Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин

Дом располагался на Касл-сквер и принадлежал маркизу Лансдауну, который только что выстроил себе псевдоготический замок тут же неподалеку[154]. У Джейн были какие-то дела с художником лорда Лансдауна, «как его следовало бы называть, домашним художником… ведь он живет в замке — домашние капелланы уступили место более необходимому виду услужающих… полагаю, когда он не расписывает стены, то работает над лицом миледи». У этой старомодной шутки есть свое объяснение: многие презирали ее светлость, поскольку до того, как стать женой, она была любовницей маркиза; надо думать, она обильно накладывала косметику на лицо. Впрочем, миледи была совершенно безобидна и даже добавляла занимательности этому месту: она ездила в маленьком фаэтоне, запряженном невероятно крошечными пони, которым сама и правила, — разумеется, это экзотическое зрелище привлекало наезжавших в гости детей. Очарованные племянники и племянницы Остин смотрели на фаэтон изо всех окон.

Генри привез Кэсс домой из Годмершема, где перед отъездом два вечера подряд развлекал всех, читая вслух какую-то пьесу. А здесь, в Саутгемптоне, они все вместе переехали в дом на Касл-сквер. В это самое время Фрэнк получил приказ отправиться на свой корабль «Сент-Олбанс» и заняться его снаряжением перед отправкой в качестве конвойного судна к мысу Доброй Надежды и затем в Китай. Мать и сестры должны были позаботиться о благополучном разрешении его молодой супруги в апреле. Роды прошли, однако, не вполне благополучно. Фанни получала известия о том, как обстоят дела у Остинов, и записала в дневнике, что «Мэри была так плоха, что все немало тревожились», и что после родов у нее опять начались тяжелые обмороки. Так что ее невесткам пришлось попереживать. Как и Элизабет, жене Эдварда Мэри предстояло родить одиннадцать детей и умереть во время последних родов. Но на этот раз она оправилась. В мае Фрэнк приехал на крестины своей дочери и пробыл с семьей до конца июня, после чего отплыл к мысу Доброй Надежды.

Еще до его отъезда посмотреть, как все они устроились в Саутгемптоне, приехал Эдвард. Он навещал свои владения в Чотоне после того, как съехали арендаторы, и предложил матери и сестрам присоединиться к нему в сентябре и вместе отдохнуть в Чотон-хаусе, пока тот стоит пустой. Пока дамы будут гостить в Чотоне, он собирался отвезти старшего сына на его первый учебный семестр в Уинчестер. К тому же в Чотон легко могли бы приехать из Стивентона Джеймс и Мэри — в доме вполне хватало комнат для них всех. Так и порешили. Жена Фрэнка отбыла в Рамсгейт показать новорожденную дочку своей родне, а другие дамы из семейства Остин отправились в свою первую поездку в Чотон. Шпалеры на стенах, запутанные коридоры, огромные старые камины, большой холл, галерея и величественные семейные портреты поразили их должным образом, хотя и не заставили вовсе отказаться от более современных соблазнов: дневник Фанни содержит упоминание о том, что в течение пяти дней они с тетушкой Джейн трижды наведались в Олтон за покупками.

Затем семейство вернулось в Саутгемптон, где миссис Остин, Джейн и Кассандра несколько дней принимали Эдварда, Элизабет, Фанни и ее брата Уильяма на Касл-сквер. Здесь к ним опять присоединился Генри. Все вместе они сходили в театр посмотреть на Джона Баннистера в пьесе Артура Мерфи «Как его удержать», много лет не терявшей своей популярности сатире на женщин, которые не дают себе труда нравиться своим мужьям после свадьбы. Еще они предприняли лодочную поездку в Хайт[155] и путешествие к живописным развалинам аббатства Нетли. «Мы онемели от восторга… Хотела бы я хоть отдаленно передать на бумаге это возвышенное впечатление», — с энтузиазмом строчила затем Фанни. Другие посетители Нетли дара речи не теряли и порой даже протестовали против палаток с игрушками и имбирными пряниками и компаний, расположившихся на пикник[156]. В дневнике Фанни сообщает: «Мы съели печенье, которое взяли с собой, и вернулись в полном восхищении. Мы с тетушкой Джейн затем допоздна гуляли по Хай-стрит». На следующий день Генри нанял открытый экипаж и собрал всех на прогулку в Нью-Форест[157]. Всех, кроме «тетушки Джейн», которой, вероятно, уже вполне хватило совместных семейных увеселений, отчего она и почла за лучшее остаться дома в одиночестве.

Глава 19

Семейная утрата

Весь следующий год Джейн посвятила братьям и их семьям. В декабре 1808 года ей исполнилось тридцать три, и она окончательно утвердилась в статусе незамужней тетушки. Если она не находилась в Саутгемптоне с Фрэнсисом, Мэри и их малышом, то была в Стивентоне с Джеймсом и его тремя детьми или в Годмершеме с Эдвардом и его ватагой из десяти отпрысков. Она бывала также и у Фаулов в беркширском Кинтбери, где пасторат, как и в Стивентоне, перешел к старшему сыну Фулвору. Старый мистер Фаул уже умер, как и один из его сыновей, Чарльз, с которым Остины тоже дружили в детстве и которому лишь немного перевалило за тридцать, но в доме подрастало восемь маленьких Фаулов, всегда готовых радоваться приезду «тетушек».

Бездетными оставались лишь Генри и Элиза, у которых Джейн провела июнь и июль. Их дом в Бромптоне не отличался большими размерами, зато привлекал гостеприимством. Они умели поддержать разговор, устраивали званые вечера для своих лондонских друзей, посещали концерты и театры.

У них даже была своя ложа в оперном театре «Пантеон»[158] на Оксфорд-стрит. Элиза определенно отличалась от прочих невесток: ее запутанная космополитическая биография накладывала на нее свой отпечаток и отдаляла ее от других. Ближе всех она была к Джейн, которую помнила маленькой девочкой. Своеобразия их дому добавляли две служанки-француженки, мадам Бижон и ее дочь Мари-Маргарита, мадам Перигор. Джейн находила обеих очаровательными и интересными. В общем, Бромптон был совершенно особым местом, здесь могли себе позволить неспешные приятные беседы и ценили самые разные удовольствия жизни: не только музыку, живопись и чтение, но и хорошую еду и вино.

В Мэнидауне тоже находилось время для неторопливых разговоров. Две недели, которые Джейн провела в тот год у сестер Бигг, прошли столь приятно, что она решила пригласить их летом в Саутгемптон с ответным визитом. Ее мать собиралась уехать к Джеймсу, так что барышни заранее предвкушали, как уютно соберутся своим сплоченным кружком и насладятся непринужденным общением. Но затем вся затея чуть не рухнула, поскольку Джейн застряла в Годмершеме: некому было сопроводить ее в Саутгемптон ко времени приезда сестер Бигг. Джейн ужасно огорчилась и даже бросилась умолять Эдварда, что было для нее совершенно не характерно. В семье считали, что в Годмершеме ей ничуть не хуже, чем в любом другом месте, и что она преспокойно проведет там еще два месяца, пока не приедет Генри и не отвезет ее домой. Никому не приходило в голову, что у нее могут быть свои собственные планы, с которыми нужно считаться. Должно быть, она чувствовала себя чем-то вроде живой посылки.