Путь, выбирающий нас - Оксана Панкеева

— Не я. Наверное, Пуриш. Он явился в компании твоей матушки, и они вместе желали повидать Ольгу, так что, скорее всего, он. Кстати, Ольга говорила, что он о тебе расспрашивал.

Вот так свяжешься с его величеством Шелларом, потом неприятностей не оберешься, недовольно подумал Кантор, вспомнив причину, по которой господин Пуриш заинтересовался его персоной.

— И как много он узнал?

— Немного. Ольга ничего ему не сказала, отослала ко мне. А я тоже дурака повалял и отмазался. Посоветовал у Шеллара узнавать.

— Молодец, так им обоим и надо.

— Злой ты. О чем мы говорили, когда ты меня перебил с этим Кастель Милагро?

— Об оппозиции, — ворчливо подсказал Кантор, — которую нужно пороть. Ты сам до этого додумался или Шеллар подсказал?

— Ты бы знал, насколько он был прав! Я даже не думал, что наши «борцы за свободу» настолько лживы, лицемерны и корыстны! Что они не удовлетворятся даже самым законным на свете королем, если он не их человек! Когда я должен был в первый раз публично выступать, мы чуть не поругались с Шелларом. Он мне такие меры безопасности предписал, что просто перед людьми стыдно. Я-то, романтик бестолковый, думал, он перестраховывается. Так и не послушался бы, но его поддержали мои верные министры и все придворные маги. Сделали, как он советовал: за кафедрой поставили фантом, а сам я сидел неподалеку невидимый и говорил свою речь. Так что ты думаешь, в этот бедный фантом стреляли раза четыре!

— Все-таки Шеллар — голова! — не удержался от восхищения Кантор. — Готов спорить на щелбаны, что инцидент использовали по полной программе как повод для расправы с оппозицией?

— Ну да, разумеется, потому и партий только шесть осталось, и две из них в подполье ушли. Но знаешь, по мне, так те две, что работают «цивилизованными методами», доставляют больше неприятностей, чем воюющие. Тех мы все равно рано или поздно истребим, а эти останутся и будут мне кровь портить еще долго. Да, кстати, ты бы поговорил с Гаэтано, а? Он до сих пор уверен, что народ в его лице обманули, облапошили и в морду плюнули. Он так и полагает, что принцем был ты и ты погиб в Кастель Агвилас. Меня же, по его мнению, либо подсунули в последний момент, чтобы как-то спасти ситуацию, либо с самого начала планировали посадить на твое место, устранив тебя предварительно. Почтенный граф разругался со всеми, с кем только мог — со мной, с Амарго, с Суром и Борхесом, — и гордо ушел, оскорбленный в лучших чувствах. Теперь к нему каждый день ходят с заманчивыми предложениями представители всех партий оппозиции, обещая чуть ли не мое место. Он пока что вышвыривает пинками всех этих агитаторов, так как считает их предложения бесчестными и недостойными дворянина. Но когда-нибудь или его все-таки уговорят, или же он создаст собственную партию, в любом случае получается нехорошо.

— А я тут чем могу помочь? Если старик из ума выжил, так он и мне не поверит. Пусть бы с ним Шеллар поговорил, короля бы Гаэтано послушал.

— Да тоже как-то не в тему, я же тебе говорил уже об «ортанских марионетках» и «вмешательстве во внутренние дела»… И еще та история с опоздавшей подмогой… Сур воспринял это как само собой разумеющееся, а вот Гаэтано и Борхес до сих пор считают, что Шеллар поступил недостойно короля, навеки потерял их уважение и собственную честь… Хоть публично не высказываются, и на том спасибо, но… ты же понимаешь, Шеллар для Гаэтано теперь не авторитет.

— Ну, пусть Казак подтвердит, он же при дворе служил, тебя до первого переворота лично знал, и репутация у него самая та. Все же знают, что этого человека нельзя ни подкупить, ни обмануть, ни запугать.

— Да ты что! — горестно вскинулся замученный проблемами король. — Они друг друга терпеть не могут! Гаэтано, повернутый на своей родовитости, и Казак с его пылкой любовью к народу! Представляешь, что будет, если их свести?

Кантор подумал и сделал вывод:

— Как раз то, что тебе и нужно. Гаэтано навсегда прекратит создавать тебе проблемы, потому что если они сцепятся…

— Да ну тебя!.. Вы что, с Шелларом сговорились? Он мне то же самое советовал! Не хочу я так! Рука не поднимается! Пять лет верой и правдой… Он даже сейчас остался честным! Понимая, чего это может ему стоить, сказал все, что думал, в глаза! Не могу я после этого убийц к нему послать! Жалко дурака старого!

— И я, значит, должен его переубедить. Меня тебе не жалко.

— Ага, как орать под окнами хамски и непочтительно, так мы приятели, а как помочь — так тебе уже и трудно!

— Ну, хорошо, хорошо, поговорю. Но ничего не обещаю.

— Спасибо! — искренне поблагодарил товарищ его величество и вдруг спохватился: — Кстати, о титулах и прочем… хорошо, что я вспомнил… Что с твоим имуществом делать? Поедешь или как?..

— С каким имуществом?

— Ну, как, замок, земли… Там, наверное, бумажки какие-то надо написать и подписать, все такое…

— Послушай, оставь ты этот замок родственникам. Мне он не особенно нужен, да и под каким видом я туда явлюсь?

— Кантор, — осторожно, как не совсем нормальному, напомнил Орландо, — война закончилась. Мы больше не бегаем от тайной полиции, и нам не надо прятаться и скрывать свои персоны. Ты можешь спокойно, ничего не опасаясь, называться собственным именем и владеть своим замком. Тем более что родственников твоих по отцовской линии не осталось, всех война прибрала. Последняя тетушка скончалась год назад, и после того замок Муэреске президент кому-то из своих пожаловал. А теперь он вроде как ничей получается.

Новоиспеченный владелец замка досадливо сплюнул:

— Плакса, ты дурак или все-таки травки пыхнул, когда я не смотрел? По-твоему, я теперь должен открыться, назваться и всем объяснить, что со мной случилось? А потом еще доказывать, что я не самозванец? Ты еще помнишь, почему я отказался от имени?

Разумеется, он помнил. Смутился, нахмурился, поджал губы и с минуту молча рассматривал высохшую травинку под ногами. Потом так же молча закурил и, не поднимая глаз, произнес:

— Нет проблем. Я могу просто пожаловать тебе замок и земли, как жалуют все короли своим верным вассалам. Разве ты не заслужил?

— Не знаю, заслужил или нет, но не представляю, что я со всем этим буду делать?

— Да то же, что и прочие несведущие в хозяйстве дворяне. Посадишь управляющего и распорядишься, сколько денег он тебе должен будет присылать, а сам делай что хочешь. Кстати, а что именно ты хочешь делать? Какие у тебя планы? И вообще, почему я тут все рассказываю, а ты, хитрая морда, помалкиваешь? Хоть бы объяснил толком, что с тобой стряслось и как твое здоровье!

— Да никак, — поморщился Кантор. — Сам же видишь. Руки-ноги в порядке, а голова — хоть отруби… Не хочу я об этом. Надоело. Достало. Три луны каждый день докладывать о своем самочувствии — оно кого хочешь достанет.