Орел в песках - Саймон Скэрроу

— Разумно, — похвалил Макрон. — Хорошо. Туда же лучше перевести и заложников — вдруг огонь доберется и до их клеток. Что с пожаром?

— Мы не сможем остановить распространение огня, командир. Пожарный разрыв разобьет пламя, оставив открытый проход для тебя и парней на внутренней стене, если придется отходить.

— Если мы потеряем стену, то потеряем форт, — сердито ответил Макрон.

— А может быть, и нет, — сказал Катон. — По крайней мере, не сразу. Если сдадим стену, огонь станет следующей линией обороны. Он не прогорит еще несколько часов.

— А потом? — Макрон наклонил голову набок. — А? Что потом?

Хороший вопрос, подумал Катон и ответил:

— Тогда они промаршируют по пеплу и перережут нас. Или мы попытаемся улизнуть. Оставим несколько человек на стрелковом помосте, чтобы казалось, что стена охраняется, а остальные выйдут через восточные ворота и до рассвета постараются уйти от форта как можно дальше. А потом двинемся на север, в Декаполис.

Пармений покачал головой.

— Они разорвут нас на куски, если настигнут на открытом месте. Парфяне осыплют нас стрелами, так что придется остановиться и укрываться щитами. Нас пригвоздят к месту, а войско Баннуса подтянется и прикончит тех, кто остался в живых. Битва при Каррах,[3] все повторяется.

— Что ж, попробуем по-другому, — заявил Катон, возбужденно сверкнув глазами. — Придумаем то, чего они не ожидают.

— Опять начинается, — пробормотал Макрон, повернувшись к Пармению. — Теперь только держись… Давай, Катон, мы слушаем.

— Если остаться на стене, пламя доберется до нас или вынудит покинуть укрытие, так что придется столкнуться с врагом вне стен. Если отойти через пожарный разрыв и забросать его горящим мусором, мы только отсрочим бойню на несколько часов.

— Да. И что?

— То, что надо оставить несколько солдат на стенах, вывести когорту через восточные ворота, обойти кругом и ударить по их лагерю. — Катон посмотрел на собеседников: — Ну как?

Пармений покачал головой:

— Бредовая идея. Без обид, конечно.

— Без обид. Но что еще остается? Вы же оба понимаете, что нельзя сидеть и ждать, что будет. Баннус не предполагает, что мы начнем первыми.

— И он прав! — фыркнул Пармений. — У него людей больше в четыре или в пять раз.

— Именно поэтому он и не подумает, что это мы.

Пармений нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Кажется, я понимаю, о чем он, — вмешался Макрон. — Если ударить с севера, устроив побольше шума, Баннус решит, что это подмога из Сирии. Так, Катон?

Молодой центурион кивнул.

— Возможно.

Пармений невесело рассмеялся.

— А когда настанет утро и они увидят, сколько нас, то решат, что мы безумцы.

Катон не стал отвечать и посмотрел на друга:

— У нас получится, командир. Если напасть в темноте, враг не будет знать, сколько человек атакуют. Они предположат худшее и испугаются. Пока они разберутся, что к чему, мы успеем их расшвырять, сожжем оставшийся онагр и разорим лагерь. Баннус потом долго не придет в себя.

Макрон все-таки продолжал сомневаться:

— А если не выйдет? Если они не побегут, а будут держаться, тогда мы огребем по полной.

— Не больше, чем если просто сидеть в форте и ждать.

— Это точно, — согласился Макрон. — Ладно, попробуем. В конце концов, нам нечего терять.

— Кроме рассудка, — пробормотал Пармений. — И жизни.

Макрон оглядел офицеров — всех, кого можно было привлечь к выполнению операции. Пармений с бойцами поднялся на западную стену и башни; там они мельтешили вовсю, создавая впечатление, что пролом защищает гораздо больше людей, чем на самом деле. Макрон проводил совещание с остальными во дворе штаб-квартиры. Всю ночь Скрофа, Постум и солдаты из резервного эскадрона без устали прокладывали пожарный разрыв вдоль улицы, пересекающей форт, растаскивая постройки по обе стороны и убирая все, что могло гореть. Огонь, бушевавший на половине форта, похоже, пошел на убыль, пожрав топливо. К сожалению, до этого он успел уничтожить квартиру префекта. Прекрасные фрески и мебель, которыми окружил себя Скрофа, погибли в пламени.

— Хитрость в том, чтобы провести солдат на позиции, не потревожив посты, расставленные Баннусом вокруг форта. Придется дождаться, пока утихнет пожар, — иначе нас заметят на выходе из ворот. Разведчики пойдут перед основными силами, будут убирать посты с северной стороны, так чтобы никто не предупредил Баннуса. Проберемся незаметно, пока не минуем пояс заграждений, но потом кавалерия атакует посты рядом с лагерем противника. Центурионы Скрофа и Постум будут командовать кавалерийскими эскадронами. Разобравшись с постами, кавалерия продвинется на полмили к северу от вражеского лагеря и выстроится на флангах. Мы с центурионом Катоном идем с пехотой. Выстроив фронт, мы начинаем двигаться как можно тише, потом по моему сигналу играют все трубы. Пусть солдаты орут во всю глотку. Пусть Баннус думает, что на него двинулись все римские войска — отсюда и до Армении. Скажите бойцам, пусть не щадят себя. Пусть атакуют, пока не услышат сигнал отходить. Тогда все отступают через пролом, под прикрытием кавалерии. — Макрон развел руками: — Это всё. Вопросы?

Центурион Постум поднял руку.

— Что? — нахмурился Макрон.

— Кому в голову пришел этот бред?

Макрон некоторое время рассматривал Постума, потом повернулся к остальным офицерам когорты:

— Значит, вопросов нет. Я понимаю, задача тяжелая, но мы в ужасном положении, и выбирать особо не приходится. Если все получится, мы выиграем еще несколько дней и, возможно, припугнем людей Баннуса, которых он набрал по окрестным деревням. Это всё. Берите снаряжение и отправляйтесь в подразделения. Разойдись!

Офицеры разошлись со двора, Катон подошел поближе к Макрону и негромко сказал:

— Надо приглядывать за Постумом, командир.

— Это верно, но он с нами в одной лодке. Он будет сражаться или умрет. Тут, по крайней мере, ему можно доверять.

— Как скажешь, — ответил Катон, устало взглянув на Макрона. Тот нахмурился.

— Когда ты последний раз отдыхал?

— Два дня назад, может, больше. Как и ты.

— Я-то потерплю, а вот ты выглядишь измочаленным.

— Так и есть, — признался Катон. — Но тут ничего не поделаешь — пока не проведем атаку на лагерь противника.

— Это да. Ничего, потом отоспишься.

— Да. Потом. — Катон постарался улыбнуться. — Так или иначе.

Колонна римлян выскользнула из восточных ворот за три часа до рассвета. Солдаты зачернили лица и руки золой и пеплом. Поскольку им предстояло быстро выдвигаться на позиции, а потом преследовать легковооруженных врагов из армии Баннуса, они получили приказ оставить доспехи. Каждый солдат нес щит и был вооружен копьем и коротким мечом. У каждого на правой руке была повязана белая льняная лента — чтобы отличать своих. Когда четыре кавалерийских эскадрона прошли рысью, повернули налево и обошли заграждения, пехота быстро двинулась вперед — не в ногу, чтобы не выдать себя ритмичным топотом римских армейских сапог. Макрон и Катон шагали впереди колонны. Катон дрожал от холода и надеялся, что марш вокруг форта согреет. Приходилось стискивать зубы, чтобы не стучали. Солдатам под страхом наказания было запрещено разговаривать. Колонна двигалась в молчании, тишину нарушало только шарканье подошв, пока бойцы не сошли с каменистой тропы — песок заглушал звуки.