Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

— Сегодня с утра. Великому герцогу Орсо. Оно писалось по некоторой запарке, поэтому я забыла, о чём там точно говорилось. Тем не менее там упоминалось имя Шайло Витари. И имя Никомо Коски.

Коска отмахнулся рукой. — У меня всегда было полно могущественных врагов. Я рассматриваю это как повод гордиться. Их перечень великолепно оживляет беседу за ужином.

Эйдер перевела свою усмешку со старого наёмника обратно на Монзу. — Два этих имени, да имя Муркатто впридачу.

Монза нахмурилась. — Муркатто.

— За какую дуру ты меня держишь? Я знаю кто ты, теперь и Орсо тоже будет знать. То, что ты жива, и то, что ты убила его сына, и то, что тебе помогали. Положим, месть мелковата, но всё же лучшая из того, что у меня могло выйти.

— Месть? — Монза неторопливо кивнула. — Что ж. Каждому своя. Было бы лучше, если б ты этого не делала. — Кальвес тихонько лязгнул, когда она положила руку на рукоять.

— Ну-ну, за это ты меня убьёшь? Ха! Да я уже всё равно труп!

— Тогда зачем мне утруждаться? В моём списке тебя нет. Можешь идти. — Эйдер на мгновение уставилась на неё, приоткрыв рот, будто собираясь что-то сказать, затем щёлкнула зубами и повернулась к двери. — Ты не хочешь пожелать мне удачи?

— Чего?

— Насколько могу судить, теперь тебе осталось уповать лишь на то, что я убью Орсо.

Бывшая любовница Арио замерла в дверях. — Ну, пиздец, именно так всё и будет!

И она ушла.

IV. Виссерин

Война без пожарищ всё равно, что колбаса без горчицы.

Тысяча Мечей воевали за Осприю против Муриса. Воевали за Мурис против Сипани. Воевали за Сипани против Муриса, затем снова за Осприю. В промежутке между войнами по найму, по собственной прихоти ограбили Оприлу. Спустя месяц, рассудив, что наверное они подошли к делу недостаточно тщательно, ограбили её снова, оставив после себя тлеющие развалины. Они воевали за каждого против всех, и за всех против каждого, и за всё это время им едва ли хоть раз пришлось сражаться.

Зато грабежи и разорение, поджоги и мародёрство, вымогательство и насилие — это да.

Никомо Коске нравилось окружать себя необычными и причудливыми диковинками. Девятнадцатилетняя мечница, неразлучная со своим младшим братишкой на его взгляд соответствовала этим требованиям, поэтому он приблизил их к себе. Сперва он обнаружил, что они забавные. Затем, что они полезные. А потом они стали незаменимыми.

Холодными утрами они с Монзой вместе упражнялись в поединках — мелькание и скрежет стали, свист и пар прерывистого дыхания. Он был сильней, а она быстрее, и так они хорошо сочетались друг с другом. Они издевались друг над другом, харкали и хохотали. Воины их роты собирались посмотреть на них, смеясь при виде того, как их капитана частенько ставит впросак девчушка вполовину младше него. Смеялись все, кроме Бенны. Он не был мечником.

У него была способность к цифрам, и его поставили отвечать за отрядные книги, затем за запасы и закупки, а потом за управление сбором и перепродажей добычи и распределением выручки. Он зарабатывал деньги каждому, и получалось у него с лёгкостью, и вскоре его полюбили.

Монза быстро впитывала знания. Она выучилась тому, что писали Столикус, и Вертурио, и Бьяловельд, и Фаранс. Она выучилась всему, что давал ей Никомо Коска. Она выучилась тактике и стратегии, манёврам и снабжению, как разгадать местность и как разгадать врага. Сначала она училась, наблюдая, затем она училась, действуя. Она досконально погружалась в тонкости любого ремесла, что могло пригодиться солдату.

— В тебе сидит дьявол, — говорил ей Коска, когда напивался, что становилось не редкостью. В Мурисе она спасла ему жизнь, и потом он спас ей. Смеялись все, снова кроме Бенны. Он не был спасателем.

Старый Сазайн помер от стрелы, и капитаны рот, что составляли Тысячу Мечей избрали Никомо Коску в кресло генерал-капитана. Монза с Бенной поднялись вместе с ним. Она объявляла остальным приказы Коски. После она советовала ему, какими должны быть его приказы. После она отдавала приказы, пока он пьянствовал и делала вид, что они от него. После она прекратила притворяться, что приказы исходят от него, и никто не возмущался, потому что её приказы были лучше, чем его, даже когда он был трезв.

Проходили месяцы и складывались в годы, и он всё реже и реже был трезвым. Единственные приказы которые он отдавал были в тавернах. Единственные поединки которые он устраивал — поединки с бутылкой. Когда Тысяча Мечей начисто обирала один из уголков страны и приходила пора двигаться дальше, Монзе приходилось обшаривать таверны, и курильни, и бордели, и волочь его оттуда.

Она ненавидела этим заниматься, и Бенна ненавидел смотреть, как она этим занимается, но Коска приютил их и они были перед ним в долгу, поэтому всё так и шло. Когда они на закате добирались до лагеря — он, спотыкаясь под тяжестью выпитого и она, спотыкаясь под его тяжестью — он шептал ей в ухо.

— Монза, Монза. Что бы я без тебя делал?

Стало быть, месть

Надраенные донельзя кавалерийские сапоги генерала Ганмарка клик-кликали по надраенным донельзя полам. Туфли камергера вжик-вжикали за ним следом. Эхо от обоих звяк-звякало, отражаясь от сверкающих стен, и разносилось по огромному, зияющему пространству, в спешке поднятая ими пыль клубилась мошкарой в полосках света. Мягкие рабочие ботинки Шенкта, податливые и потёртые от долгой носки, вообще не издавали ни звука.

— Когда предстанете перед лицом его сиятельства, — слова камергера усердно извергались наружу, — идите ему навстречу, но без неуместной спешки, не смотрите ни влево ни вправо, ваши глаза должны быть устремлены долу и ни в коем разе не встречать взгляд его сиятельства. Остановитесь на белой линии на ковре. Не перед линией, и ни при каких обстоятельствах не за ней, но точно на линии. Затем вы преклоняете колени…

— Я не преклоняюсь, — сказал Шенкт.

Голова камергера повернулась к нему, как у обиженной совы. — Только высшие государственные сановники иностранных держав составляют исключение! Каждый должен…

— Я не преклоняюсь.

Камергер поперхнулся от возмущения, но Ганмарк обратился к нему. — Ради всего! Убили сына и наследника герцога Орсо! Его сиятельству глубоко похер встал на колени или нет тот человек, который способен принести ему отмщение. Преклоняйся или нет, как считаешь нужным. — Двое охранников в белых мундирах подняли перекрещенные алебарды, пропуская их, и Ганмарк толчком распахнул двойные двери.

За ними было устрашающе обширное помещение — величественное, пышное, грандиозное. Достойное быть тронным залом самого могущественного человека в Стирии. Но Шенкт стоял в залах и побольше, и перед людьми помогущественнее, так что он не испытал благоговения. Тонкая красная ковровая дорожка протянулась вдоль мозаичного пола с белой линией на дальнем конце. За ней был воздвигнут высокий помост, дюжина мужчин в полных латных доспехах несла перед ним стражу. На помосте было золочёное кресло. В кресле был великий герцог Орсо Талинский. Он весь был одет в чёрное, но ещё чернее был его угрюмый вид.