Хватай Иловайского! - Андрей Белянин

— А мне-то что за дело до всей вашей родственной «Санта-Барбары»?

— Ну хоть девицу невинную пожалей. Уж небось ей и страшно, и несладко в плену у нечисти поганой сидеть…

— Ох, знаешь, а вот её сложности меня тем более никаким боком не колышут! — твёрдо обрезала Катенька, но тем не менее тут же развернулась к ноутбуку, начав быстро щёлкать клавишами. — Чем могу, Иловайский, тем и помогу. А могу немногим. Проверяем, проходила ли вышеозначенная особа, именуемая в дальнейшем как «овца», через арку? Нет. Не проходила. Следовательно, в Оборотном её нет. Вопросы?

— А тайно провести не могли?

— Хм… чего ради? Овца она и есть овца, смысл с ней тайные церемонии разводить… Ладно, забиваем в поиск ещё раз. И что? Угу… да, проходила. Точнее, была пронесена, судя по картинке, в полной-отключке.

Я рванулся к экрану монитора (да, уже сто лет в обед как успел все эти слова новомодные выучить! Не считайте казаков тупее паровоза!) и, небрежно сдвинув Катеньку вместе со стулом в сторону, впялился в картинку. Трое неизвестных мне упырей в косоворотках без рукавов катили тачку всяческого тряпья. Ну вроде как раздели покойников на кладбище и вещички на продажу привезли. Вот только из-под серой мешковины виднелся краешек белой кружевной сорочки, слишком новый и слишком чистый.

— Я за упыриные радости не отвечаю. — Моя любовь сразу скрестила руки на груди… грудях… поперёк грудей… тьфу, сгинь наваждение! — Это тебе к твоим дружбанам надо. Нет, меня с тебя периодически клинит, Иловайский, вроде православный казак, а с Моней и Шлёмой дружбу водишь. Ты хоть в церкви за это каялся?

— В церкви мне за другое каяться надо, за то, что тебя полюбил, — вздохнул я, поправил папаху и развернулся на выход.

— И что, вот так уйдёшь, что ли? — с всхлипом раздалось мне вслед.

— А как надо? — сцепив зубы, простонал я.

— Не подойдёт, не поцелует, не обнимет, не утешит бедную девушку…

Я, не дослушав, бросился назад, упал на колени и прижал к груди свою ревущую недотрогу. Катенька вновь рыдала так искренне и заводяще, что меня тоже пробило на скупую слезу. Я гладил её по голове, перебирая густые тёмно-каштановые пряди, и думал о том, что, пожалуй, самый действенный выход из сложившейся ситуации — это… дать ей как следует по темечку, завернуть в ковёр, чтоб не брыкалась, и на руках унести в родную станицу. Там маменька так спрячет, что ни одна учёная полиция из ихнего будущего не найдёт, а я с войны вернусь, тогда и обвенчаемся по православному обычаю. Прав был дядя: чего она у нечисти забыла? Детей рожать и без диссертации можно!

— Знаешь, а я вот думаю порой, — всё ещё всхлипывающая Катенька подняла на меня бездонные карие очи, — чего мы с тобой маемся?

— Да, родная, да…

— Ведь люблю я тебя, правда, люблю. А вот рычу, ругаюсь, это же неправильно, надо ведь по-другому, верно?

— Верно, ласточка моя. — Я беспомощно озирался в поисках подходящего тяжёлого предмета, ибо бить женщину кулаком есть грех.

— Может, мне тебя украсть надо? Дать разок чем-нибудь массивным по затылку, перенести в будущее, уволиться с работы, и ты мой! Я тебя спрячу, пусть поищут, у меня тоже там пара подружек есть, пропишут как двоюродного брата, и отвали, моя черешня, весь научный педсовет! Иловайский, — неожиданно отодвинулась она, — а чего у тебя глаза такие странные?.. Ты чего удумал?

— Честно говоря… то же самое, что и ты.

— То есть меня хотел по голове… — Она сдвинула брови и ладошками упёрлась мне в грудь. — Всё, у дураков мысли сходятся. Обиды не держу, понимаю двойственность сложившейся ситуации. Давай пока не будем гасить друг друга по слабому месту, тормознёмся, возьмём тайм-аут и вернёмся к этой теме на неделе. А ты там вроде бы какую-то невинную деву спасать собирался?

— Да. Кстати. Спасибо, что напомнила, — поспешно согласился я, вставая с пола и отряхивая колени. — Маргарита Афанасьевна, поди, перепугана вся, её же в любой момент съесть могут. А у меня дядюшка на неё глаз положил.

— В гастрономическом смысле?

— Хуже, — признался я и, махнув рукой, быстренько рассказал ей всю историю.

Разлюбезная моя скоро вытерла слёзки, даже рассмеялась пару раз, чмокнула меня в нос и, бодренько постучав по клавиатуре волшебной книги-ноутбука, дважды нажала на какую-то коробку, коя, прожужжав, выдала ей на руки расчерченный лист бумаги.

— В картах сечёшь? Гляди сюда. Вот мой дворец, вот улица направо, по ней два квартала до фонтана, там налево и дуй прямо, никуда не сворачивая, практически до крепостной стены. Вот эта улица, вот этот дом, там эта девушка, что ты влюб… — начала напевать Катенька, но почему-то прикусила язычок и сунула бумагу мне. — Короче, в кружочке хата Мони и Шлёмы. Дуй к ним. Если твою девицу уволокли упыри, то эти двое точно замешаны.

Я потянулся к ней с объятиями, но она честно предупредила:

— Илюха, имей в виду, я натура увлекающаяся. Сейчас вся на эйфории, разок обнимешь, раньше чем через час не вырвешься. А девчонка может реально пострадать.

Кто бы спорил… Я коротко обнял её за плечи, резко отшатнулся и, сжимая в кулаке карту, бросился к дверям. Уже за воротами львиные морды запоздало напомнили:

— И это, имей в виду, упыри, они, когда выпьют, дурные на всю голову…

«А сегодня день такой: все пьют, общегородской праздник», — мысленно продолжил я.

Какие Моня и Шлёма, когда поддатые, мне уже видеть приходилось. Не самое лакомое зрелище, но и не война 1812 года, так что уж, поди, как-нибудь справлюсь. Вот только ни на грош не верится мне, что эта патриотическая парочка пойдёт воровать дочь генерал-губернатора Воронцова, прикрываясь моей личиной! Но если не они, то кто же?

«Да ладно, а то тут без них нечисти мало, — рассудил я, свернув направо и сверяясь с картой. — Вопрос: почему? Хотя и это, собственно, не вопрос. Всё шито на живую белыми нитками. Надеваем личину Иловайского, крадём невесту его дяди, дядя либо: а) убьёт племянника, б) пошлёт искать, и тогда убьём его мы. Ох ты ж господи, дай им мозгов хоть капельку! Хотят меня убить, пусть строятся в очередь или валятся скопом, но зачем же такие сложные игры с переходами на личности…»

— Молодой человек, не проводите девушку до спаленки? — кокетливо раздалось сзади.

— Идите своей дорогой, бабушка, — не оборачиваясь, вежливо ответил я. — Вас в спальне дедушка ждёт, он уже четырежды радикулитной мазью намазался, а в тюбике ещё осталось. Догадайтесь с трёх раз, как он намерен её с вами использовать?

Старая кривоногая ведьма за моей спиной схватилась за сердце и дала дёру. Кстати, напрасно, у неё слишком богатая фантазия, дед всего лишь хотел предложить ей смазать остатками мази дверные петли, чтоб не скрипели…