Коло Жизни. Середина. Том 1 - Елена Асеева

— После обряда, — внимательно выслушав в этот раз говорящую по делу и дюже четко бесицу-трясавицу, отметила Кали-Даруга. — Надобно повторить лечение. Господин будет находится в сонном состоянии, безопасном для него. Потому вы сможете поправить и его легкие, и психо-эмоциональное состояние. А после, по указанию Родителя, господин побудет подле Господа Першего, ласка которого окончательно снимет с лучицы и плоти всякое томление.

— Когда вы рани Темная Кали-Даруга собираетесь провести обряд? — деловитая четкость речи Трясцы-не-всипухи весьма показательно демонстрировала ее умение вести разговоры, судя по всему, тому обстоятельству соответствовала деятельная натура рани.

— В ближайшее время, — немедля отозвалась демоница и медленно повернула голову в сторону, почивающего на ложе, юноши, широко раскидавшего в стороны руки. — Тянуть нельзя, абы господин возможно долгое время будет восстанавливаться после обряда. — Бесица-трясавица сызнова часто…часто закивала. — Повелишь Отекной ко мне прийти… — дополнила медлительно Кали-Даруга. — Я хочу с ней потолковать. Нужно, коль она сама не выполнила распоряжений Родителя и не обследовала лучицу, днесь во время обряда запечатлеть ее образ. И после мы сможем проследить ее поэтапное развитие.

Рани Черных Каликамов смолкла неспешно вернула голову в исходную позицию, и, воззрившись в прямо-таки ошалело замершую Трясцу-не-всипуху, несколько понизив голос так, чтобы не слышала ее стоявшая недалече Калюка-Пурана дополнила:

— Я все знаю… И об отсутствии Отекной и об ее пребывании в соседней системе Горлян, на планете Синелька. Поколь ее искали во всех обитаемых Галактиках Всевышнего. Мне о том намедни рассказал мальчик Господь Вежды.

Кали-Даруга степенно вошла в дольнюю комнату пагоды, словно не имеющую стен так, что казалось, мгновенно проявившись, вынырнула из тумана, каковой там витал. В этом помещение кроме безбрежного темного марева с кружащими в нем многоцветными облаками, похоже, ничего более и не лицезрелось, иноредь право молвить витали в том черном пространстве крупные сгустки пежин, полосы аль блики…Порой они соприкасались поверхностями, соединялись в нечто единое аль вспять медлительно разделялись. Также почасту они меняли цвета с блеклых: розовых, желтоватых, лимонных, голубых, на значительно более яркие: багряные, золотые, зекрые, синие. В том безграничном пространстве, где нежданно возникла рани демониц почитай в самой его средине на слегка вспучившемся дымчатом облаке, величаемом вырь, восседал Вежды.

Бог не просто был взволнован, чудилось еще мгновение и он окончательно ослабев, потеряет сознание.

Вероятно посему бросив стремительный на него взгляд и без того скоро идущая Кали-Даруга прямо-таки рванулась в его направлении. И меньше чем через пару секунд вже оказалась подле. И тотчас пухлый ком облака, на коем замерли ноги рани демониц, рывком дернувшись, взмыл вверх, и, зависнув подле поверхности выря застыл. А лицо Кали-Даруги почитай сравнялось с ликом Димурга.

— Мальчик мой, Господь Вежды, — проворковала полюбовно Кали-Даруга, и, протянув вперед все четыре руки, обхватила Бога за щеки. — Мой дражайший, милый мальчик, как вы исхудали… как больны. Что? Что случилось, с моим дорогим мальчиком?

— Кали, — нескрываемо довольно протянул Димург и правой рукой приобнял демоницу за спину. — Я так рад, что ты прибыла с Отцом. Лишь только узнал это от Небо, сразу его послал за тобой… Почему так долго шла?

Последнюю фразу Бог произнес с предыхом, будто задыхаясь от огорчения, и тотчас тягостно качнулся вперед. Может, стараясь стать ближе рани Черных Каликамов, а может просто ослабев. Кали- Даруга также скоро приблизила губы к лицу Вежды и полюбовно облобызала крылья его ноздрей, единожды с тем всколыхав на поверхности щек и носа золотое сияние, дотоль едва проступающее мелкими пежинками.

— Вы же знаете, Господь Вежды, — отметила, все еще не отводя губ от лица Бога Кали-Даруга, и голос ее несколько понизился. — Какие у меня сложные отношения с Зиждителем Небо. Поколь я поняла, что это вы его, мой милый мальчик, прислали… прошло какое-то время.

— Сложные отношения, — и вовсе досадливо повторил Вежды так, словно этим задели не столько Небо, сколько его, и надрывисто вздохнул, сим заставив шелохнуться волосам демоницы уложенным под венцом. — Может пора Кали эти отношения как-то пересмотреть, столько ведь прошло времени. Пора забыть… Забыть в первую очередь, — негромко протянул Димург и резко прервался, ибо зябью боли днесь пошли черты лица демоницы. — Будет, — немедля отметил он, теперь стараясь перевести разговор и легохонько отклонился от рани, чтобы узреть ее лицо. — Должен, кое-что тебе рассказать. Вернее хочу показать… Тебе. Тебе одной. Моя Кали.

Голос Вежды, стремительно сорвавшись, осекся и замер и незамедлительно застыл и сам Господь, глубоко вздохнув всей плотью… каждой клеточкой, жилкой, ниточкой своего естества. Точно задыхаясь не только от слов, но и испытанного, утаенного, а точнее схованого, того, что ноне собирался доверить ей… Ей, Кали-Даруги, рани Черных Каликамов той, оная всегда была ему близка и родственна, также как Отец, Зиждители и Родитель.

— Кали многое из переданного будет доступно только тебе, — добавил Димург и его бархатистый баритон, пробежавшись по безбрежному мареву кружащему округ них, выстроил все фигуры в едином порядке придав им марность цвета.

Рани демониц переместила две свои руки на плечи Господа и нежно их придержав от покачивания, легохонько кивнула, и тому движению вторили сиянием света сапфиры в ее венце. И тогда очи Господа раскрылись вовсю ширь так, что вздыбившиеся короткие ресницы подперли своими кончиками брови. Темно-бурая радужка, не имеющая зрачков, с мельчайшими вкраплениями черных пежин многажды расширившись, словно исторгла из себя те самые крапинки. И они, отделившись от поверхности радужек, направились в сторону третьего глаза Кали-Даруги поместившегося во лбу и полностью заполненного голубой склерой. Крохи пежин, плавно вращаясь, медлительно выстроились в общую полосу и резко дрогнув внезапно принялись кружить по спирали, островатым своим навершием двигаясь в сторону третьего глаза демоницы. Все также неспешно, движение пежин преобразовалось в коловращательный бур, острие какового вскоре достигло глади голубоватой склеры, и энергично тукнулось в его поверхность, кажется, тем рывком пробив в нем темно-синюю дыру. И тотчас внедрившись в сие, явственно бездонные глубины, враз, в том спиралевидном вращении, объединив глаз Кали-Даруги с радужками Вежды. С тем единожды потянув на себя не только сами крупные с приподнятыми уголками очи Бога, но и все его лицо… каждую жилочку… черточку, сосудик на нем… туда в сторону ока демоницы.

Густое черное марево днесь выплеснулось из энергично набирающего скорость бура, объединяющего очи Господа и рани, да на малую толику времени словно схоронило в собственном объеме и их головы, и тела, и дымчатые облака, что плыли подле. И тогда в ускоренном темпе вращающегося черного бура стали появляясь, пропадая, мелькать всплески событий каковые были схованы Димургом, звучать отдельные слова, фразы… звуки… голоса не только Седми, Трясцы-не-Всипухи, Першего, Отекной, Кукера… но даже Яробора Живко, Волега Колояра, Айсулу. Нежданно гулко плюхнув, разорвался бур соединяющий очи Бога и демоницы, и, распавшись на два потока, будто бликами черного света раскидал в стороны остатки пежин и самой кружащей мглы. Оставив витать в дольней комнате лишь отдельным вздохам, стонам, и двум-трем словам, вроде позабытых или не переданных. Вежды тот же миг сомкнул очи, и тяжело задышав, медленно поднял ноги, да развернувшись на поверхности выря, пристроив их сверху, возлег на его дымчатые испарения. Продолжив надрывисто дышать всей плотью, отчего легохонько зарябила материя его черного сакхи. Пару минут в себя приходила и Кали-Даруга, не менее прерывчато дыша и степенно уменьшая в склере третьего глаза темно-синюю приглублую дыру, верно втягивая туда остатки переданного. Немного погодя, полностью схоронив в глазу дыру и придав ему всю ту же голубоватую безжизненность, рани Черных Каликамов подалась вперед и облако, опустившись вниз, сровнялось с лежащим на выре телом Димурга, зависнув обок его лица. Демоница сызнова протянула в сторону лица Бога все свои четыре руки, дотоль недвижно повисшие повдоль тела, и дрогнувшим голосом молвила:

— О, мальчик мой, Господь Вежды, что вы наделали? — полюбовно перста пробежались по коже лица Зиждителя, останавливаясь на сомкнутых очах, посеревших губах, и вздрагивающих крыльях носа. — Почему сразу не сообщили о предположениях Отекной Родителю? Почему не связались со мной? И зачем, зачем так измучили себя? Ведь оногдась я вам, что сказывала про сховать… Это вельми опасно. Это подрывает ваше здоровье. Зачем вы вообще сие научились делать, да еще и втянули сюда мальчика Седми… Мой милый, милый Господь Вежды.