Взгляд из угла - Самуил Лурье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вообще - не статейки надо читать (тем более - писать), а гимн учить. Пора. Сегодня зав. культурой прямо предупредил: у кого Михалков не отскакивает от зубов (то есть вот ночью потряси вас коридорный за плечо, а вы, как из пушки: - Нас вырастил Сталин на верность народу!) - тот обладает собственным достоинством, имейте в виду, не вполне.
19/12/2005
Защита Шейлока
Сколько раз я это слышал - что евреи тоже люди. Буквально такие же, как все. И по этой причине нас якобы надо убивать не чаще, чем всех других.
С этим я, конечно, не спорю - полагая, впрочем, более разумной точку зрения т.н. Господа Бога: убивать нельзя вообще никого.
Но факт, что потребность такая у некоторых есть. А возможности обычно ограничены. Злая воля набухает, нарывает, требует разрядки, выхода во внешний мир. И вот мы наблюдаем очередной сеанс публичного онанизма. Является кто-нибудь на сцену и вслух мечтает: до сих пор вас еще не убивали по-настоящему, но если бы вы только знали, как славно и окончательно мы вас когда-нибудь убьем. Мечтает, значит, и содрогается в змеином таком оргазме. А ему навстречу выбегает другой такой же, безумно хохоча: по этой линии, - приплясывает, - у братской Белоруссии нет никаких расхождений с братским Ираном. Тоже, значит, недоволен преступной мягкотелостью общего их предшественника, - и до чего же ему в кайф это проартикулировать. Это такой иррациональный разврат - фонетический.
Смысла, согласитесь, ни малейшего. У одного руки коротки, у другого кишка тонка, и оба это прекрасно понимают. Но сколько счастья чувствуют, словесно облегчаясь. Наверное, даже больше, чем если бы им доверили обслуживать газовую печь. А как будто они вдвоем справляют нужду на могильной плите с еврейскими письменами. (Кстати, в Белоруссии как раз имеется подходящее кладбище: под осколками плит, тщательно разбитых гусеницами танков - мои прадеды и прабабки.) Это ведь тоже факт: что хотя почему-то любимая идея всех злодеев - смерть всех евреев, на практике по-своему даже слаще, чем уничтожать, - унижать. (Положим, оно и легче.) Вот вам и - как все.
Был такой Тан-Богораз и писал в начале века про два сионизма. Дескать, один говорит: "Милые евреи, зачем нам жить в этой стране, в их стране. Уйдем отсюда, если угодно, в Сион, если угодно, в Уганду". А другой: "Милые евреи, зачем вам жить в этой стране, в нашей стране. Уйдите отсюда, если угодно, в Сион, если угодно, в Уганду".
Как известно, изобретен и третий: "Милые евреи, зачем вам жить на этом свете. Ступайте-ка лучше на тот".
Будучи лицом отчасти заинтересованным - право, не знаю, что возразить. Аргументы пресловутого венецианского бизнесмена явно несостоятельны: "Если нас уколоть - разве у нас не идет кровь?" Ну и что с того. "Если нас пощекотать - разве мы не смеемся?" Смейтесь на здоровье. "Если нас отравить - разве мы не умираем?" В том-то и дело.
Правда, есть загвоздочка. Не знаю, как в других государствах, а у нас, в России, считается евреем любой, кто не юдоед.
Но хватит о грустном. Давайте лучше про цирк: я только что вернулся с представления. Публика - большей частью иностранцы и нахимовцы. Оглушительная музыка. И несколько прекрасных номеров. Но один поразил неприятно: громадные тощие желтые крысы (в афише сказано, что - львы) нехотя выделывают всякие скучные па, получая за каждое кусок чьего-то кровавого мяса. Прямо какая-то аллегория коррупции. Удивляюсь, куда смотрит начальство.
Обезьяны, естественно, смешней. Особенно - если на мартышку надеть ермолку (или как ее там - кипу) и завести "7.40". В бурке да под лезгинку - тоже смотрится. Вообще, любой национальный прикид на четвероруком дает определенный эффект. Пробуждает добрые чувства. В частности - такое, словно ты на машине времени переместился с Каштановой аллеи, например, на Унтер-ден-Линден.
Странней всего, что из рядов кто-то (конечно, не нахимовец, но, по-моему, и не иностранец) свистнул. Я тоже предпринял такую попытку, хотя навыка настоящего нет. Аплодисмент, разумеется, все перекрыл.
26/12/2005
Рука в мешке
Ну вот, очередной аттракцион кончается. В который раз на приличной скорости - почти 30 тысяч км/с - облетели Солнце. Пора выпить - прокомпостировать новый талон.
Оглядываться не стоит. Позади всякий раз одна и та же эллипсоидная орбита, близкая к круговой. Писанная вилами по безвоздушному пространству.
Что же до того, как мы провели время... Физическое - кто как. Историческое - с большой пользой для себя. В смысле нравственного самосовершенствования. По крайней мере, тут, в РФ.
Скажем, в начале года только треть населения мечтала воскресить Сталина. В конце - больше половины.
Примерно так же и с окончательным решением нерусского вопроса: погромщиков убежденных, готовых приняться за дело с ходу, было меньшинство, тогда как большинство предпочло бы наблюдать по телевизору. Теперь - наоборот.
Но главное - главное! - именно в истекающем году граждане полностью, наконец, осознали, чего им действительно не хочется. Какая перспектива их по-настоящему страшит, при всей своей иллюзорности. Какой непрошеный презент обременил бы их наиболее постылой тяжестью. Какая вещь им точно не нужна не то что даром, а хоть и с приплатой. Какое слово им не вымолвить иначе как с глумливой ухмылкой.
Да-да. Само собой. Конечно же, я про свободу.
В 2005-м по РХ эта идея приказала долго жить. Точней, прекратила свое бытование в умах, действующих на нашей территории.
И граждане вздохнули полной грудью. Как если бы долго жили в опасности, мужественно ее перенося, - теперь же, когда гроза миновала, можно и расслабиться.
Напрасно инстинкт и раньше подсказывал: опасность прошла уже давно, да и с самого начала-то была невелика, - сердцу, знаете, не прикажешь, и факт есть факт. Упорно сидело в пятках и только в этом году вернулось в прежнее место. Так сказать, взошло.
Но все еще бьется чаще обычного. Полно нетерпеливой тревоги. Взывает о гарантиях: этот ужас ожидания не должен повториться! сделайте же, сделайте все возможное, чтобы больше никогда! чтобы даже духу этого было не слыхать!
Беспокойная я! Успокойте меня!
И поджилки дрожат.
По-научному это называется постреволюционный мещанский синдром.
Это когда, обжегшись на пролитом молоке, дуют на отравленную воду.
Хотя, по счастью, против сказанного призрака есть средство понадежней. Проверенное за тысячу лет. И насчет которого у нас - в коллективной нашей голове - полный, извиняюсь, консенсус.
Это - сильная рука.
Кому ее присобачить - не бином. Да хоть кому. Лишь бы была очень сильная, прямо железная, не щадила никого.
Хотя бесконечно желательней усилить конечность имеющуюся. Чтобы, значит, исключить элемент случайности; которая ведь в каком-то подозрительном родстве с вероятностью, а это ни к чему; нам подавай необходимость, осознанную без выкрутас.
От добра добра не ищут. Тем более на переправе. А мы на переправе всю дорогу. Нам ли не помнить, где зимуют раки? Чуть что - рак греку цап! И не за другой какой-нибудь орган, а прямо за этот.
Так давайте же вселим в него нечеловеческую мощь. Спрашиваете - чем? Нам ли не знать: естественно, слюной. Зря, что ли, столько лет ковали интеллигенцию, закаляли ее, совесть нации, дармоедку, как сталь?
И вот уже развязный шут, приосанившись и поправляя на животе новенький орденок, читает во дворце стишок в том смысле, что если и есть за что ему, пожилому шуту, благодарить судьбу, то исключительно за то, что орденком его, самодовольного шута, пожаловал собственноручно - угадайте, кто.
И другой циничный шут целый вечер под овацию толпы распинается на экране: рукой меня! умоляю, рукой! беспощадной, как последний шанс! да пожестче, я люблю пожестче!
А третий, четвертый, пятый скучные шуты... Впрочем, это все - так, дивертисмент.
Заглушающий стук молотков и визг рубанков: идет афроремонт.
В этот встроенный шкаф мы поставим Общественную палату. Прихожую оклеим законом о выборах, санузел утеплим тоже законом - о некоммерческих... Парламент, понятно, - на кухню. Конституционный суд - в тот угол, под портрет. Теперь заложить кирпичом западную смотровую щель, снизу подоткнуться Ираном и Белоруссией, к заслонке трубы подключить счетчик, и - хорош.
О, да, о, да! Это он! Это уют, он же порядок! Это когда мы твердо уверены, что с нами больше ничего никогда не случится, кроме того, что придумают начальники; что все будут сыты, кроме голодных, и никто не умрет, кроме тех, кого убьют. И с нами будут обращаться, как мы того заслуживаем, ничего такого, слава Богу, не позволят; и за нами будет глаз да глаз, а над нами - Она, Рука.
За это можно всё отдать. И отдаем. С нашим удовольствием. Поскольку как раз ваше это самое всё - видели в белых тапочках.
Итак, выпив за Старый год и налив за Новый - прислушаемся к шагам на лестнице.
Это он. Дедушка Мороз. У него за плечами мешок, а в мешке шевелится железная рука.