Ангелос - Гюльнур Аслан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За царем Оройсом и сидящими за главным столом триумфаторами цепко следила пара глаз.
— Что застыл? — закричал на тощего слугу повар. — Давай, разливай вино!
Подкашивающимися ногами, столь худыми, что лишь кости да вены видны были под кожей, трясущимися от слабости руками, этот слуга принялся разливать по кубкам вино. Как бы он хотел отравить этим напитком каждого, сидящего за столом царя Оройса, всех, повинных в его нынешнем жалком положении. Но у него был лишь один шанс, яда хватит лишь на одного человека, и он скоро отомстит самому главному виновнику всех своих бед.
Тем временем за каждым столом велась оживленная беседа.
— Хотел бы я видеть лицо этого Гнея, когда он будет отчитываться перед Сенатом! — весело говорил один воин другому, подталкивая его локтем.
— Лично я предпочел бы больше никогда не видеть его физиономии. — отвечал ему собеседник, потирая шрам на полщеки, оставшийся ему на память от вчерашнего боя. Сабля противника чудом не задела глаз, но зато разрезала мочку уха на две части, и эта рана была лишь маленькой царапинкой, по сравнению с теми, которые кровоточили на спинах и боках большого количества выживших в бою людей.
— Много хороших воинов мы потеряли… — говорили за другим столом два коренастых силача. Они принадлежали к тому самому отборному войску Касиса, которое составляло основу армии албан, самому сильному войску в этих краях. Каждый из них даже чем-то походил на своего погибшего предводителя.
— Да, один Касис чего стоил. Мало на Земле рождается таких славных вояк. Если бы ни огромный панцирь Помпея, не зря бы он погиб, хотя бы.
— Он не зря погиб, брат. Никто не погиб зря. Видит Бог, эта война была долгой, но последний бой был все же за нами, и мы достойно его завершили. — стукнул кулаком по столу мужчина.
Царь Оройс сидел в окружении своих сподвижников, верных людей, сражавшихся вчера бок о бок с ним. Сегодня он был спокоен, многолетняя изнуряющая схватка с иноземцами была завершена. Албанам и их союзникам удалось отстоять свои исконные земли, земли на которых жили и трудились их предки. Оройс оглядывал, казалось, безграничные просторы, которыми правил. Сегодня был день, когда они наконец отвоевали это законное право для своих потомков. Потомки. Вот что не давало покоя Оройсу все эти дни. И сегодня он думал о сыне. Оройс сотни раз повторял в уме одни и те же вопросы, на которые ему было так сложно найти ответы. Что же он сделал не так? Что упустил в воспитании сына? Возможно, если бы его любимая жена Хатун была жива, она сказала бы, что он не так много времени уделял Зоберу. Перед глазами Оройса всплыл образ его спутницы жизни. Он видел как она, совсем молодая и озорная, вприпрыжку подходит к своему мужу и лохматит его волосы на голове, а затем заливается своим звонким, как ручеек, смехом. Хатун была прекрасна. А нрав, нрав у нее был под стать любому правителю. Совсем как эти амазонки. В поисках единения она могла, не сказав никому, сесть на своего буланого коня и скакать на излюбленный холм, откуда можно было отстраненно наблюдать за дворцом. Она знала, что Оройс обязательно придет к ней, чтобы узнать причину ее задумчивого настроения.
— Я часами могла стоять здесь, когда ты воевал, представляя, что сейчас увижу тебя, въезжающим в ворота с победой. — признавалась Хатун, котрая никогда бы не сидела в дворце дольше одного дня. Но она была также бесконечно нежна и заботлива, верная жена и трепетная мать. Она бы жутко злилась, если бы узнала, что римляне положили глаз на эти земли. Впрочем, хорошо, что она не дожида до этого горького дня, когда их сын предал Родину и семью. И все же жаль, что в этот победный день ее нет рядом.
Да, Оройс не мог уделить достаточно времени сыну, ведь государственные дела всегда требовали от правителя полной самоотдачи. Правда, Арана он повсюду таскал с собой, посмотрев на старшего сына, думал Оройс. Но это было связано с тем, что Оройс пытался успеть научить всему своего наследника. Как бы то ни было, позже, когда Зобер подрос, Оройс всегда безумно гордился и восхищался его успехами. Он никогда не скупился на то, чтобы лишний раз похвалить сына но, видимо, этого было мало или было слишком поздно. Но все равно, Оройс не мог оправдать поступка человека, которого горячо любил и не отделял от себя в своих мыслях. Они с Касисом всегда были лучшим примером того, какими дожны быть братья. Один из них мог всегда, не задумываясь, пожертвовать жизнью ради блага другого. Что и сделал позавчера Касис. Ведь в тот день Оройс потерял еще одну, самую главную свою опору, брата, которого, несмотря на возраст, он всегда считал старшим. В отличие от них, Зобер смог не то, чтобы пожертвовать жизнью, а напротив, возжелать смерти своего брата во имя собственной выгоды. И осознание этого грызло сердце Оройса стыдом и горечью.
— Принцесса Фоя, — обратился к девушке Кирн, — амазонкам не позволено создавать семьи?
Фоя давно заметила как Кирн жадно и весело смотрит на Деяниру. Ей казалось, они могут образовать прекрасную семью. Амазонка встала из-за стола:
— Спасибо, Кирн, вы коснулись темы, которую я хотела бы поднять сегодня. Если царь Оройс позволит, я хотела бы всем вам сообщить очень важную новость. — Оройс кивнул, и Фоя продолжила. — Как вы все знаете, амазонки всегда жили уединенно, и им не позволялось создавать семьи. Но мужчинам и женщинам не должно находиться порознь, ибо только вместе они могут создать самое сильное и непобедимое явление — семью. Мы долго говорили об этом с царицей Орифией. — принимая из рук слуги кубок, говорила Фоя. — И вот сегодня я счастлива озвучить вам ее решение: с этих пор каждой амазонке позволено создавать семью и оставаться там, где находится дом ее мужа, и растут ее дети. Дети амазонок, независимо от того, мальчики это или девочки, будут воспитываться в полных семьях, как отцами, так и матерями!
Женщины, сидящие за столом, охнули, обменявшись растерянными взглядами. Мужчины тоже были немало удивлены, услышав столь неожиданное и чрезвычайно
