Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920 - Леонид Аринштейн

Он метался как зверь в своей клетке, но, надо отдать ему справедливость, душою болел за Россию, предвидя ее гибель и не будучи в состоянии приостановить неминуемую катастрофу. Своим государственным чутьем он предугадывал события – наше военное поражение и революцию. Он видел, что Царь окружил себя пигмеями, в то время как он, новый Прометей, прикован был вынужденным бездействием к своей скале. Сколько раз мне приходилось видеть его в волнении шагающим по своему кабинету и, со слезами на глазах, повторяющим: «Боже правый, куда они ведут Россию, Россию моего Царя» (Александра III). Скончался он после двухдневной болезни, окончательно разбитый морально, озлобленный против всех и вся. Настроение это всецело отразилось на его воспоминаниях. С графом Сергеем Юльевичем Витте сошел в могилу один из наших крупнейших государственных деятелей…

После отставки графа С. Ю. Витте в 1905 году председателем Совета Министров назначен был его постоянный противник, престарелый Иван Логинович Горемыкин. Он происходил из старинного дворянского рода, известного еще во времена Ивана Грозного. Он имел за собою обширную бюрократическую карьеру, был товарищем министра юстиции и министром внутренних дел. Глубоко образованный, первоклассный стилист, свободно владеющий большинством европейских языков, И. Л. Горемыкин считался знатоком России и специалистом по крестьянским делам. Ему предшествовала репутация отъявленного реакционера. Бывши с ним в самых коротких отношениях, позволю себе усомниться в правильности этой оценки.

Горемыкин был, прежде всего, лишь строгий законник. Отсюда – его столкновения с Государственной Думой, стремившейся превзойти установленные законом свои права. Как-то раз премьер сказал мне:

«Странное дело, когда я был министром внутренних дел, мне создали репутацию чуть ли не "красного" и особенно старался в этом смысле "либеральный" Витте. В 1906 году меня считали ультрареакционером. Между тем, я не был ни тем, ни другим. Я попросту всегда стоял на почве закона».

Конечно, против подобного образа мыслей можно многое возразить. Закон, изданный в 1900 году, мог в 1906 году уже не годиться, и Горемыкин, стоявший так долго на высших ступенях служебной иерархии, мог и должен был способствовать изменению законов устаревших. Но, тем не менее, реакционером в приписываемом ему смысле он не был, будучи для того слишком европейцем и глубоко культурным человеком.

Первое министерство Горемыкина продлилось всего несколько месяцев. Первая, так называемая «Дума народного гнева», при появлении его, встретила его невероятным скандалом, после чего он в Таврический дворец более не показывался. Государю предстоял выбор – распустить Думу или назначить либеральное министерство из ее членов. Верховный Совет, под высочайшим председательством, значительным большинством высказался за вторую комбинацию. За роспуск Думы стояли только И. Л. Горемыкин и назначенный по его ходатайству министром внутренних дел бывший саратовский губернатор, П. А. Столыпин. По окончании заседания совета, Государь удержал премьера. «Что же, Иван Логинович, нас победили», – сказал он последнему. – «Государь, от вашей державной воли зависит всецело поступить так или иначе. Я своего мнения не меняю», – возразил Горемыкин. Обычным жестом Николай II покрутил свой ус и затем, перекрестившись, сказал: «Ну, так пусть будет по-вашему, Иван Логинович».

Премьер тотчас же отправился в типографию Государственного Совета, дабы распорядиться о напечатании на следующий день указа о роспуске Думы. В типографии он, между прочим, нашел оттиски прокламации кадетской партии к народу с требованием ответственного кабинета. Он приказал отнести эти оттиски в свою карету и вернулся домой.

Надо отметить, что престарелый премьер вообще обладал олимпийским спокойствием, не покидавшим его в самые критические дни его долгой карьеры. Как ни в чем ни бывало, он сел за стол, пообедал и, выкурив обычную сигару, отправился на покой. Между тем, Государь успел передумать и изменил свое решение. Около 12 часов ночи к Горемыкину явился царский курьер с новым приказанием – Думу не распускать и явиться на следующий день в Царское Село. Премьер, ознакомившись с содержанием письма Государя, приказал отпустить курьера под предлогом, что он спит и что царское приказание будет исполнено, как только он проснется. На следующий день, к немалому удивлению Государя, указ о роспуске Думы был обнародован и Горемыкин отправился в Царское Село принести монарху свои верноподданнейшие извинения, подав при этом свою просьбу об отставке, которая была принята, и на его место по его указанию назначен был П. А. Столыпин. Через некоторое время И. Л. Горемыкин с супругой отправились за границу, где провели несколько месяцев. Горемыкин покинул пост свой так же, как и занял его – без особенной радости, но и без всякой горечи.

Заместитель его, П. А. Столыпин, был, бесспорно, человеком незаурядным, не лишенным здорового честолюбия, энергичным и решительным. Вначале он не чужд был некоторой провинциальности, за что противники прозвали его «всероссийским губернатором». Но уже вскоре он выказал свои действительно государственные способности. Прекрасный оратор, он пользовался серьезным влиянием в Думе. Политика его носила отпечаток крайнего национализма, и в этой политике его поддерживало «Новое Время», одним из сотрудников которого был его брат, Александр Аркадьевич. Убедившись в успехе роспуска первой Думы, к которому население отнеслось довольно равнодушно и которое, вопреки предсказанию всесильного некоторое время дворцового коменданта Д. Ф. Трепова, не обратилось «в море крови», Столыпин стал приписывать себе инициативу этого роспуска, за что он дорого поплатился. В то время, как не противоречивший ему Горемыкин спокойно наслаждался горным воздухом в Тегеризе, на виллу, занимаемую Столыпиным на Аптекарском острове, произведено было террористическое покушение, стоившее многих жизней и искалечившее детей премьера, спасшегося от смерти каким-то чудом.

При выборе во вторую Думу первый министр ошибся в расчетах. Он сделал ставку на крестьян и сельских священников, которые, вопреки его ожиданиям, оказались левыми. В конце концов, обнаружен был антимонархический заговор, в котором замешаны были некоторые члены Думы. Последние были судимы и сосланы, а Дума распущена.

Во избежание повторения такого случая, Столыпин прибег к антиконституционному изданию нового избирательного закона (9 июня 1906 г.) и получил, наконец, такую Думу, какую он желал, т. е. вполне покорную его воле. Большинство перешло к так называемой октябристской партии, значительно правее кадетской. Но и эта партия министра не удовлетворила. Его усилиями создалась партия националистическая с антиокраинным характером, с яркой антисемитской окраской. Но, несмотря на потерю ими большинства, в Думе кадеты были сильно распространены среди нашей так называемой интеллигенции. Политическая программа Столыпина явно шла вразрез с их взглядами, особенно по вопросу еврейскому. Кадеты начали против него подпольную агитацию, которая повела к тому, что первый министр стал все сильнее склоняться в сторону реакции. Черные сотни вновь подняли свою голову, и, в конце концов, Столыпин пал от руки Багрова во время парадного спектакля по случаю пребывания Государя в Киеве. Но, так или иначе, политическая роль его была уже сыграна. Министр явно потерял свое влияние при Дворе, и отставка его была в принципе решена. Царь посетил смертельно раненного министра, но на похоронах его не присутствовал, не найдя возможным отложить назначенный на этот день смотр войск в Мерзебуше, под Киевом.