Обаятельный плут - Мэри Патни

Она не сопротивлялась и устало спрятала лицо на его груди. Какие бы словесные баталии между ними ни разыгрывались, на уровне прикосновения царила полная гармония. Робин крепко прижимал ее к себе, надеясь, что это объятие успокаивает ее так же, как и его.

У Макси был такой сильный характер, что Робин часто забывал, какая она маленькая. И сейчас в его сердце поднялась волна нежности: ее голова едва доходила ему до подбородка, а он был мужчина среднего роста.

— Твоя голова — рядом с моим сердцем. — Он стал вынимать шпильки из ее волос, распуская по спине поблескивающую, как черный лак, мантию. — Я круглый идиот, Канавиоста. Когда мы с тобой путешествовали вдвоем, мне хотелось отгородиться стеной и от прошлого, и от будущего. Впервые за много лет я был счастлив в настоящем.

Он гладил ее напряженную спину через шелковистые пряди.

— Я знал, что рано или поздно мне придется во всем признаться, но из трусости и из лени все откладывал это объяснение, не понимая, что поступаю с тобой нечестно. Ты казалась мне такой же сильной и мудрой, как сама земля. Я совсем забыл, что у тебя на сердце тоже есть шрамы и в душе тоже таятся страхи.

Не поднимая головы, Макси спросила:

— И какие еще ты мне приготовил сюрпризы?

Робин подумал.

— Ну, во-первых, у меня неплохое состояние. В частности, мне принадлежит Ракстон. Тут Макси подняла голову.

— Ты украл собственных лошадей? Когда он кивнул, она сказала:

— Но ты же видел, как меня это расстроило!

— Я же тебе говорил, чтобы ты не волновалась.

— Герцогиня права, — сказала Макси суровым голосом, но ее губы подергивались от подавленной улыбки. — Ты действительно бессовестный человек.

— Виноват, исправлюсь. — Робин вздохнул и добавил уже совершенно серьезно:

— Поэтому мне и казалось, что лучше притвориться кем-нибудь другим.

— Обо всем этом нам еще нужно будет потолковать. Только, наверное, не сегодня.

— Прекрасно, сегодня у меня на это не хватит сил. Да и ты вряд ли способна сегодня решить, выходишь за меня замуж или нет.

Робин сказал это своим обычным легкомысленным тоном, но ждал ее ответа, затаив дыхание. Неужели она так рассердилась, что наотрез откажется?

Макси покачала головой.

— Не знаю, Робин. Оказывается, мы даже дальше друг от друга, чем я полагала. Не знаю, смогу ли я приспособиться к вашей жизни. Я даже не уверена, что хочу этого.

— Мы гораздо ближе, чем ты думаешь, и потом кто сказал, что мы обязательно должны жить этой жизнью? — Робин поцеловал ее в волосы. — Но и об этом сейчас не время говорить. Главное, что ты не сказала «нет». — Он улыбнулся. — Спасибо, что не целилась этой статуэткой мне в голову. Правда, может быть, мне надо было встряхнуть мозги. Я совсем ничего не соображал, Канавиоста.

— Я хотела докричаться до тебя, а вовсе не нанести тебе телесные повреждения. Но надо было сдержаться. Вдруг эта статуэтка — фамильная реликвия? — Она посмотрела на мятую рубашку Робина. — Если я называю тебя лорд Роберт, когда ты меня рассердишь, то что хочешь сказать ты, когда называешь меня Канавиостой?

— Что я говорю от чистого сердца и хочу, чтобы ты так и воспринимала мои слова.

— Ну что ж, не такое уж плохое объяснение. — Помолчав, она кинула на него озорной взгляд:

— Если я выйду за тебя замуж, у меня тоже будет какой-нибудь титул? Как меня будут величать?

— Тебя будут величать леди Роберт Андервилль, или, короче, леди Роберт. А может быть, даже леди Робин. Она широко раскрыла глаза.

— Ты это серьезно? Или опять морочишь мне голову?

— Клянусь!

Макси расхохоталась.

— Какая нелепая система! Неудивительно, что основатели американских колоний от нее отказались.

Тут открылась дверь и вошла герцогиня Кандовер. Увидев своих гостей в объятиях друг друга, она остановилась.

— Извините. Я постучала, но вы, наверное, не слышали.

— Не уходи, Мэгги, — Робин отпустил Макси. — Мы заключили перемирие.

На это умная герцогиня никак не отреагировала и только сказала:

— Раф прислал сказать, что приедет из Вестминстера раньше, чем предполагал. Вы не хотите с нами пообедать? Это будет через час-другой. Я была бы очень рада, но если вы слишком устали, я пошлю обед к вам в комнаты.

— С удовольствием принимаю приглашение, ваша светлость, — ответила Макси. — Но должна вас предупредить, что у меня с собой только одно платье, и ему совсем не пошло на пользу путешествие в заплечном мешке.

— Горничная вам его погладит. — Тут герцогиня увидела осколки статуэтки и вся расцвела. — Какое счастье! Вы разбили это кошмарное подобие Лаокоона! Макси вспыхнула.

— Пожалуйста, простите меня. Это я виновата. Я вам куплю другую, как только смогу.

— Не вздумайте этого делать! — Герцогиня лукаво улыбнулась. — Это был свадебный подарок от двоюродной сестры Рафа, которая была против нашего брака. Сами посудите: неужели человек может от доброго сердца подарить новобрачным статуэтку, в которой змеи душат людей? Я все время ставила ее на край столика, надеясь, что прислуга, убираясь, нечаянно уронит ее на пол, но они не роняли, и я никак не могла от нее избавиться.

Макси улыбнулась. Надо быть настоящей леди, чтобы внушить совершившему промашку гостю, что он ее буквально облагодетельствовал.

— Если вам надо еще что-нибудь разбить, я к вашим услугам.

— Договорились! Ну а теперь позвольте проводить вас в вашу комнату. Вы успеете принять ванну и даже немного вздремнуть.

Макси последовала за герцогиней. Лицо ее было серьезно. Раньше им с Робином надо было решить вопросы, касавшиеся только их двоих, и то она не была уверена, что им удастся это сделать. Теперь же она попала в чужой мир, где ей вряд ли окажут хороший прием. Надо побыстрей выяснить, сможет она в нем жить или нет.

Глава 27

Когда Макси наконец вылезла из ароматной ванны, ее уже ожидала француженка-камеристка герцогини. Отлично вымуштрованная горничная даже движением бровей не проявила неудовольствия тем, что ее заставляют прислуживать такой странной гостье, хотя, когда она подала Макси ее свежеотутюженное простенькое платье, в ее глазах мелькнуло страдальческое выражение. Однако Макси вскоре завоевала сердце мадемуазель Лаваль, заговорив с ней на беглом, хотя и с канадским акцентом, французском языке.

Макси надела свое единственное платье из белого муслина, затем терпеливо перенесла манипуляции горничной, укладывавшей ее непокорные волосы в элегантную прическу. В результате стараний француженки Макси приобрела вполне пристойный вид. Когда за ней пришел лакей, она взглянула на себя в зеркало и, высоко подняв голову, последовала за ним вниз по лестнице в маленький салон.