Джон Р. Р. Толкин. Биография - Хамфри Карпентер

На самом-то деле оценка Толкина была непомерно завышена. Общий объем «Сильмариллиона» в том виде, в каком Толкин намеревался его опубликовать, составлял, возможно, около ста двадцати пяти тысяч слов, а может, и меньше, но уж никак не полмиллиона, как во «Властелине Колец». Однако же Толкин, который считал, что «Сильмариллион» не менее важен, чем «Властелин Колец», почему-то решил, что он вследствие этого не менее длинен. Вдобавок он передал Уолдману несколько дополнительных глав к «Сильмариллиону», не пояснив, какое отношение они имеют к остальному тексту, и это тоже ситуации не улучшило. Уолдман был несколько озадачен. «Эти тексты довольно сильно сбили меня с толку», — говорил он. В результате всего этого переговоры, что должны были бы пройти без сучка без задоринки, все больше запутывались.

А тут Уолдман уехал в Италию, где он проживал большую часть года, бывая в Лондоне только весной и осенью. Это усугубило положение. Уильям Коллинз мало что знал о книгах Толкина и предоставил вести все дело Уолдману. Но Уолдман заболел, и его осеннюю поездку в Лондон пришлось отложить. В результате в конце 1950–го, спустя год после того, как «Властелин Колец» был завершен, Толкин обнаружил, что ни на шаг не продвинулся к тому, чтобы опубликовать книгу. Слухи об этом дошли до Стэнли Анвина, и тот написал Толкину, что все еще не утратил надежду «добиться привилегии быть причастным к публикации книги». Но Толкина было не так-то просто заманить обратно в «Аллен энд Анвин». Ответил он вполне доброжелательно, но о романе в письме не говорилось ни слова.

Большую часть времени Толкин был занят научной и административной работой в Оксфорде. Он несколько раз побывал в Бельгии (по научным делам) и в Ирландии (в качестве экзаменатора). Так миновал еще год, а дело с публикацией не двигалось. В конце 1951 года Толкин написал длинное письмо, почти в десять тысяч слов, Мильтону Уолдману. В этом письме он изложил всю структуру своей мифологии, надеясь таким образом доказать Уолдману, что «Сильмариллион» и «Властелин Колец» взаимозависимы и неразделимы. Но к марту 1952 года договор с «Коллинзом» все еще не был подписан, и «Сильмариллион» все еще не был готов к изданию. Уильям Коллинз находился в Южной Африке, Уолдман — в Италии, бумага резко подорожала. Толкин (который, по правде говоря, был не менее ответствен за задержку, чем все остальные) написал Коллинзу, что он, Толкин, только даром теряет время. Пусть немедленно публикуют «Властелина Колец», а не то он отошлет рукопись обратно в «Аллен энд Анвин». Результат предвидеть не составило труда: Уильям Коллинз любил ультиматумы не больше, чем Стэнли Анвин. Он вернулся из Южной Африки, прочел письмо Толкина и 18 апреля 1952 года ответил: «Боюсь, нас пугает колоссальный объем книги. При нынешних ценах на бумагу это означает, что расходы окажутся непомерно велики», и сказал, что Толкину, пожалуй, и впрямь стоит отослать рукопись обратно в «Аллен энд Анвин».

Да, но захотят ли «Аллен энд Анвин» снова иметь с ним дело?

22 июня 1952 года Толкин написал Рейнеру Анвину, который к тому времени вернулся в Англию и теперь работал в фирме своего отца: «Что же до “Властелина Колец” и “Сильмариллиона”, они застряли там, где и были. Первый окончен, второй до сих пор не окончен (или не отредактирован), и оба пылятся без толку. Я сильно умерил свои требования. Лучше уж что-нибудь, чем вовсе ничего! Несмотря на то, что для меня это части единого целого и “Властелин Колец” читался бы куда лучше (и проще) вместе с “Сильмариллионом”, я был бы рад опубликовать хотя бы часть. Время поджимает. Как насчет “Властелина Колец”? Нельзя ли как-нибудь отпереть дверь, которую я сам же и захлопнул?»

Глава 2

РИСКОВАННОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ

Рейнера Анвина дважды упрашивать не пришлось. Он посоветовал Толкину как можно скорее отослать рукопись в «Аллен энд Анвин» заказной бандеролью. Но у Толкина был только один окончательно отредактированный машинописный экземпляр книги, и доверять его почте он побаивался. Он хотел передать папку лично, а вышло так, что возможность сделать это представилась только через несколько недель. В августе Толкин отдыхал в Ирландии и в том же месяце навестил Джорджа Сэйера, друга К. С. Льюиса, преподавателя Молверн-Колледжа[83], часто бывавшего у «Инклингов». В то время как Толкин гостил у Сэйера в Вустершире, хозяин записал на магнитофон, как Толкин читает и поет отрывки из «Хоббита» и машинописного текста «Властелина Колец», который он захватил с собой. Прослушав записи, Толкин «был немало удивлен, обнаружив, что декламация звучит весьма недурно и что сам я, если можно так сказать, недурной рассказчик». Много лет спустя, уже после смерти Толкина, эти записи были выпущены на долгоиграющих пластинках.

Толкину никогда прежде не доводилось видеть вблизи магнитофон. А потому он сделал вид, что машинка Сэйера внушает ему немалые подозрения, и на всякий случай произнес в микрофон «Отче наш» на готском, чтобы изгнать бесов, которые могли таиться внутри этой штуковины. Однако после сеансов записи в Молверне это устройство произвело на него такое впечатление, что он приобрел такую же машинку для себя и принялся развлекаться тем, что наговаривал на магнитофон свои тексты. За несколько лет до того Толкин сочинил пьесу, которая вполне могла бы сгодиться для радиопостановки. Пьеса была озаглавлена «Возвращение Беорхтнота, сына Беорхтхельма», и представляла собой не что иное, как «продолжение» «Битвы при Мэлдоне»[84]. В ней описан вымышленный эпизод после сражения. Двое слуг эрла Беорхтнота приходят ночью на поле битвы, чтобы отыскать тело своего господина. Написанная современным аналогом древнеанглийского аллитерационного стиха, она знаменует конец героической эпохи, чьи идеалы воплощает юный романтик Торхтхельм. Ему противопоставлен практичный старый крестьянин Тидвальд. К 1945 году «Возвращение Беорхтнота» уже существовало, но свет увидело только в 1953 году, в «Эссейз энд стадиз». На сцене пьеса никогда не ставилась, но через год после публикации была передана по третьей программе Би-би-си[85]. Эта постановка Толкину ужасно не понравилась: актеры совершенно не обращали внимания на аллитерационный стих и декламировали его так, будто это был обычный пятистопный ямб. Он сам записал эту пьесу у себя в кабинете на магнитофон так, как это его устраивало. Он не только читал за обоих персонажей, но еще и весьма искусно создавал шумовые эффекты. Несмотря на то что запись эта была сделана исключительно для собственного удовольствия, она наглядно демонстрирует недюжинные актерские данные Толкина. Он проявил эти таланты еще до войны, когда в 1938 и 1939 годах играл Чосера в «Летних развлечениях», поставленных в Оксфорде Невиллом Когхиллом и Джоном Мейзфилдом. В этих спектаклях он читал наизусть «Рассказ Монастырского Капеллана», а на следующий год — «Рассказ Мажордома». Толкин без особого восторга относился к драме как к роду искусства, полагая, что она чересчур антропоцентрична и потому ограниченна. Однако на художественное чтение стихов его неприязнь не распространялась — и, видимо, своего «Беорхтнота» он относил именно к этой категории.