Зверь - Евгений Щепетнов

– Что, что случилось?! – прибежавшие столпились, и тот, кто первым бросился за убийцей, остановился, стал объяснять суть преступления, указывая на лежащего парня. На рассказ хватило нескольких секунд, и тут же шестеро разъяренных крепкозадых деревенских парней бросились в погоню, чтобы растерзать, разорвать негодяя, осмелившегося бросить вызов победителям города.

Первым добежал легконогий Супрас, он с криком попытался проткнуть незнакомца копьем, которое нес на плече, промахнулся, и, когда оказался вблизи от горожанина, вдруг почувствовал, как грудь обожгла острая, нестерпимая боль, такая, будто сердце прижгли раскаленным железом.

Супрас икнул, выдохнул, выбулькнув мгновенно хлынувшую кровь, и умер, так и не поняв, что с ним случилось.

Второй преследователь не успел затормозить и буквально врезался в спину падающего Супраса, споткнулся о его упавший труп и полетел вперед, чтобы растянуться на мостовой с узкой, почти не кровоточащей раной в затылке.

Четверо оставшихся в живых мстителей догнали не сбавившего шаг горожанина, крепкий, широкоплечий Хенар с размаху рубанул мечом – таким же, какой лежал сейчас возле трупа Хабаса, с волнистым длинным лезвием, способным разрубить любую броню.

Непостижимым образом незнакомец увернулся, тяжелый клинок ударил наискосок, и уже у самой мостовой меч начисто отсек ступню не вовремя подвернувшегося соратника, ударив в мостовую и выбив длинную вишневую искру, остро пахнущую горелым камнем.

Раненый заорал, запрыгал на одной ноге, оглашая окрестности истошными воплями, а тот, кого преследовали, будто размазался в воздухе, перейдя на высшую ступень скорости, недоступную зрению человека.

Если бы за боем наблюдал кто-то со стороны, ему бы показалось, что вместо человека в капюшоне вдруг возникло мутное пятно, некая рябь, мираж, дрожащий над раскаленной солнцем мостовой, в котором блистали сполохи серебристых молний.

Секунда, две, три… и все было кончено. В живых остался лишь раненый, зажавший брызгавшую кровью культю правой ноги, но Адрус знал – это ненадолго. Сейчас тот лишится сознания от потери крови, а потом, уже в бессознательном состоянии, потеряет ее достаточно для того, чтобы скончаться тихо и мирно, можно сказать, во сне. Не самая плохая смерть, сказал бы любой из тех, кто всю жизнь прожил в портовых трущобах. Гораздо лучше, чем быть загрызенным крысами, валяясь в придорожной канаве, не в силах подняться из-за болезни, разложившей твое тело до состояния гниющего мяса.

Адрус зашагал дальше, не теряя времени, стараясь не попасться на глаза ополченцам, – они болтались группами по всему городу, и до этих пор Адрусу удавалось не привлекать к себе внимания.

После того как в город ворвались толпы бунтовщиков, его накрыла волна грабежей, насилия, убийств. Стражу, пытающуюся сопротивляться, оттеснили в северную часть города, захватив южную и центр. Армейские казармы находились недалеко от столицы, но, как нарочно, за день до бунта два корпуса пехотинцев и корпус кавалерии ушли на границу – на поддержку пограничной стражи. Ангир внезапно начал наступление, и всю границу охватил пожар заново вспыхнувших боевых действий. Все наличествующие в столице воинские соединения были направлены туда, к пограничному городку Букроан, захваченному ангирцами.

Император уже направил гонцов по небольшим гарнизонам, чтобы собрать все силы, которые мог изыскать, выслал гонца за ушедшими корпусами, но на то, чтобы организовать полноценное подавление бунта, требовалось время. Все, чем он мог располагать – Школа Псов, дворцовая гвардия и остатки городской стражи, забаррикадировавшейся в северной части города. Стражников спасло то, что бунтовщики, когда вошли в город, в первую очередь занялись грабежом, иначе весь город давно бы перешел в руки восставших. А может быть, и дворец императора.

В городе творилось теперь полное безобразие – преступники всех мастей вышли на улицы и тоже занялись грабежами и погромами. В числе грабящих, громящих лавки купцов оказались все городские банды, за исключением тех бандитов, которых Адрус поставил на охрану борделя, – десять человек самых крепких и сильных парней, вооруженных до зубов, и с ними пятеро штатных охранников борделя. Если учесть мощные стены заведения, крепкую дверь – обитателям «Птичек» ничего не угрожало. Кроме скуки. Потому что все клиенты разбежались, как только слухи о бунте коснулись их ушей.

Топот!

Тум-тум-тум-тум…

Звон железа!

Хриплое дыхание.

– Вот он! Вот! Я видел, как он их убивал!

Это он!

Дзззыннь! Щелк!

Арбалетный болт высек искру из камня стены рядом с головой, и Адрус припустился бежать. Бежал быстро, меняя направление – ни к чему получить дурную стрелу в дурную голову.

Почему не убежал раньше? Зачем было убивать этих придурков?

Обнаглел! Привык к своей власти, силе! Показалось оскорбительным нападение каких-то там деревенских дураков! Вот и получи! Скоро половина бунтовщиков помчится следом, мечтая снять его дурную башку!

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Легкие работают, как кузнечные меха. Адрус может бежать с такой скоростью целый день, и не запыхается. Хуже бывало: бежишь вот так, на плече чурбак, сбоку мастер – чуть замешкался, получи кнутом по ребрам! До крови, до мясных лохмотьев! Другой раз уже будешь бежать как следует, пока не упадешь, пока не потеряешь сознания, как загнанная лошадь! И все равно получишь кнута – за слабость. Тело помнит…

Бежать недалеко, а следом уже человек пятьдесят – азартно переговариваются, улюлюкают, стреляют вслед. Одно неверное движение – и конец всему. Может, все-таки стоило отсидеться в борделе? Не участовать во всем этом безобразии? Только ведь не дадут отсидеться, точно сказал ангирец. Знает, о чем говорит, зверюга! Сам небось потом и организует штурм борделя.

Вот и городская управа – высокое здание, на острие башенки флюгер, показывает, откуда дует ветер. Забавная фигурка – человечек стоит на одной ноге и держит флаг. Чей флаг, какой на нем герб – отсюда не видно. Древняя штука.

У входа наемники, латники, с ног до головы закованные в железо, замерли, как стальные башни, не обойдешь. Увидели бегущего человека, толпу вопящих бойцов – подняли копья с мечевидными наконечниками, направили в грудь беглецу:

– Стоять! Не двигаться!

Не останавливаясь, скользнул между ними, как тень. Отточенные до остроты бритвы наконечники скрежетнули по мостовой.

Прохлада приемного зала, каменная лестница, ведущая наверх. Внутри другие охранники – пытаются схватить, растопырив руки, будто готовы к встрече давно потерянного друга.

Не друг я вам!

Бросок! Еще бросок, удар! Удар!