Враги по разуму - Владимир Ильин

Сопровождавший Гала мужчина в костюме при этом долго извинялся, даже руку прикладывал к сердцу, утверждая, что это – чистая формальность, что таков здесь порядок, что это действительно клиника, и больные могут не так понять… В общем, Светов, хоть и не поверил, все же уступил его просьбам.

Они поднялись на второй этаж и долго шли по каким-то коридорам, где действительно стоял больничный запах. Правда, смешанный почему-то с запахом озона, как это бывает после стрельбы боевыми лазерами.

Наконец они перестали блуждать по коридорным кишкам (из-за дверей, время от времени попадавшихся на пути, не раздавалось ни звука, словно не клиника это была, а царство мертвых – морг, иначе говоря) и остановились перед пластиковой дверью с электронным табло.

Человек в строгом костюме (только тут Галу пришло в голову, что за все время, что они сюда добирались, он так и не удосужился узнать имя хотя бы старшего из этих ангелов-парламентариев) сунул в щель свой кард, и дверь отворилась. Гал ожидал, что они вместе войдут в комнату, но его спутники остались в коридоре.

Он вошел и сразу увидел в глубине комнаты Морделла. Морделл лежал на какой-то механизированной каталке-кровати, лежал в одежде и глядел в потолок остановившимся взором. То ли спал с открытыми глазами, то ли… Неужели?..

Гай рванулся к кровати – и вдруг понял, что и кровать, и Морделл нереальны. Это была голограмма.

Сбоку, словно синтезировавшись из воздуха, возникла чья-то фигура. Сердце у Гала екнуло. Потому что перед ним стоял не кто иной, как полковник спецслужбы Анатолий Алексеевич Зографов. Он уселся в кресло рядом с кроватью Морделла, неотрывно глядя на Гала. Потом произнес негромко: «Свет!» – и прямо из стен ударило сияние множества миниатюрных лампочек. Создавалось впечатление, что свет берется ниоткуда и разливается по всей комнате мягкими волнами.

Они молчали, глядя друг на друга. Время словно остановилось, и Галу даже стало мерещиться, что вовсе не прошли пять с половиной месяцев, в течение которых они не виделись, что еще вчера этот подонок с полковничьими погонами хладнокровно убил Кору, а он, Гал, так и не смог убить его.

Мышцы Светова непроизвольно напряглись, и выражение лица, видимо, изменилось, потому что Зографов поспешно проговорил: – Только не делайте глупостей, Гал. Не надо больше глупостей. Мы и так натворили их вместе с вами более чем достаточно…

– Глупостей? – повторил Гал. – Ты называешь то, что ты творишь, глупостями?! Что же ты тогда прячешься от меня, подсовывая мне свое голо? Боишься расплаты, подонок?

– Голо? – вскинул брови Зографов. – Вы ошибаетесь, Гал. Голо здесь – это наш любимый доктор, а я, как говорится, во плоти. – Гал опять сделал движение вперед, и полковник поднял руку. – Не спешите, Светов, лучше внимательнее присмотритесь к нашему Вицентию Марковичу.

Границы голокадра по знаку Зографова раздвинулись, и рядом с изголовьем кровати Гал увидел молодого человека с неразборчивым лицом, который небрежно поигрывал трехствольным пистолетом у самого виска доктора Морделла.

– Он тоже видит нас и, если вы сделаете хоть один шаг ко мне, то не задумываясь отправит Вицентия Марковича на тот свет, – пояснил Зографов таким тоном, будто Галу предстояло писать под диктовку, а он, Зографов, играл роль строгой учительницы, которая не собиралась повторять дважды каждую фразу. – Они недалеко, в пределах этого здания.

Гал перевел дыхание и присмотрелся к человеку, ставшему его заклятым врагом. Зографов сильно сдал за каких-нибудь полгода. Волосы его поредели, седины на висках заметно прибавилось, под глазами появились мешки, дыхание стало неровным и каким-то сиплым. Однако во всем остальном он оставался прежним – то есть подлецом, который не остановится ни перед чем ради достижения шкурных целей.

На сей раз Зографов был без оружия, – действительно, теперь оно бы не помогло ему. В руке его виднелась только какая-то черная пластинка размером с брелок от ключей, которую полковник машинально вертел между пальцами.

Что, интересно, ему на этот раз от меня нужно? Что за очередной маниакальный план созрел в его башке?..

– Что ты хочешь, скотина? – спросил Гал, опустив руки (оскорбляя Зографова, он подсознательно стремился получить хоть какое-то удовлетворение, раз уж не мог пустить в ход кулаки).

Полковник не обращал внимания на эпитеты, которыми награждал его Светов.

– Я хочу, чтобы вы убили меня, – невозмутимо проговорил он. – Вы ведь хотите этого, не правда ли? Не об этом ли вы мечтали столько времени? Так вот, сейчас настала пора расплаты, и я сам прошу вас свершить акт возмездия… – Он сделал эффектную паузу, наслаждаясь растерянностью Гала, потом закончил: – Только вы сделаете это не обычным способом, а вашим оружием, Гал. Тем, которое у вас всегда при себе и которым только вы можете воспользоваться!..

Смысл его слов доходил до Гала так медленно, как доходит до Земли свет давным-давно угасшей звезды.

Полковник желал стать бессмертным. Что ж, с его патологическим себялюбием это представлялось вполне логичным. Сначала – жена. Потом – он сам. Потом – их дети, если таковые имеются, а уж затем он начнет подкупать бессмертием людей, привлекая их на свою сторону!.. И при этом ему все время будет нужен Гал с его чудесным Уподобителем – до тех пор, пока не нагрянут Пришельцы и чудеса не начнут твориться, так сказать, бесплатно и без разбора!..

Неужели ты и на этот раз подчинишься его шантажу, как это случилось полгода назад? Неужели ты собственными руками обеспечишь этому интригану и предателю, врагу – твоему истинному врагу по разуму! – вечное существование и неуязвимость?! А не пора ли свернуть ему шею, как гусю, – голыми руками, с отвращением и одновременно с наслаждением ощущая, как трепещет под твоими пальцами каждая жилка, как хрустит каждый шейный позвонок этого мерзавца? Пусть хоть раз воздается каждому по заслугам его – как праведным, так и неправедным!..

Но при этом второй подонок – тот, что с пистолетом, разнесет череп Вицентию Морделлу, человеку, который открыл тебе глаза на многое в этой жизни, который, в конце концов, не колеблясь спас тебя и приютил в своем доме. Разве ты сможешь пожертвовать им – пусть даже ради благородного возмездия?

Нет, подумал Гал. Возможно, окажись на моем месте кто-то другой, он бы не понял моих колебаний. Элементарная этическая двухходовка, сказал бы он и, возможно, был бы прав. Но я-то, сам зачатый и рожденный искусственным путем, я как никто другой понимаю, что такое человек, тем более – хороший человек, и как их мало, этих последних…

Окончательно запутавшись, Гал пробормотал: – Как ваша жена, полковник? Лицо Зографова болезненно передернулось, словно его кольнули в зад иглой.