Найон - Александр Эйпур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Улучив момент, Уточник коснулся локтя соседа слева.
– Хотелось бы уточнить…
– Не вопрос. Приходи завтра, ближе к двенадцати: всё выложу, как на тарелочке. Сам две недели ходил с открытым ртом, жена с трудом отбила привычку.
– Просто много версий по…
– Понимаю. То ли ещё будет, о-го-го! Твоё здоровье!
Рюмашечки сошлись. Как сошлись за этим столом представители человечества, которым присвоили прозвище «попы». Не специально, просто так совпало.
В самый разгар попойки, полковник прочистил горло и предложил:
– Внимание, господа. Поднимите руку, кто готов ввести молодёжь в курс дела.
Лес рук, кроме рук юнцов. Это читалось по лицам: чем пошлют за Аверьяновым, так лучше здесь, при деле.
Шалаумберг довольно картинно стал рассматривать кандидатуры, имея любимчиков и прочих, по списку. Но перед тем, как назвать фамилию, решил провести маленький ликбез лично:
– Специально для новичков, справка. Попами нас окрестили те, кто находится в постоянном боевом противостоянии, где сутки напролёт идут бои. В Аркаиме, в других точках.Гражданские понемногу подключаются, переходят к открытому неповиновению. Ярых службы вычисляют, затевают открытие нового фронта и отправляют на передовую. Там, по договорённости сторон, утюжат конкретный участок фронта, иногда обе стороны бьют по одним и тем же координатам, и под вечер похоронная команда заходит на позиции, уточняет, всех ли перебили. Таким способом мы зачищаем пространство внутри административных столиц, городов и весей. Слушаем телефонные разговоры и пополняем списки опасных элементов. Впрочем, это известно большинству, и напомнить – тоже не бывает лишним.
Генералы затаили дыхания. Неужели бриллиант достался тому, чьё имя сейчас прозвучит? Как говорится, всё куплено и прихвачено на десяток лет вперёд.
Шалаумберг просчитал и этот момент.
– Ловец жемчуга сам не носит украшений из него, так будем следовать простым подсказкам. Тот, кто обнаружил в рюмке бриллиант, на роль преподавателя не посмеет претендовать. Ему и так сегодня подфартило.
Вздох облегчения ещё не убеждал, генералы напряглись крепче крепкого.
– Зима. Если у кого-то есть претензии к нему, говорите прямо здесь, мы рассмотрим.
Одно счастливое лицо, на фоне остальных… вот не дождётесь! Эмоции в кулак, и вид с подтекстом: всё, что прикажет партия, мы в кратчайшие сроки. Ах да, партии уже нет, мы по привычке больше, что простительно, вы должны меня понять.
Они и рады бы отреагировать привычно, как вне этих стен: «Сука! Обошёл на вираже! Вот чем я хуже?» Но посыпались поздравления, пожимания руки, кивки могли означать что угодно.
Новички обратили взоры на кандидатуру. Чем же он взял, против других? Спокойный взгляд, внешне немногословен. В учителя хотелось бы которого побойчее. После фуршета, он сам подошёл и обронил единственную фразу: «Завтра, в двенадцать».
Всё, шутки кончились. Они снимают напряжение, дают паузы в неутомимом ритме «на измор». Порезвились – теперь, целиком, отдаемся службе. Попам несладко, если разобраться, зато платят. По сравнению с населением, грех жаловаться. Бриллиантов хватит на всех. Мы же в курсе про обязанности рабов? Пахать за гроши, принимать прививки, которые их убьют тридцатью годами позже, ежегодно облучаться в поликлиниках, сдавать даром кровь и сперму, пить отравленную воду из кранов, жрать то, что завезут в магазины. А наша задача – удерживать стада в повиновении, вычислять недовольных. Их всегда с избытком: сколько «пугачёвых» и «разиных» прошло через виселицу и расстрелы – секретным архивам лишь известно. А вы плодитесь, создавайте, добывайте, мы мешать не станем.
Утречком, весьма довольные собой, Уточник и Малява созвонились.
– Где встречаемся?
– Давай у входа.
– Не принято там маячить.
– Хорошо, на углу квартала.
– И там камеры.
– Тогда заезжай ко мне, отсюда начнём наш беспримерный поход.
– Буду минут через пятнадцать.
«Москва – как много в этих звуках!» Особенно последние три. Здесь квакают все, льют воду на ту или другую мельницу. Разделены на партии, сторонников и течения. Ещё довольно много пустышек, кто не примкнул к кому-либо: мы вне политики. Вот тоже не стоит обольщаться: иной может выкинуть штуку – столица будет сутки смаковать, до нового вброса.
Иномарка ткнулась в бордюр, водитель зафиксировал показания на приборной доске.
Малява вышел через минуту, захлопнул дверь.
– С парковками полный пипец.
– Я, Серёжа, счастлив, что не имею колёс. Одной заботой меньше. Поражаюсь, как люди всюду успевают, мне времени катастрофически не хватает.
– Значит, ты выпал из Потока. Я пока держусь, правда, из последних сил.
– Как думаешь, в машину что-нибудь воткнули?
– А вот и причина, почему не заводишь. Стоит, конечно, и давно. Я отношусь к этому спокойно: пусть знают, мне нечего скрывать.
Служебная парковка была забита наполовину. Кто-то не сильно торопился казать очи, разве нашёл прикрытие, как уважительную причину.
Часовой отдал честь, развернул журнал для регистрации. Оба расписались, убедились, что часовой проставил верное время.
Генералы кивнули ему и, чуть ли не в ногу, пустились в новое приключение. Сказать, что так уж и дружили, не скажешь: служба не подразумевает. Пересекались, десяток раз коротко пообщались. Судьба свела – будто хотела испытать более плотными отношениями. Шагать по одному коридору, подниматься по лестнице – это как обряд и посвящение, очередная ступень взята.
У дверей оба глянули на часы. Три минуты в запасе. «Зима» – было написано жирно, без ошибок.
– После зимы приходит весна.
– Поздравляю! – Уточник протянул руку, Малява ответил тем же. Уловив движение по ту сторону двери, оба напряглись.
– Заходите.
Жаркий воздух заметно похолодал, располагая к другим мыслям. Скромно, даже слишком, и портрет президента, забытый среди стопки документов, случайно или с умыслом, снова давал пищу для. Два блокнота, по две ручки – и больше говорить ничего не надо. Будем конспектировать. Либо это просто символы: напрягите память, будет очень весело.
– Итак… Вы давно не прыщавые мальчики, поэтому открываю карты. Те, которые по допуску разрешены. Только не охайте, я этого не люблю. Знакомимся заново. Отныне я – Нарочный,
