Королеву играет свита - Светлана Успенская

Катя уронила письмо и недоверчиво покачала головой. Перед ее внутренним взором вновь встало мертвое лицо падре Насименту, облепленное мухами, с высунутым сизым языком… В ушах вновь звучали сухие щелчки выстрелов, вновь вгрызались в красноватую пыль пули из пистолета пьяного полицейского… Она вновь видела на перекрестке улиц труп застреленного пьяными солдатами ребенка — привычная для Луанги, набившая оскомину картина.

Нет, вряд ли она сможет вновь выдержать все это. В Нголе она была счастлива, только есть ли она теперь, эта Нгола? Может, это только миф, созданный ее воображением? Может, Нельсон на самом деле давно умер и его письмо — это клочок бумаги, написанный призраком?

У них с Ларой нет денег даже на билет до Луанги… Ей предстоит операция… В Нголе давным-давно перестреляли всех врачей. Что ей там делать со своей больной спиной?

Муж денег прислать ей не сможет — вывоз валюты из страны категорически запрещен. А кому в Киеве нужны нгольские куанзы, на которых от инфляции нули вырастают быстрее, чем трава весной?

В памяти Нельсона она, наверное, осталась такой, как пять лет назад, — грациозная женщина в широкополой шляпе, в легком платье с открытой спиной. А теперь она… Страшно взглянуть на себя в зеркало — совсем старуха в свои неполные сорок лет, испитая, прокуренная карга, одно слово — торговка с рынка!

А каким стал ее муж после долгого плена? Она вспомнила туземную деревню, в которой однажды побывала вместе с падре и его сестрой. В жутких условиях, под палящим солнцем люди стареют так быстро. Каким теперь стал Нельсон? Наверное, согнулся, поседел, растерял зубы? Сможет ли она вновь полюбить его такого?

Нет, она не поедет! Зачем, к чему? Ей нужно делать операцию, ей нужно позаботиться о своем здоровье.

Катя поднялась со ступеньки и, сунув письмо в карман, заспешила на вокзал. Ее ждала Москва.

Глава 16

Алевтина вовсе не обрадовалась неожиданному визиту подруги. Она выглядела постаревшей и измученной. Ее подросший сынишка зло посмотрел на гостью и ушел в комнату, демонстративно хлопнув дверью. Квартира, некогда такая красивая и уютная, теперь носила следы разрухи и запустения. Оторванные обои, ржавые потеки на потолке…

— Можно у тебя остановиться? — Катя удивленно огляделась по сторонам.

А где же Даниель, на которого она так рассчитывала?

Мужчиной в доме и не пахло.

— Можно, но только кормить я тебя не смогу, — шмыгнула простуженным носом Алевтина. — Сами перебиваемся с хлеба на воду.

— А где же твой муж?

— Объелся груш! — с неожиданной злостью выкрикнула подруга. — Бросил он нас, сволочь черномазая! — Она протяжно, тягуче зарыдала. — Говорили мне девчонки, не спеши за эту гориллу замуж выходить. Все они такие… Обезьяны чертовы! Даже на сына своего теперь смотреть не хочет.

— Что, совсем не помогает? — осторожно спросила Катя.

Видимо, еще одна ее мечта грозила рассыпаться в прах при столкновении с безжалостной действительностью…

— Иногда подкидывает пару долларов на еду. А так…

— Он все еще занимается своим бизнесом? — спросила Катя осторожно.

— Естественно! — зло проговорила Аля. — Чем еще он может заниматься?

Только дурью и способен торговать. Мне уж надоело милицейские наезды отбивать.

Несколько раз дверь вышибали, меня в кутузку таскали. Уже отсидел два года, недавно выпустили.

После этих слов Катя успокоилась. Значит, у Даниеля по-прежнему водятся деньги. Она попросит у него в долг, а если он потребует отработать — пожалуйста! Она пару раз скатается в Киев с пакетом для земляка Даниеля.

Особого труда это не представляет.

— Я поживу у тебя? — спросила Катя. — Мне нужно обследоваться в медицинском центре. Ты не бойся, я заплачу за постой.

— Живи, — пожала плечами Аля. — Какая там плата! Продукты покупай, и ладно…

Первым делом Катя направилась в медицинский центр. Выложила за консультацию доктора наук и необходимые анализы кругленькую сумму и убедилась — там действительно могут ей помочь.

Клиника выглядела роскошной и преуспевающей — евроремонт, деревья в кадках, дорогие машины около входа…

— В сущности, три тысячи долларов за подобную операцию вместе с предварительным обследованием — это не так уж и дорого, ведь речь идет о самом драгоценном, о здоровье! По нашей методике в мире работают еще только два центра — в Лос-Анджелесе и Лондоне. Эти операции требуют дорогостоящего импортного оборудования, поэтому и цена так высока. За границей подобная операция обходится в десять раз дороже.

Врач оценивающе оглядел пациентку. Потертая кожаная куртка и видавшие виды джинсы внушали сомнения в ее платежеспособности.

— Я достану деньги, — твердо произнесла женщина.

— Хорошо, тогда назначим день операции, — кивнул врач. — У меня очень, очень плотный график…

Полуподвальное помещение бара «Релакс» сверкало цветными мигающими огоньками. Катя нерешительно остановилась на пороге. Несколько пар глаз с любопытством уставились на нее. Понятно почему — ведь она была единственной белой в .этом помещении. Когда-то она чувствовала себя привычно среди черных.

Но не здесь. Почему-то не здесь.

Белая посетительница неуверенно приблизилась к стойке.

— Что-нибудь выпить, пожалуйста.

Оглянулась по сторонам: черные лица безразлично отвернулись, иностранная речь вновь зазвучала над столиками, загремела музыка. В полумраке бара отыскать среди десятка неотличимо схожих людей Даниеля казалось невозможным.

— Мне нужен Даниель, ты его знаешь? — спросила Катя бармена.

В голосе ее зазвучали повелительные нотки — таким тоном она обычно разговаривала в Луанге с торговцами на рынке и обслугой в магазинах. Тоном белой женщины, имеющей право на уважение уже только потому, что она белая…

Но бармену, видно, был чужд этот тон. В этой стране было столько белых, что светлый цвет кожи теперь не вызывал у него должного уважения. Он небрежно кивнул подбородком на столик неподалеку.

Отхлебнув мартини. Катя слезла с высокого стула возле стойки и близоруко прищурилась в темноту.

— Даниель? — спросила она неуверенно. Как ни странно, Даниель мгновенно узнал ее.

— А, Катя! — улыбнулся он. — Что ты здесь делаешь?

— Тебя ищу. У меня к тебе важное дело…

— Садись, я скоро освобожусь. — Даниель был как-то странно, не по-московски приветлив.

Вскоре они остались одни, и Катя, волнуясь, приступила к рассказу.

Однако жалостливая история про работу на рынке, сорванную спину и мужа, отыскавшегося наконец в Нголе, не произвела должного впечатления на ее собеседника.

— Знаешь, Катя, я ведь в долг никому не даю. Работа такая, — протяжно, совсем по-русски вздохнул он.

Катя понурилась. Она знала, она предчувствовала провал! Неудачи преследуют ее, точно разгневанные Эринии.

Они настигают ее, жалят, лишают последней надежды. Вот и сейчас…

— А если я отработаю? — осторожно спросила она. — Ты же знаешь, на меня можно положиться… Ведь тогда, шесть лет назад, я тебя не подвела.

Даниель горячо закивал.

— Да-да, я помню. Тогда ты сделала все хорошо. Но и работа, согласись, была нетрудной, да и сумма небольшой. Большая сумма требует большой работы, маленькая — соответственно, маленькой…

— Что я должна делать? — с готовностью отозвалась женщина.

Даниель расслабленно откинулся на стуле. Он сидел широко расставив колени, будто расползаясь по сиденью — типичная поза африканцев. Его рука со светлой ладонью опустилась в карман и выудила оттуда сотовый телефон.

— Бабо, это ты? — небрежно бросил он в трубку и залопотал что-то на чудном булькающем наречии.

Катя сидела ни жива ни мертва. Только бы он поверил ей, она готова на любое дело! Она сделает все, что он попросит!

Наконец Даниель сунул телефон в карман, довольно улыбаясь.

— У меня в Пакистане, в Исламабаде, есть один хороший друг, земляк, — начал он издалека. — Его зовут Бабо, «дедушка» по-нашему. Мой земляк бизнесмен, у него очень большое дело. Если бы ты согласилась привезти мне весточку от него, я был бы очень доволен и, конечно, помог бы тебе.

— Весточку? — Катя непонимающе нахмурилась.

— Весточка будет не очень большая, — объяснил Даниель. — Несколько килограммов.

— Я согласна.

Только выйдя из бара. Катя наконец в полной мере осознала, что ей предстоит. Ей предстоит через несколько границ провезти тысячи доз, тысячи человеческих смертей в обмен на несколько зеленоватых купюр. И она согласилась на эту смертельную опасность почти задаром. Пакистан — мусульманская страна, а мусульмане, как известно, за распространение наркотиков карают смертной казнью.

Женщина опустилась на заметенную снегом скамейку возле безымянной церквушки и беззвучно, как она научилась в последнее время, заплакала. Выбора у нее не было.