Крылатые слова - Сергей Максимов

ТУРУСЫ НА КОЛЕСАХ

Про иных ловких людей говорят так, что они умеют подъезжать «турусами», «подпускать турусы», т. е. подправлять лестью медоточивые искательные речи, простирать ими неприготовленных и неосторожных врасплох. «Нести же турусы на колесах» — значит уже городить всякий вздор и болтать попустому, потому что «турусами» называется также сонный бред, обыкновенно бессвязный и пустяшный. В первом же значении это слово для объяснения своего отправляет нас в те стародавние времена, когда еще не был изобретен порох и на войне не были приспособлены огнестрельные оружия. Действовали стрелами в открытом поле и стенобитными машинами, когда защищающиеся уходили отсиживаться в города, окруженные рвами и огороженные бревенчатым тыном, сверху заостренным. В чистом поле против вражеских стрел русские витязи надевали доспехи, состоявшие из железной кольчатой брони (кольчуги), а иногда из досчатых лат (папорзи). Головы охраняли железными шлемами в виде воронки, а шеи — кольчужной сеткой. Про всякой случай имели они на руке большой деревянный щит, окованный железом и обтянутый сыромятной кожей — широкий сверху и суженный книзу и притом окрашенный в любимый русский красный («червленый») цвет. Когда расстраивались и ослаблялись неприятельские ряды войск тучами стрел и затем следовал неизбежно рукопашный бой, — пускались в дело обоюдоострые мечи, даже «харалужные» (т. е. из восточной вороненой стали), копья, или сулицы, секиры или боевые топоры и, наконец, ножи, которые даже у всяких из простого народа открыто имелись всегда при себе либо за поясом, либо припрятанными за голенища. Когда неприятели облагали осажденный город и прекращали самую возможность сообщения его с окрестностями, пускались в ход стенобитные машины или «пороки». Из одних метали большие камни и бревна, из других зажигательные снаряды, чтобы теми и другими производить в городе разрушение и пожар. При неудачах против стойких прибегали к хитрым машинам в виде досчатых башен с отверстиями на боках, поставленных на низких и толстых колесах. Эти-то туры или турусы, столь известные средневековой рыцарской Европе, знакомы были и монголам, завоевавшим Русь. Точно также темною ночью, после беспрерывных во все сутки приступов, подкатывали они их под самые стены, и еще с большим успехом пускали в осажденных тучи стрел, и еще с вящим удобством приставляли к стенам лестницы и лезли прямо в город. На деревянные русские города монголы пришли уже тогда, как выучились брать большие азиатские, укрепленные глиняными и каменными стенами, а не удобосгораемыми бревнами, как все наши русские. «Устремишася к монастырю со всех сторон, с лестницы, и со щитами, и с «тарасы на колесех». Против этих подвижных укреплений придумано было особое орудие. Вот что мы прочитали в «Ковенских губернских Ведом.»: «Месяца три тому назад, во время дождей, оползла часть возвышающегося над Неманом громадного кургана, известного под названием «горы Гедимина». В размытой дождями глинистой почве найдено любопытное средневековое железное орудие, редко встречающееся даже в музеях. Это — железный болт, весом около двух фунтов, яйцевидной формы, с пирамидально выкованным острым концом и выровненным квадратным тупым. Самый болт имеет в длину около двух вершков, в диаметре — более полутора вершка. Из тупого конца идет железный стержень, длиною около четырех вершков. Болт этот, по определению некоторых знатоков средневекового военного быта, предназначался для метания и разбивания подвижных досчатых укреплений, применявшихся, преимущественно, при осаде замков, а также при полевых военных действиях».

НИ ДНА — НИ ПОКРЫШКИ

является в значении шуточной брани в России; в Сибири же советуют принимать пожелание это не за легкую шутку, а в самом строгом смысле зложелания. Там разумеют под дном гроб с неотъемной крышкой, будет ли он сколочен из досок, как у православных, или окажется выдолбленной колодой, как у беспоповщинских староверов, или «домовиной» — такой же однодеревой долбленой колодой, которую любят и православные в северных лесных губерниях, не смотря на то, что употребление колод запрещено законом. Эту домовину, в шутку называемую там деревянным тулупом, привычно сулят вору или обидчику («возьми себе на домовину»). Разумея завет всегда думать о смерти, верующие люди, особенно старухи, заранее шьют себе саваны и запасают гробы: саваны прячут на дне сундука, гробы — на чердаках или подволоках. Соблюдают при этом лишь то поверье, чтобы гроб был в меру, по росту, ибо если окажется не в меру велик — быть в доме новому покойнику. Таким образом, заданное выражение, по сибирскому толкованию, оказывается самым злым пожеланием — именно быть похороненным без гроба, умереть без покаяния и возвратиться в лоно матери-земли без обрядового честного погребения. У малороссов заменяется оно одинаковым по смыслу: «щоб тебе паковали на растаньках». А расстани или распутье, т. е. перекресток, где сходятся несколько дорог, — и в Великороссии недоброе место: на нем любят шалить черти (в Белоруссии они играют здесь в виде особых духов «вихрей»). Здесь в старину хоронили самоубийц, казненных преступников и злодеев всякого рода, по словам одной старинной песни: «промеж трех дорог, промеж тульской, рязанской, владимирской».

АЛЛИЛУЙЯ

«Несет такую аллилуйю, что уши вянут», говорят по привычке и по завету от прежних людей и удивляются неприличию выражения. Между тем в Тамбовской и Пензенской губерниях сохранилось слово «алала, алалуя», что означает всякую чепуху, бессмыслицу и даже сонные грезы, ночной бред спящего. В ходу также глагол алалыкать — невнятно говорить, картавить, т. е. объясняться либо с пригнуской, либо с пережовкой — мямлить; «алалуить» же означает, в прямом смысле, — болтать вздор.[45] Ясно, что здесь в говоре спутаны совершенно различные понятия, — явление, нередко замечаемое в живой речи, основанное на соблазне созвучий. Но как объяснить бранныя слова халдей и халда — однозначащие и в равной мере обращаемые бранные прозвища (в первом случае к мужчинам, во втором — к женщинам) вообще к людям бесстыжим и грубым, горланам намеру и наглецам в компании? Приписывать ли случайности, основанной на одном лишь необъяснимом созвучии, или отправляться за поисками в исторические справки? Известно, что греки и римляне, сознавшись с жителями междуречья Тигра и Ефрата (Месопотамии), именно занятого издревле Ассирийским и Халдейским царством, не взлюбили их и слово «халдей» обратили в бранное и укоризненное. Это слово у цивилизаторов древнего мира обозначало понятие шарлатана — звездочета и кудесника. Халдеи — изобретатели астрономии, как искусства по звездам предсказывать будущее, в то же время держались веры в демонизм, и последний вызвал сильное развитие в Халдее колдовства или магии.

ХАЛДЕЙ

В России слово «халдей» сделалось всенародно известным, и ненавистным и обратилось в крепко-ругательное, вероятно, от того обычая, личным свидетелем которого был иностранец Олеарий (Адам, голштинец, известный ученый), имевший случай два раза посетить Московию. Он записал между прочим такой странный обычай: За восемь дней до Рождества Христова и до Крещенья по улицам бегали люди и подпаливали прохожим бороды тем особенным огнем, который получается от вспыльчивого корешка травы плавуна (Lycopodium). Особенно нападали они на крестьян, приезжавших в Москву в торговые дни. Впрочем кто хотел мог за копейку откупиться от подобного ущерба и великой обиды. «Их зовут халдеями (пишет Олеарий), потому что они изображают тех служителей царя Навуходоносора, которые разжигали печь вавилонскую для трех еврейских отроков. В Крещеные их окунали в прорубь и таким образом очищали их от халдейства (и осквернения себя масками и костюмами)». В пояснение известия Олеария следует заметить, что это очевидно были добровольцы, а не те певчие, которые в это же самое время принимали участие в церковном чине, называвшемся «Печным действом», происходившим на утрени в неделе св. Отец (за неделю или две до Рождества) в Москве в Успенском соборе, в Новгороде — у Софии.

«Халды-балды и ха лды-ба лды» как пустословие и одновременно праздношатательство, с наибольшею охотою относит наш народ и по сейчас к тому бродячему племени, которое старается прославить себя и тем и другим (ворожбой и брехней) и которое явилось к нам из той же южной Азии и живет под именем цыган. Еще при патриархах халдеями назывались потерянные и бесшабашные люди, которые потешали толпу и в святочное время надевали хари, не считая позором для себя бесовские действия. Их, как сказано уже, по окончании святок, всякий год крестили в Иордане, как вновь вступающих в число православных. Отсюда и неисчезнувший до сих пор обычай наряжавшимся на святках окунаться в крещенских прорубях, а в старину самое право наряжаться попалось не иначе, как с патриаршего благословения.