Сколько стоит ваше сердце? (СИ) - Матуш Татьяна

Придворный маг появился, когда Рамер, практически, успел проработать проект по таможенным пошлинам со Степью. Благодаря новому послу отношения установились… назвать их ровно-дружескими было нельзя, скорее уж ровно-вражескими. Но они были, уже огромный прогресс!

Абнер бросил свое тело в кресло так, что бедная мебель жалобно скрипнула, с сомнением посмотрел на бокал и приложился прямо к бутылке.

Рамер читал… или делал вид, что читает, выдерживая паузу. Надолго его бы не хватило, но у Абнера его потрепанные нервы сдали раньше.

— Демонов щенок, — высказал он, — Демонова сила… Демонов Ольхейм.

— А мэтр-то чем провинился? — от удивления Рамер позабыл, что собирался тоже потянуть мифического зверя за хобот. — Что там случилось? Дуэль не состоялась?

— Состоялась, — скривился Абнер.

— Это была самая короткая дуэль на моей памяти.

— На моей тоже, — признался маг.

— И… Я могу спросить, кто победил? Или ты пока не пришел в себя?

— Победил он, — Абнер поднял глаза, — Рамер, как хочешь… но его нужно уничтожить. Как можно скорее.

— Из-за того, что он надрал тебе уши? — Император шевельнул бровью, — не слишком ли круто за оскорбленное самолюбие? По мне он тоже не хило потоптался на награждении, но я же не закатываю истерики и не требую крови.

— Ты не понимаешь, — Абнер вскочил и заходил по кабинету, — Он опасен! Он… бесконечно опасен!

— Вот как? А без эмоций? Четко, спокойно, по пунктам.

— У него четвертый уровень. Четвертый — не больше. А я даже не успел развернуть щит! Вернее, развернул — и это оказалось ошибкой. Он… — Глаза мага, и так слегка крабьи, выкатились еще дальше, — Рамер, он завернул меня в мой же щит!!! И я не смог ничего сделать, я даже дышал с трудом, пока щенок не подошел и не освободил меня одним хлопком по плечу. И я даже не понял, как он это сделал: что-то вроде Переменной Ольхейма, но она так не применяется!

Рамер, он двигает потоками как собственными пальцами, так быстро, что за ним не успею не то что я, за ним демона рогатого успеет хоть кто-то! — бутылка треснула и разлетелась, осыпая комнату дождем осколков. Маг на рефлексах выставил щит, а Император закрылся ладонью.

— Так что, выходит лефараты все-таки летают? — ухмыльнулся он, когда стук осколков стих.

— Он опасен, — из Абнера словно выпустили воздух, — Ты будешь держать в резиденции человека, который может любого, ЛЮБОГО свернуть в мясной рулет, и которому нечего противопоставить?

— Я и не собираюсь держать Винкера в резиденции, — пожал плечами Император, — сам не хочет. Он рвется на фронт, и, по словам Райкера, как стратег он очень неплох. Конечно, по молодости допускает ошибки, но и удачных решений у него немало. Генерал предсказывает ему военную карьеру.

— Генерал не политик, — отрезал Абнер, — ты лучше представь ситуацию: этого гения взяли в оборот заговорщики. Не важно — деньги, женщина, шантаж… Он замотивирован на то, чтобы оторвать тебе хвост — и у него здесь нет противников!!! Я говорю тебе абсолютно честно, я с ним не справлюсь, даже если буду спать у порога и сопровождать тебя в сортир. Я просто соображать не могу на такой скорости — а он на ней действует!

Истерика мага была бы забавной… если бы за ней не стоял настоящий страх. Рамер плюнул на воспитательный момент, отбросил папку, которую все равно уже не читал и похлопал по крышке стола, приглашая Абнера присесть.

— Все это понятно, — кивнул он, — и я даже где-то с тобой согласен. Но ПОКА у Винкера нет мотива отрывать мне хвост, а превентивно, за возможности — я не вешаю. Хочешь за ним следить — следи, лишним не будет. А сейчас, — Рамер пошарил в столе и вынул белую полотняную салфетку с уже побуревшими пятнами, — займись-ка делом, это хорошо успокаивает.

Здесь то, что ты так и не смог добыть — кровь Алеты. Надеюсь, невесту ты мне не посоветуешь немедленно уничтожить. Просто чтобы чего не вышло.

— Мой Император…

— Ты паникер, Абнер. Все. Работай — и дай, наконец, поработать мне.

Глава 25 ГУАДЛААХЕ

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

День ожидался особенно жарким и душным даже для этого, жаркого и душного лета. Ящерицы и змеи попрятались под камни. Прочая живность — горные куницы, шакалы, коты и суслики вообще не казали носов из своих укрытий — бегать по такой жаре в шубах дурных нет.

Горы блестели под солнцем и казались белыми, словно в снегу — но вид их никого не обманывал. Там на камнях был форменный ад — яйца можно без сковороды жарить.

И сейчас он туда пойдет… Странное животное — человек.

Эшери наполнил тыквенную флягу не водой, а травяным отваром, слабосоленым, и подвесил на пояс. Большого запаса он брать не стал — если до Каего Пальца нельзя дойти с одной флягой — значит до него вообще дойти нельзя.

По той же причине не брал припасы. Днем по такой жаре есть не захочется, а ночью оголодавшая живность обязательно вылезет и кто-нибудь из них окажется неосторожен, чтобы попасться голодному магу. Уж змею-то он точно добудет.

Мясо змеи мягкое и нежное, а если его правильно запечь в углях, с нужными травами, кисет с этой сухой драгоценностью он все же взял с собой — не огрузит, так с ним никакие мидии в вине не сравнятся.

…Тамире до сих пор косилась на него, как лошадь на пожар. Дворян она навидалась всяких, правда, больше мелких — и твердо знала две вещи: они всегда требуют самое дорогое и им всегда невкусно.

Вид целого герцога, с удовольствием наворачивающего простую чечевичную похлебку, будил в ней почти религиозный страх. Но не объяснять же, что бывали времена, когда даже такая похлебка за счастье казалась…

Катиаш сидел под олеандром и гладил собаку.

Эшери про себя помянул ад и демонов, он надеялся уйти потихоньку, чтобы избежать этого разговора, выбрал тропу наверх — дальше они все равно сходились, и верхняя была короче, но гореть на этих камнях было счастьем сомнительным.

Эшери надеялся на щит… и Катиаш просчитал его, как ребенка.

— Доброго Утра вашей светлости…

— Доброе, — кивнул он и присел рядом. Нарвался — так нарвался, чего уж теперь.

— Говорить с тобой хотел, — обстоятельно, как принято у крестьян, начал хозяин.

— Говори, — Эшери улыбнулся. Катиаш ему нравился, он был похож на камень: твердый, спокойный, несуетливый. Готовый выдержать все, что посылает небо — хоть снег, хоть эту адову жару.

— В отряд к тебе хочу.

Эшери промолчал. Не потому, что не хотел отвечать. Он знал эту повадку местных — делать длинные паузы чуть не после каждой фразы. За это их считали тугодумами. Даже анекдоты ходили во множестве. Но Монтрез быстро разобрался, что это была не медлительность ума, а местный этикет. Считалось хорошим тоном дать собеседнику возможность высказаться, возразить — а то и выругаться, если ты уж совсем глупость спорол.

А если собеседник молчал — вот как сейчас молчал Эшери, значит, был согласен или, по крайней мере, готов слушать дальше.

— У меня к бритым счет длинный. А времени немного. Надо бы закрыть… — Монтрез щурился на солнце, медитативно зачерпывал пятерней сухой песок и высыпал обратно. — Возьмешь?

— Не сейчас, — коротко ответил он.

— Э-э… — Такого Катиаш не ждал. Готовился возражать, что не смотря на почти полную слепоту он пригодится.

— Я знаю, что пальцы у тебя ловкие, и по горам, если в связке, ты идти сможешь. Обузой не будешь.

Катиаш несколько раз кивнул. Это были именно те слова, которые он хотел сказать большому вельможе с мягким голосом, который жил в его доме как гость, сидел за его столом, спал на продавленном тюфяке, брошенном на пол… И трепал захватчиков его земли как пес — тряпку. Иногда до чуткого носа Катиаша доносился запах гари, а потом приходила сладковатая нота тлена. Это всегда означало, что очередной отряд бритых нашел свой конец в этих горах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но отрядов этих было много, и они все прибывали и прибывали, грамотно обкладывая горы, продвигаясь по удобным дорогам и занимая деревню за деревней.