Квартира - Павел Астахов

Кныш открыл рот да так и замер.

Перестройка

Более всего в этот предпраздничный день Артем хотел бы находиться в Швейцарии, в маленьком курортном городе Гштадт. Честное слово, он с удовольствием постоял бы неподалеку, чтобы видеть процесс предъявления обвинения лично. Никаких денег на такой рождественский подарок себе не жалко! Но именно на этот день в его расписании была назначена беседа с М. С. Горбачевым.

Бывший первый и последний президент Великого Союза вел очень скромный образ жизни. Вопреки небылицам о миллиардном состоянии, нажитом за активный развал социалистической империи, он с трудом содержал немногочисленных помощников и семью. Возможно, поэтому никакой дистанции между ними не возникло, а светский поначалу разговор перерос в напряженную обоюдно интересную беседу. Обменявшись всеми возможными дежурными впечатлениями, от вечно сопливой московской погоды до предстоящих парламентских выборов, они плавно перешли к мировому кризису, когда неожиданно бывший генсек сверкнул глазами:

— А ведь я предвидел это еще тогда. Двадцать лет назад.

— Простите, что? — не понял Артем.

— Мировой кризис. Это все они. Мировое правительство, — загадочно и задумчиво разъяснил политик.

— В принципе, экономический кризис, как и любое циклическое явление, рано или поздно повторяется… — попытался поддержать его Павлов.

Но собеседник сделал кислую гримасу, как будто откусил лайм. Он замахал руками:

— Нет-нет! Ты не понял! При чем здесь цикл? Основа — это люди! И жилье! Я наступил им на хвост. И теперь это же сделал новый президент, — еще более загадочно выразился бывший президент.

— Э-э-э… простите, Михаил Сергеевич, я, честно говоря, не понял, — признался Артем.

Он считал, что лучше в начале разговора искренне признаться в том, что не понимаешь, чем запутаться окончательно и выглядеть идиотом к концу беседы. Тем более что Горбачев был к тому готов. Он часто сталкивался с людьми, которые не могли с ходу поймать его витиеватые мысли. Как знать, может, поэтому и перестройка не имела того успеха, какой был гарантирован открывшимися социальными возможностями.

— Слушай! Кохгда мы начинали перестройку, какой был хглавный лозунхг? — Он мягко округлял букву «г» в свойственной ему манере.

— Ускорение, демократия… — начал быстро перечислять Артем, когда-то даже учивший все характеристики этого странного политического явления, которое даже на иностранный язык не переводилось, а так и писалось: «PERESTROIKA».

— Не, ну это все правильно. Но главный? Самый главный и нужный людям? Забыл? Эх ты! — в сердцах легонько хлопнул по столу широкой ладонью легендарный ставрополец.

— Извините, Михал Сергеич, мог и запамятовать, — смутился Артем. — Я тогда в армии служил, а там все больше лозунг «встать-лечь» практиковали.

— Ладно. Но это важная веха истории. Слушай. Главным лозунгом было жилье. Каждой семье мы обещали отдельную квартиру, — наклонившись ближе к адвокату, почти зашептал Горбачев.

— Точно! Вспомнил. Была еще такая частушка, — откликнулся Артем.

Бывший президент поднял кустистые брови:

— Какая еще частушка? Ну-ка спой. Я люблю народное творчество. Даже анекдоты про себя собирал, пока смешные были, — улыбнулся он.

— А вот как. «Каждый получит квартиру отдельную, через две тысячи лет!» — тихонько пропел Павлов.

Михаил Сергеевич нахмурился:

— Хм. Не смешно. Ну, да ладно. Это народ. Народ — всему голова. А вот про две тысячи почти правда. Мы говорили, что к двухтысячному году. На все про все брали десять-пятнадцать лет. И мы бы совладали. Точно. Все просчитано было. Лучшие специалисты спланировали целые города.

Артем недоверчиво качнул головой, и Горбачев даже рассердился:

— Вот так же было в шестидесятые с целиной! Никто не верил. В мире такого никто не видал. А мы подняли, вырастили, вырвались и перегнали! Понимаешь, Артем? Нам это было под силу!

Политик опустил голову и через большие очки посмотрел на Павлова. Глаза его были беззащитные и чистые, как, видимо, и помыслы, с которыми он не расстался до сих пор.

— Ну почему же все не случилось? Почему не сделали? — поинтересовался Павлов.

— Ха. Потому! Я же говорю, в мире это было неслыханно — дать людям квартиры, жилье. Никто и никогда этого не делал. Смотри, если у каждого человека в стране было бы свое жилье, то у нас наступила бы долговременная стабильность. А это невыгодно.

Артем задумался и все-таки не согласился:

— Уф, Михал Сергеич, вы бы пояснили, о ком говорите.

Горбачев выразительно посмотрел на часы.

— Ты же неглупый парень, Артем. Адвокат прекрасный. Симпатичный, молодой. Но в политике, извини, ты просто мальчишка. Мой тебе совет, не суйся! Меня не пощадили, и тебя сожрут. Объясню тебе один раз. Больше не спрашивай. Мировое правительство — это не утопия. Не сказки. Это реальность. Что печально. Почитай Черчилля. А еще лучше Джорджа Вашингтона и Линкольна. Найдешь там ответы.

Артем, благодаря за совет, кивнул и не выдержал — кинул мгновенный взгляд на часы: 16.15 по Москве.

«Все! В Швейцарии банки уже закрылись…»

Если его схема вообще сработала, то все происходило прямо сейчас, буквально сию минуту.

Раппен

Кныш знал, что происходит какая-то чудовищная ошибка, — уж банкротом он стать не мог ни при каком раскладе. Но вот прояснить ситуацию немедленно он уже не мог. Кныш скосил глаза на часы и застонал. Так и есть: два часа пятнадцать минут. Именно сейчас, с обеда, банки закрывались на праздники, теперь будут закрыты до двадцать восьмого! Как назло, в этом году Рождество выпадало на пятницу, и выходные были слишком долгими. Раньше понедельника ничего не выяснить!

«Но в понедельник-то все прояснится! Главное, стоять на своем!»

Кныш не знал всех деталей подходящего швейцарского законодательства, но чувствовал, что имеет еще какие-то права в этой демократической стране.

— Но есть же процедура! Должен быть суд и прочее, — все еще нервно напомнил он.

Барбосы справа и слева снова напряглись.

— Процедура есть, — подтвердил старший. — Она уже начата. Поэтому я здесь. Когда судья сочтет нужным, он вас вызовет.

Кныш поморщился.

— Вы же… ну… демократическая страна! Где же суд? Закон? Почему менты хватают, как какого-то… не знаю… террориста!

Услышав термин «террорист», парень слева сделал вопросительный жест своему шефу, но тот отрицательно покачал головой и ответил:

— Да, вы правы, Швейцария — демократическая страна. Мы стоим на страже интересов наших граждан. Закон превыше всего. Вы — гость. Соблюдайте наши правила, и вы будете самым желанным гостем. Основа экономической стабильности нашей республики — наши законы и традиции. Самые прочные банки и надежные финансовые институты здесь, на нашей земле. И разрушать их не дозволено никому. Даже гостям.

Кныш мысленно перебрал все варианты сопротивления и выбрал наиболее действенный:

— Вы сказали, гость? Я здесь не просто гость! Я обладаю дипломатическим иммунитетом! Я — член парламента Российской Федерации! У меня есть диппаспорт. Вон, в сейфе справа…

— Дипломатическая неприкосновенность? — озадачился следователь и подошел к открытому сейфу. — Хм, действительно. Но вы въехали в страну по израильскому паспорту. По нему вам не нужна виза. А ваша виза в русском паспорте выдана для поездок в Италию.

«Лучше б я молчал!» — мысленно ругнулся Кныш.

Это был непростительный прокол, а следователь методично продолжал посвящать его в детали национального законодательства:

— Да, мы вошли в Шенгенское соглашение. Но Италия — это вовсе не Швейцария, хотя и лежит рядом. А гражданин Израиля, мне кажется, не может одновременно быть русским дипломатом.

Кныш почувствовал, что краснеет, и следователь это заметил.

— Почему вы так горячитесь? Вас обвиняют пока лишь в банкротстве. А вы террористом себя называете? Почему? Это странно… Что на уме, то и на языке?

Кныш машинально отметил, что эта русская поговорка имеет аналог и в Европе, и предпринял еще одну попытку:

— Секунду, но у меня же есть бизнес. Он оценивается гораздо больше. Это офис, техника, ноу-хау. Есть депозиты, в конце концов. Там достаточно денег, чтобы снять эти претензии. Погасить долг, если он вообще есть! Откуда такие расходы? Я ничего не понимаю!

Кныш вновь завибрировал, и конвойные прижали его крепче, а полицейский встал, всем видом показывая, что уже принял решение.

— Я понял вас. Эти аргументы судья уже рассмотрел без вас. Под бизнес вы взяли кредит. Банк опасается, что вы его не вернете, и принял решение перевести долг на заложенное имущество. Это его право. Так что бизнеса у вас уже нет.

Кныш пошатнулся, но это был не последний удар.

— Ваши депозиты долгосрочные, на пять и десять лет, — пунктуально пояснял следователь. — Досрочное расторжение по ним не предполагается — так указал банк в своем ходатайстве о вашем аресте. И если выяснится, что вы участвовали, хотя бы косвенно, в отмывании денег, то все они уйдут в доход организации по борьбе с отмыванием денег и легализацией преступно нажитых средств.