Никому не говори… - Карен Робардс

— Глаза, — снова вздрогнув, сказала она. — Мне снились его глаза. Они смотрели на меня. А потом мне приснился Дом.

Мэтт без труда догадался, что эти глаза принадлежали ублюдку, который напал на нее. Вспомнив, что чуть не потерял Карли, он крепче прижал ее к себе, и она доверчиво прильнула к нему. Он всегда забывал, какая она маленькая, но в такой позе не заметить этого было невозможно. Ступни Карли едва достигали его лодыжек, тело казалось невесомым, но было таким нежным, жарким и женственным, что…

Стоп. Не сметь!

— Ты очень мало рассказывала мне о Доме. Ты пробыла там совсем недолго, верно? Неделю? Две? — он спросил о Доме, считая, что это менее страшная тема, чем глаза ублюдка. При мысли о беспомощной, испуганной Карли, оказавшейся во власти здоровенного детины, его охватывала жажда убийства. Он сделает все, чтобы воспоминания о случившемся не возвращались к ней никогда.

— Восемь дней.

— Что там случилось? Почему тебя до сих пор мучают кошмары? С тобой плохо обращались? Обижали? Били?

Мэтт почувствовал, что она покачала головой. Пальцы Карли сильнее впились в его плоть. Ее руки обхватывали Мэтта, но принять это за объятия нельзя было даже в больном воображении. Она просто цеплялась за него изо всех сил.

— Кудряшка… — напомнил он.

Мэтт назвал ее так нарочно. Детская кличка должна была напомнить ему, что это его подружка, маленькая девочка с копной непослушных волос, которая в детстве ходила за ним как привязанная, выводя его из терпения. Сначала он считал ее чирьем на заднице, потом небольшим неудобством, наконец одной из своих сестер, но никогда не думал, что будет лежать с ней рядом, скрипя зубами от вожделения.

— Они были добры ко мне, — сказала Карли дрожащим голосом и прижалась к нему еще крепче. — Но я была напугана. Мне было всего восемь лет, я отчаянно тосковала по маме и не имела представления, почему меня забрали у соседки, которая присматривала за мной, когда мамы не было дома, и увезли в какую-то школу. И никто не удосужился объяснить мне, что случилось. Думаю, они считали, что я слишком маленькая и не пойму этого. Но там было неплохо. Точнее, хорошо. Еды хватало, у каждой была своя кровать и шкафчик для вещей — правда, вещей у меня было не так уж много, — и мы могли гулять. Там был большой задний двор, сарай и животные. Даже осел. Он был смешной и все время орал…

Она сделала паузу и тяжело вздохнула.

— Потом я заболела, и меня положили в лазарет. Кошмары начались именно там.

Карли умолкла, и Мэтт почувствовал, что она вздрогнула.

— Эй, — сказал он и погладил голые лопатки Карли, надеясь успокоить ее. Кто виноват, что это прикосновение к шелковистой коже напомнило ему о других, еще более шелковистых местах? — Я здесь. Тебе ничто не грозит. Здесь спокойнее, чем где бы то ни было. Расскажи мне о лазарете.

Она потерлась щекой о его грудь. Ощутив прикосновение к соску ее влажного горячего дыхания, он едва не заскрежетал зубами. Карли нуждалась в нем, но секс был тут ни при чем. Ей нужен был защитник. Мэтта поразила мысль, что никого, кроме него, у Карли не было.

— Это было что-то вроде спальни, только чуть больше. Там нас лежало четверо. Все остальные были намного старше меня. Две девочки были по-настоящему крутые, и я их побаивалась. Они не обращали на меня внимания. Я была слишком маленькой. Они разговаривали друг с другом, а я лежала на койке и слушала. Там были койки, белые двухъярусные койки с металлическими пружинами, которые скрипели каждый раз, когда кто-то поворачивался. Я лежала на одной из верхних коек…

Она умолкла. Мэтт выждал минуту, а потом сказал:

— О'кей, ты лежала на верхней койке. Что было дальше?

Карли тяжело вздохнула.

— Толком не знаю. Помню, что лежала в темноте и слышала, как скрипит кровать. Именно это мне и снится, когда я вижу сны о Доме. Что я лежу в темноте с открытыми глазами и слышу, как скрипит кровать. — Она сильно вздрогнула. — Сама не знаю, почему это так меня напугало. Может быть, потому, что тогда я начала всерьез думать, что мама никогда не вернется. В восемь лет это страшнее всего на свете.

Ее мать действительно не вернулась, мрачно подумал Мэтт. Насколько он знал, Карли ее больше не видела. Та умерла в Калифорнии, когда Карли была подростком.

Мэтт помнил, как Карли с бабушкой летали на похороны, как Карли вернулась и была пару недель сама не своя. Стояло лето, и Мэтта так встревожило необычное молчание его маленькой болтушки, что по ночам он забирался на крышу заднего крыльца и уговаривал ее отправиться на поиски приключений. Узнай об этом бабушка, она спустила бы с Карли шкуру. Но зато к началу учебного года Карли вновь стала прежней.

— Эй, — снова сказал Мэтт, стремясь улучшить ей настроение, — помнишь, как ты упала с того большого дерева у ручья и сломала запястье?

— Потому что ты сказал, что там живет змея и что, если я немедленно не спущусь, она заползет мне под рубашку, так как все змеи обожают тепло? Да, помню. — В ее голосе звучали смех и укоризна.

— Мне было тринадцать лет, — возразил Мэтт. — На том дереве находилась моя крепость, а ты была настырной девчонкой. Тринадцатилетние мальчишки не любят, когда возле их крепостей крутятся настырные девчонки.

— А потом ты отвел меня домой и сказал бабушке, что я сломала запястье, споткнувшись о корень на заднем дворе.

Мэтт слабо усмехнулся.

— Она ведь не знала, что ты была со мной в роще, верно? Ей не нравилось, что ты лазишь по деревьям. А я чувствовал свою вину и решил избавить тебя от новых неприятностей.

Карли улыбнулась. Конверс почувствовал, как шевельнулись мышцы лица, лежавшего на его груди. Она успокоилась, расслабилась и излучала тепло. Мэтт остро ощущал, что они оба почти раздеты, что она женщина и…

Она зевнула.

— Ужасно хочу спать. Вот так…

— Ну, спи.

— Мэтт… — Карли заворочалась, и ее рука сползла с груди Мэтта к талии, оставив за собой огненный след.

— Гм-м?

— Спасибо тебе.

— За что?

—. За то, что вчера вечером ты спас мне жизнь. И за это. За то, что ты здесь. С тобой мне не страшно, а я так устала бояться…

— Это не проблема. — Но проблема все-таки была. Потому что он отчаянно желал Карли и был вынужден представлять ее маленькой девочкой, чтобы не…

— Ты ведь не уйдешь, правда? Останешься со мной до утра? — сонным голосом пробормотала она.

— Да, останусь. — Его голос прозвучал ворчливо, однако Мэтт ничего не мог с собой поделать. У него на уме было совсем другое, но ради Карли… — Думай обо мне как о своем плюшевом мишке.

Он почувствовал, что Карли снова улыбнулась.

— С удовольствием. — Она опять протяжно зевнула. — Спокойной ночи, Мэтт.