Приватизация по-российски - Анатолий Чубайс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Органам управления государственным имуществом следует иметь в виду, что преобладающий тип управления на государственных предприятиях — авторитарный и в то же время пассивный, безынициативный, консервативный. Данный тип сохраняется и на среднеприватизированных предприятиях (если еще и не утрируется). На стадии глубокой приватизации происходит демократизация управления, рост активности, предприимчивости, организационных нововведений. В конечном счете при постановке задачи повышения эффективности производства можно опираться на приватизацию, которая закономерно ведет к повышению качества управления, а это, как правило, определяет и рост эффективности. Повышение качества менеджмента на государственных предприятиях будет зависеть как от кадровой политики государственных органов управления, так и от условий рыночной конкуренции, которые опять же зависят от темпов приватизации. Резюмируя, можно рекомендовать продолжать процесс приватизации в целях повышения качества управления народным хозяйством.
Анатолий ЧУБАЙС
ПОСЛЕ КРИЗИСА
17 АВГУСТА — ПЛАТА ЗА БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ
Пока книга готовилась к печати, жизнь не стояла на месте. Серьезный кризис резко изменил ситуацию в экономике и, естественно, сам ход приватизации. В результате некоторые соображения, высказанные нами несколькими месяцами раньше, потребовали уточнения. Однако мы не стали переписывать книгу заново — пусть все остается для истории, — но решили дополнить ее новой статьей — о самом кризисе и его последствиях для российской приватизации.
Первое, что хочу заметить: не надо на приватизацию вешать еще и эту “собаку” — августовский кризис 1998 года. Некоторые наши стойкие оппоненты настолько сжились с мыслью о том, что все беды в стране — от проведенного нами разгосударствления, что умудряются и этот кризис объяснить исключительна последствиями “антинародной приватизации по Чубайсу”.
Но чем было 17 августа на самом деле? Это бы” бюджетно-долговой кризис. Неспособность государства затыкать бюджетные дыры, отвечать по своим долгам. При чем же здесь приватизация? Каким боком приватизация виновата в том, что из года в год на протяжении шести лет нашими думскими оппонентами принимался дефицитный бюджет?
Именно несбалансированный бюджет, а не “преступные действия правительства Гайдара — Чубайса — Кириенко” — первопричина 17 августа. Когда разразился кризис, все стали дружно ругать “плохую пирамиду ГКО”. Ну так сокращали бы дефицит, если не нравилась “пирамида”! Нам тоже она не очень нравилась. Но деньги откуда-то надо было брать на выполнение утвержденных депутатами бюджетных обязательств.
Представлять 17 августа как грубую ошибку правительства “молодых реформаторов” — дело, конечно, политически прибыльное. При таком раскладе виноваты, как всегда, оказываются Чубайс с Гайдаром, Немцов с Кириенко и вместе с ними — приватизация. А все остальные — в белом... Но давайте разберемся, а можно ли было в сложившейся бюджетной ситуации не принимать обруганные всеми меры: отказ государства от своевременных выплат своих обязательств по ГКО, мораторий на выплату долгов коммерческих банков зарубежным кредиторам?
По поводу невыплат по ГКО. Есть простое и банальное объяснение: не стало денег. Аукционы по ГКО проходили у нас каждую среду. Хорошо помню период, когда, будучи министром финансов, ждал этой среды всякий раз с большим нетерпением: наконец-то получу очередную кучу денег, чтобы закрыть бюджетные дыры. Но однажды наступил момент, когда среда не принесла свободных средств: все доходы, полученные от продажи ГКО, пошли на выплату процентов предыдущим вкладчикам государственных ценных бумаг. А начиная где-то с марта — апреля ( я уже не работал в правительстве) среды стали приносить только убытки. На погашение государственных обязательств мы тратили денег больше, чем получали от их продажи. К понедельнику 17-го стало понятно, что в ближайшую среду, 19 августа, гасить государственные обязательства будет нечем. Вот, собственно, и все...
Необходимость принятых нами мер следует из этой .ситуации автоматически. Если платить нечем, вы: а) не платите; б) начинаете переговоры о том, в какие сроки и каким образом заплатите. И наконец, — вы, конечно, делаете все необходимое для спасения банковской системы. Не отдельных банков, а системы в целом. Ведь неполучение запланированных доходов от ГКО для нашей банковской системы — удар, близкий к смертельному. Именно поэтому объявляется мораторий на выплату долгов коммерческих банков иностранным инвесторам.
Итак, в преддверии 19 августа 17-е было неизбежно. Но так ли неизбежно? Ведь уже летом было совершенно понятно, куда дело движется. Почему, спрашивается, не приняли всех мер для предотвращения краха?
С полной ответственностью утверждаю, что правительством Кириенко, в котором я не состоял, с марта по август было сделано максимум возможного для того, чтобы кризис предотвратить. Была принята программа сокращения госрасходов — ударная и работоспособная. До этого подобную программу мы пытались провести в течение полугода — ничего не получалось. А Сергей сделал это буквально за полтора месяца. Эта программа стала выполняться. В апреле 1998 года доходы бюджета впервые превысили расходы. Разница была направлена на погашение государственных долгов.
Однако жесткая финансовая политика стала осуществляться поздно, очень поздно. Слишком велик был груз накопившихся к тому времени проблем. В критической экономической ситуации весны 1998 года слишком долго формировалось правительство, слишком сильно была раскачана лодка за эти полтора месяца безвластья.
В итоге, несмотря на первые появившиеся успехи, рынок не удалось убедить в том, что это начало долговременной экономической стабилизации. При ожидаемой годовой инфляции в шесть процентов ставки по ГКО выросли до 70, 80, 90 процентов! Инвестор не верил в то, что правительство вернет ему деньги, и свои риски пытался компенсировать высокой стоимостью отдаваемых в долг средств.
Но и в этой ситуации правительство Кириенко продолжало бороться с надвигающимся кризисом/Была принята уникальная программа экономии госрасходов — 14,8 миллиарда долларов до конца года. Все равно не убедили! Только на два дня рынок успокоился, но потом процентные ставки снова пошли вверх... И тут нельзя не сказать о причинах внешних. Рискну предположить, что именно они повлияли на ситуацию в России в не меньшей, а может, даже и в большей степени, чем ее собственные внутриполитические и внутриэкономические неурядицы.
Причина номер один — мировой кризис развивающихся рынков. Стоит ли представлять 17 августа как некую удивительную неожиданность, в то время как экономический кризис встряхнул около 50 стран мира к при этом в 10 из них окончился полной политической катастрофой — сменой президентов и правительств, а в ряде случаев — стрельбой, жертвами, кровью?.: Россия — неотъемлемая часть мира, и в ситуации всеобщего коллапса смотреть на события в собственной стране исключительно через призму отношений между Чубайсом и Лужковым, Кириенко и Березовским просто наивно.
Как и многие другие страны, Россия оказалась ввергнута в водоворот гигантского крупномасштабного процесса. Но неприятная особенность состояла в том, что она по целому ряду причин оказалась чрезвычайно уязвимым и ослабленным звеном этого общего процесса. Совершенно очевидные вещи: слабая экономика; молодой, еще не окрепший, только формирующийся рынок. Но сказалось не только это. Была еще одна особенность у нашей экономики, сыгравшая роковую роль в ситуации кризиса. И особенность эта — переразвитость финансовых рынков.
Именно за это явление нас много и упорно ругали: вот, мол, финансовые рынки стали самоцелью; вот, мол, пирамида ГКО — колосс на глиняных ногах... Тем не менее я полагаю, что явление это было далеко не столь однозначно. В бурном развитии финансовых рынков в России были и свои плюсы. Именно эти рынки стали привлекать в страну значительные финансовые ресурсы. Только объем операций по корпоративным ценным бумагам (торговля акциями компаний) в докризисные времена составлял 100 миллионов долларов в сутки. Сравните: на Украине аналогичный показатель в то время был два миллиона долларов, в Казахстане примерно столько же. Даже в Чехии, продвинувшейся по пути реформ гораздо дальше России, даже в Словакии и других восточноевропейских странах этот рынок был значительно более слабым.
Однако финансовые рынки России, переразвитые по масштабам, оказались недоразвиты по глубине, по инфраструктуре, по защищенности механизма. Роль их в экономике была большая, а надежность — слабая. И вот как раз по этим рынкам пришелся главный удар. Когда в разгар азиатского кризиса полтора-два миллиарда “азиатских” денег ушло из России — это был удар ниже пояса. Скажем, в Китае не могло возникнуть подобной проблемы, потому что там корпоративных ценных бумаг вообще не было. Там — другой путь развития. Не лучше и не хуже. Просто другой. К сожалению, ураган 1997 года обрушился как раз на ту дорогу, по которой шли мы. Что называется — не повезло...