Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии - Эмиль Абрамович Паин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1990‐х годах ученые и юристы-практики пересмотрели и существенно дополнили основные признаки государственной и муниципальной политики управления культурным разнообразием, включив в них, в частности:
— расширение сферы гражданской самоорганизации;
— предоставление международных гарантий в защите прав меньшинств. Эти права перестали рассматриваться только как результат «доброй воли» государства и были гарантированы международными хартиями: Рамочной конвенцией о защите национальных меньшинств (1995) и Лундскими рекомендациями Совета Европы (1999) на ту же тему, а также рядом других международных документов. Уже сам факт присоединения к этим хартиям почти всех стран ЕС, за исключением Франции, привел к тому, что те или иные черты мультикультурализма стали для этих стран общими;
— пересмотр трактовки ключевого для мультикультурализма понятия — «этническое меньшинство». Вместо идеи особого статуса меньшинств правовые нормы стали подчеркивать их юридическую полноправность, равенство их статуса с представителями большинства.
В 1990–2000‐х годах обозначились важные изменения в практическом применении модели мультикультурализма. Если страны, первыми начавшие освоение этой политики (Индия, Швейцария и Канада), применяли ее для регулирования взаимоотношений автохтонных народов своих стран, имеющих в некоторых случаях многовековой опыт совместного проживания на одной территории, то в 1990‐х годах мультикультурализм стал преимущественно инструментом для интеграции мигрантов различных национальностей и конфессий в принимающие сообщества. Такое изменение объекта регулирования повлекло за собой ряд новых проблем в сфере межэтнических отношений, обнажило негативные стороны мультикультурализма и усилило его критику.
Критика велась с различных позиций. С одной стороны, мультикультурализм решительно отвергали национал-популисты, вроде лепеновского Национального фронта во Франции, защищающие утопию культурного единообразия современных государств (такая критика не имеет существенной поддержки в мировой академической науке). С другой стороны, академические ученые, а также политики респектабельных направлений, не оспаривая идеи защиты культурного разнообразия, выступали против побочных политических следствий мультикультурализма, и прежде всего коммунитаризма — государственной политики, которая де-факто не столько поддерживает самобытные культуры, сколько спонсирует деятельность разрозненных общин (а зачастую лишь их лидеров), поощряет параллельное существование этнических или конфессиональных обществ и усиливает замкнутость культурных групп. Как отметила канцлер Германии А. Меркель 16 октября 2010 года, «национальные общины живут бок о бок в одной стране, но не взаимодействуют»[601]. Именно это она назвала крахом политики мультикультурализма. Постепенно эта критика становилась все более глубокой и разнообразной.
После атак 9 сентября 2001 года в США и череды террористических актов в столицах ряда стран ЕС (2004–2007) произошел разворот общественного мнения от ориентации на космополитические ценности в сторону идей «укрепления национального единства». В это время модель «мультикультурного общества» подверглась особенно жесткой критике в разных политических кругах, а западные правительства одно за другим вводили дополнительные программы, по духу противоположные мультикультурной политике. Например, вместо идеи безусловной поддержки культурного своеобразия автохтонных и эмигрантских меньшинств стали применяться правовые механизмы, подталкивающие объединительные процессы. В числе подобных инструментов использовались следующие: обязательный тест для иммигрантов на знание государственного языка; экзамены по истории и культуре принимающей страны; а также ограничение притока мигрантов и изменение критериев их допуска в ряд стран ЕС[602].
Безотносительно политической и идеологической критики мультикультурализма стоит признать, что, несмотря на первоначальный замысел этой модели как равноправной для меньшинств и большинства, в действительности ее основной фокус направлен только на этнические и религиозные меньшинства. Свойственное данной концепции невнимание к месту этнического большинства в вопросах идентичности и публичного употребления культурных различий стало одной из причин небывалого роста национал-популистских движений, выступающих от имени этого большинства. Подъем популизма в виде многообразных проявлений антиэлитарных движений во многом был связан с критикой политики мультикультурализма. Популисты уличали элитарную мораль в лицемерии, показывая, что представители высших слоев общества твердят о достоинствах притока мигрантов и мультикультурализма, но сами в своей повседневной жизни не желают опробовать это «благо». Элита не конкурирует с мигрантами на рынке труда, не встречается с мигрантами в своих привилегированных зонах обитания, разве что как с прислугой. Элита может расхваливать достоинства «открытого общества», но зачастую только на словах. В реальности же элитарные слои общества закрыты для значительной части мигрантов, которые на протяжении нескольких поколений оседают на низших ступенях социально-имущественной лестницы.
Мультикультурализм, а точнее его следствие, коммунитаризм, обусловливает раскол обществ на замкнутые общины, зачастую возникающие стихийно. Беднейшая часть мигрантов концентрируется в беднейших же кварталах, с наихудшим медицинским обслуживанием и, что страшнее всего, наихудшим образованием, надолго закрепляющим их социальное отставание. Так социальное неравенство получает территориальное закрепление и превращается в сегрегацию этнических и религиозных общин.
Нараставшее неприятие мультикультурализма в начале нынешнего столетия способствовало поиску альтернативных концепций, которые могли бы прийти ему на смену. Одна из таких концепций, ставшая наиболее популярной, получила название интеркультурализм.
Интеркультурализм — «третий путь» между ассимиляцией и мультикультурализмом
Эта концепция отвергает цели ассимиляции и позитивно оценивает культурное разнообразие. Вместе с тем она принципиально отличается от мультикультурализма. Если для мультикультурализма главным является вопрос поддержки властями культурного разнообразия в публичном пространстве, то в центре внимания интеркультурализма — идея и практика межкультурного диалога и взаимодействия между разными этническими, конфессиональными и расовыми группами населения.
Базовые положения интеркультурализма заключаются в 1) поиске контактов и объединяющих элементов между культурными сообществами, в большей мере, чем в защите или поощрении их обособленности; 2) сочетании политики поддержки прав меньшинств, борьбы с дискриминацией с одновременным признанием культуры большинства в качестве основного общенационального вектора интеграции.
Показательно, что в процессе замены мультикультурализма интеркультурализмом политики и правительственные эксперты вновь, как и во времена доминирования модели «плавильного котла», провозглашали необходимость поддержания общенациональной идентичности применительно к государству-нации.
Пожалуй, наиболее последовательное воплощение модель интеркультурализма получила в канадском Квебеке. Официально провозглашенная в качестве общеканадской модели УКР концепция государственного мультикультурализма была подвергнута критике со стороны большинства политических сил в провинции Квебек, обладающей широкой административной автономией. Здесь была предложена концепция квебекского интеркультурализма. Немалую роль в ее популяризации сыграло создание при правительстве провинции Консультационной комиссии по разработке практик адаптации в связи с культурными различиями. Созванная в феврале 2007 года распоряжением премьер-министра Квебека Жана Шаре, она получила неофициальное название Комиссии Бушара — Тейлора по имени возглавивших ее социолога Ж. Бушара и политического философа Ч. Тейлора. Опыт ее работы дает интересные примеры использования практики интеркультурализма в городском управлении:
— публичные слушания и обсуждения. В рамках своей работы Комиссия провела десятки публичных слушаний по вопросам
