Путешественница Книга 1. Лабиринты судьбы - Диана Гэблдон

— Да, миледи?

Джеффриса вызывали для дачи показаний. Маккензи — нет. Коренерскому суду вообще не был известен факт появления в Эллсмире конюха по имени Маккензи.

Леди Дансени встретилась с ним взглядом. Глаза у нее были светло–голубовато–зелеными, как у ее дочери Изабель, но если у той русые волосы отливали шелковистым блеском, то у матери они потускнели, выцвели, и лишь седые пряди поблескивали серебром под проникавшими сквозь открытую дверь конюшни солнечными лучами.

— Мы признательны тебе, Маккензи, — тихо промолвила она.

— Благодарю вас, миледи.

— Очень признательны, — повторила она, не сводя с него пристального взгляда. — Маккензи ведь не настоящее твое имя, правда? — вдруг спросила она.

— Да, миледи.

Несмотря на полуденное тепло, по спине пробежал холодок. Что могла рассказать леди Джинива своей матери перед смертью?

По–видимому, она почувствовала его напряжение, потому что уголки ее губ приподнялись в ободряющей, как ему показалось, улыбке.

— Полагаю, выяснять твое истинное имя мне пока ни к чему. Но один вопрос я все–таки тебе задам, Маккензи: ты хочешь вернуться домой?

— Домой? — с недоумением переспросил он.

— В Шотландию. Я знаю, кто ты, — сказала она, по–прежнему не сводя с него глаз. — То есть как тебя зовут, мне неизвестно, но я знаю, что ты один из осужденных якобитов, состоящих под надзором Джона. Муж рассказал мне.

Джейми взглянул на нее с опаской, но она не казалась особо расстроенной, во всяком случае не более, чем подобало женщине, только что потерявшей дочь, но все–таки получившей взамен внука.

— Я надеюсь, что вы простите мне этот обман, миледи, — сказал он. — Его милость…

— Хотел оградить меня, — закончила за него леди Дансени. — Да, я знаю. Но Уильям зря беспокоился.

Так оно было или нет, однако при мысли о том, что муж переживает за нее, морщинка между бровями леди слегка разгладилась. Джейми этот неявный признак супружеской привязанности тронул — и уколол неожиданной болью.

— Мы не богаты. Ты понял это из слов Эллсмира, — продолжила леди Дансени. — Хэлуотер погряз в долгах. Впрочем, теперь мой внук — обладатель одного из самых больших состояний в графстве.

Ему нечего было на это сказать, кроме банального «да, миледи», хотя из–за этого он и чувствовал себя сродни попугаю, живущему в большой гостиной. Он видел этого попугая накануне, когда украдкой пробирался на закате через газоны и клумбы к дому, чтобы, когда вся семья соберется к ужину, хоть краешком глаза увидеть нового графа Эллсмира.

— Мы здесь живем очень уединенно, — продолжила она. — Мы редко выбираемся в Лондон, и у моего мужа мало влияния в высших кругах. Но…

— Да, миледи?

До него стало доходить, к чему клонит ее милость, и от волнения сердце ухнуло куда–то в пустоту между ребрами.

— Джон, то есть лорд Джон Грей, происходит из весьма влиятельной семьи. Его приемный отец… впрочем, это не важно.

Она пожала обтянутыми черным крепом плечами, отметая несущественные детали.

— Суть в том, что можно будет воспользоваться значительным влиянием, чтобы освободить тебя от данного тобой слова и ты мог вернуться в Шотландию. Поэтому я и пришла спросить тебя: ты хочешь вернуться домой, Маккензи?

У него перехватило дыхание, как будто кто–то нанес ему сильный удар в солнечное сплетение.

Шотландия! Покинуть этот сырой, болотистый край, вновь ступить на запретную дорогу, но шагать по ней легко и свободно, взбираться оленьими тропами на скалы, вдыхать свежий воздух, сдобренный ароматами утесника и вереска. Вернуться домой!

Перестать быть чужим. Уйти от враждебности и одиночества, приехать в Лаллиброх, увидеть просиявшее от радости лицо сестры, которая бросится ему на шею, ощутить крепкие дружеские объятия Айена, услышать веселые голоса детей, наседающих со всех сторон и тянущих его за одежду.

Уехать — и больше никогда не увидеть и не услышать собственного ребенка.

Он смотрел на леди Дансени с совершенно непроницаемым выражением лица, чтобы она не могла догадаться, какое смятение вызвало у него ее предложение.

Вчера ему удалось–таки полюбоваться спящим в корзинке малышом. Чтобы заглянуть в окно детской на втором этаже, он рискованно пристроился на ветке огромной норвежской ели и напряженно вглядывался сквозь завесу иголок.

Личико ребенка было видно только в профиль, одна пухленькая щечка покоилась на кружевной подушечке. Шапочка во сне слегка сбилась, и он увидел гладкий изгиб крохотной головки, слегка припорошенной бледно–золотистым пушком.

«Слава богу, что не рыжий», — была его первая мысль, и он перекрестился в порыве непроизвольной благодарности.

«Господи, какой же он маленький!»

То была вторая мысль, за которой последовало почти неудержимое желание перебраться с ветки в окно, взять малыша на руки. Эта гладкая, красивой формы головка как раз уместится на его ладони, и в памяти у него останется ощущение крохотного живого тельца, которое он, пусть на миг, прижмет к сердцу.

— Ты крепкий малыш, — прошептал он. — Крепкий, смелый и хорошенький. Но, боже мой, какой же ты крохотный!

Леди Дансени терпеливо ждала. Он почтительно склонил перед ней голову, чувствуя, что, возможно, совершает ужасную ошибку. Но иначе поступить он не мог.

— Я благодарю вас, миледи, но… думаю, я не поеду… пока.

Леди Дансени кивнула. Ничто в ее облике не выдало удивления, лишь одна светлая бровь слегка дрогнула.

— Как пожелаешь, Маккензи. Тебе нужно только попросить.

Она повернулась, словно крохотная фигурка из механических часов, и ушла. Вернулась в мир Хэлуотера, который теперь стал для Джейми в тысячу раз более крепкой тюрьмой, чем когда–либо.

Глава 16

УИЛЛИ

К огромному удивлению Джейми Фрэзера, следующие несколько лет оказались для него во многих отношениях едва ли не самыми счастливыми, не считая лет его брака.

Избавленный от ответственности за арендаторов и кого бы то ни было, он отвечал лишь за себя и находившихся на его попечении лошадей, что весьма упрощало жизнь. Кроме того, хотя коронерский суд никаких претензий к нему не имел, Джеффрис проговорился насчет обстоятельств смерти Эллсмира, так что остальные слуги прониклись к Джейми почтением, но держались на расстоянии и в приятели не набивались.

Еды было вдоволь, имеющаяся одежда позволяла ему не мерзнуть и выглядеть прилично, а приходившие с оказией письма из дома заверяли его, что и там дела обстоят хорошо.

Среди преимуществ тихой жизни в Хэлуотере было и то, что неожиданно для него, как–то само по себе восстановилось их приятельство с лордом Джоном Греем. Майор, как и обещал, каждые три месяца наведывался во владения Дансени, но по отношению к Фрэзеру проявлял учтивую сдержанность и поначалу ограничивался лишь официальными вопросами, диктовавшимися правилами надзора.