли и давят, душат <…>. А уж что с рисунками делают, особенно с передовыми, так ни на что не похоже! Идейного почти ничего не проходит» (ГБЛ). Речь шла не только об отдельных рассказах, рисунках и подписях, но и общем направлении журнала, о подборе статей. 12 июля 1884 г. Лейкин снова писал Чехову: «Цензора вызывали в Глав<ное> упр<авление> печати, сделали нахлобучку и велели смотреть строже. Был донос. Я это знаю. Вызывали и меня. Говорили, что нужно переменить отрицательное направление, уговаривали переменить дух журнала, быть посмирнее» (ГБЛ). Из-за цензурного запрета не были опубликованы рассказы «Говорить или молчать?» (стр. 373–374 этого тома) и «Наказанная добродетель» — последний остается неизвестным до сих пор.
Расхождение Чехова с Лейкиным в эстетических вкусах, во взглядах на задачи юмористического журнала также приводило к тому, что некоторые рассказы не увидели света. 9 февраля 1884 г. Л. И. Пальмин писал Лейкину о Чехове: «Жалуется всё он, что „Осколки“ носят слишком фельетонный характер и что при малом их объеме слишком мало в них дается поприща для беллетристики и негде разгуляться авторскому перу и его творчеству» (ИРЛИ). Лейкин оправдывался в письме Чехову от 19 февраля 1884 г.: «Вы упрекаете меня, что я придаю фельетонный характер „Осколкам“. Удивляюсь такому упреку! Если бы я мог, я сделал бы „Осколки“ от строчки до строчки фельетоном, но людей нет. Вы забываете, что „Осколки“ журнал, журнал еженедельный, а не сборник, журнал должен откликаться на все злобы дня, как крупные, так и мелкие» (ГБЛ).