Без помощи вашей - Роман Суржиков

– Кайр Джемис. Вы – наследник знатного рода Лиллидей. Ваша семья служит Дому Ориджин одиннадцать поколений, четырежды отпрыски вашего рода сочетались браком с моими предками. Почти два столетия ваш род хранит преданность моему роду. Так окажите мне дань уважения, кайр Джемис: скажите в лицо то, о чем говорили, спрятавшись в потемках.

Джемис помедлил, но лишь мгновенье. Затем отчеканил, нарочито отбросив титул:

– Вы попрали законы Севера и оскорбили рыцарей, служащих вам. Вы слабы и неловки, потому подвергаете опасности себя и соратников. Вы неспособны руководить отрядом. Мы требуем, чтобы вы отреклись от командования.

– А если я не подчинюсь вам, кайр Джемис?

– Лучше подчинитесь. Всем будет лучше, – ответил воин, щелкнув пальцем по эфесу.

Стрелец, уловивший настроение хозяина, поджал губу, обнажил клыки.

Эрвин хотел бы думать, что ни один мускул не дрогнул на его лице, но это было не так.

– Капитан в разведке с Колемоном, – добавил Джемис. – Когда вернется, все будет решено. Вы сделаете, что нужно, или отправитесь под сеть.

Запугивает. Он меня запугивает, он так и сказал! Или нет? Как далеко он готов зайти?..

– Чего вы от меня хотите?

– Отдайте оружие, признайте себя нашим пленником и вернитесь в Первую Зиму. В дороге вам ничто не будет угрожать. Я и кайр Мэтью пойдем с вами.

– В качестве кого? Телохранителей? Насмешников? Может быть, палачей?..

– Даю слово чести, что мы доставим вас домой в целости, и со всем уважением, какое оказывают пленнику вашего ранга. Через месяц вы окажетесь в Первой Зиме, целый и невредимый, и получите назад ваш меч.

Эрвин криво усмехнулся. Целый и невредимый – и уничтоженный. Джемис отлично знает, что предлагает лорду: унижение. Ради того, чтобы унизить Эрвина, он все и затеял! Безопасность отряда – лишь предлог… Но как далеко готов зайти бунтарь? Остановится ли перед убийством сюзерена… или нет? Что ж, есть лишь один способ проверить.

Горло все еще саднило от дыма, и Эрвин не мог говорить громко. Ядовито прошипел, надеясь сарказмом перекрыть тревогу:

– Какое заманчивое предложение! Прямо сложно устоять… Но прежде, кайр Джемис, окажите одну любезность. Скажите, как меня зовут?

– Что?..

– Каково мое имя?! Ответьте!

– Эрвин София Джессика рода Агаты.

– Это не все. Далее титул.

– Лорд Ориджин. К чему вы…

– Разве кто-нибудь из лордов Дома Ориджин когда-либо за все годы, сколько существует Север, становился пленником собственного вассала?! Ответьте мне, кайр!

Бунтовщик скривил губу в злом оскале, его рука напряглась.

– Вам придется сделать это, хотите или нет!

– У вас есть лишь один способ получить мой меч: взять силой.

Эрвин вынул клинок из ножен. Пес напрягся, готовый к прыжку. Зрачки Джемиса расширились от удивления.

– Вы что же, вызываете меня на поединок?! У вас нет ни шанса!

– Я это знаю.

Эрвин заложил руки за спину, держа в них меч острием вниз. Грудь осталась открыта для атаки.

– Делайте ваш выбор, кайр. Если намерены убить меня – сейчас самое время.

Джемис окаменел в напряжении, побелели костяшки пальцев на эфесе. Пес глухо заворчал.

Эрвин стоял перед кайром, в любую секунду ожидая удара, и боролся с желанием зажмуриться. По телу гуляла дрожь, враг не замечал ее лишь потому, что ладони Эрвина прятались за спиной. Если это случится, то, хотя бы, быстрее и проще, чем тонуть в болоте. Во всем есть светлая сторона.

Раздался шорох, кто-то пошевелился позади Эрвина. Джемис стрельнул глазами:

– Назад, не лезь.

Никто не успел бы вмешаться – Джемису требовался миг, не больше, чтобы зарубить лорда. Однако он не решался. Убийство сюзерена – сильнейший позор, какой только может навлечь на себя дворянин. Джемис не хотел этого, теперь ясно. Он и вправду надеялся запугать… Но отступаться теперь поздно – кайр уже виновен в смуте. Ставки в игре оказались слишком высоки.

Во рту было сухо, язык сделался теркой, но Эрвин сумел процедить:

– Прежде, чем выберете, знайте. Я не пощажу вас.

Клинок Джемиса дернулся из ножен – всего на дюйм, и замер. Доннел и Мэтью, бывшие на его стороне, отступили вбок. Двое кайров шагнули к Эрвину, стали рядом.

– Джемис, нет, – сказал Фредерик, – этого не будет.

Бунтовщик стиснул зубы так, что заиграли желваки. Издал хриплый, сдавленный рык.

Отпустил эфес, сорвал с себя перевязь и вместе с клинком отбросил в сторону.

Кажется, Эрвин заново научился дышать. Он глотнул воздуха – раз, второй, третий. Лишь потом сказал:

– Кайр Джемис, наследный граф Лиллидей, вы виновны в попытке поднять мятеж.

Тот опустился на одно колено и склонил голову.

– Окажите милость: позаботьтесь о Стрельце.

Эрвин рассмеялся. Безумное напряжение внезапно разрядилось хохотом, однако со стороны могло показаться, что он смеялся над словами Джемиса. Позже ему говорили: это звучало жутко.

– Разве я сказал, что казню вас? – выговорил Эрвин, подавляя смех. – Нет, наказание будет иным! Ваш плащ, Джемис.

– Что?..

– Именем Великого Дома Ориджин, я лишаю вас титула кайра, а также всех прав и почестей, связанных с ним. Вы больше не можете служить в войске герцога, и вам нет места в экспедиционном отряде. Вам надлежит вернуться в Первую Зиму и сообщить его светлости Десмонду Ориджину причины, по которым я счел нужным лишить вас плаща.

Джемис сглотнул.

– Милорд…

– Впрочем, у вас есть выбор. Даже два: вы можете утонуть по дороге либо отправиться в Лиллидей и прятаться в отцовском замке до конца своих лет. Так или иначе, у вас нет более права зваться воином. Вы вольны выбрать себе смерть, но это не будет смерть от меча.

Бывший кайр зашатался, стоя на колене.

– Милорд…

Ничего более он не сумел сказать.

Эрвин отошел и обвел взглядом остальных кайров.

– Освальд и Фредерик, благодарю вас за службу. Проследите за тем, чтобы Джемис покинул лагерь немедленно и без боевого оружия. Позволяю взять нож и охотничий лук. Хэнк Моряк может сопроводить бывшего хозяина либо пойти своей дорогой, однако он тоже должен покинуть отряд. Мэтью и Доннел… – лорд помедлил, – я не имею к вам претензий.

Искра

Сад Люмини был прекрасен. Он располагался на холмистом западном берегу Ханая. Талантливый мастер устроил сад с таким расчетом, что с верхушки каждого холма открывался великолепный и всякий раз новый вид: то аллея цветущих сиреней, то пестрый узор фонтанов и клумб, то пруд в окружении плакучих ив, или девственный луг, усеянный скромными горными цветами. На возвышенностях стояли беседки из мрамора или резного дерева, в которых можно было отдохнуть и насладиться зрелищем. Множество родников, ручейков, фонтанчиков наполняли воздух уютным журчанием; в некоторых источниках вместо воды текло вино – молодое и легкое, как выяснила Мира, набрав его в ладошку. Кроме аллей и дорожек, сад Люмини изобиловал мостиками и пещерами-туннелями, так, что можно было пройти его сотней разных путей, и почти невозможно было угадать, в каком месте окажешься, свернув за поворот.

Сад цвел и благоухал. Северная азалия разливалась по холмам, сплетаясь в диковинные орнаменты небесно-голубого, кораллового, малинового, фиолетового цвета. Каждая клумба имела свое настроение: одна казалась тихой и умиротворенной, другая – мечтательной, иная – воинственно страстной, вон та – величавой, как сама Фаунтерра, а эта – распутной… Под стать настроению цветников, на многих аллеях звучала музыка.

Несмотря на все великолепие, сад Люмини не был многолюден – прогуливались лишь дворяне, купеческие старшины и редкие священники. Мира знала причину этому: в дни цветочного праздника входная цена поднялась до заоблачных высот и составила две елены – шестьдесят четыре агатки. На Севере за такие деньги можно купить дойную корову, да еще месяц безбедно прожить на остаток. Мире не пришлось оплачивать вход: это сделал за нее Итан. Когда леди Сибил швырялась золотом, заказывая девушке роскошные платья, Мира не особенно переживала – графиня была богата и не считала денег. Сейчас же Мире стало неловко, подумалось: каково жалованье дворцового секретаря? Конечно, спросить Итана об этом было бы оскорбительно. Но, судя по его костюмам – строгим, опрятным и лишенным любых излишеств, – секретарь держал на учете каждую монету.

Итан оказался предупредительным и галантным кавалером – даже излишне предупредительным, на вкус Миры. Он подавал ей руку всякий раз, как ступали на лестницу; старался не утомлять ее ходьбой и выбирать дорожки в обход холмов; часто спрашивал, не устала ли миледи, не озябла ли, не желает ли постоять и послушать музыку, или выпить вина, или еще чего другого. В конце концов, Мира сумела убедить его в том, что если чего-нибудь пожелает, то сама скажет об этом.