Хозяин Древа сего - Павел Виноградов

— Прошу всех в мое жилище, — пригласил Аслан, — там гораздо удобнее беседовать, чем посередине степи.

Луна отрицательно покачала головой.

— Я должна вернуться, — тихо сказала она.

Варнава и Аслан посмотрели на нее одновременно, но выражение их лиц было разным. Аслан кивнул и отвернулся к Каре, приглашая идти за ним. Варнава сделал ему знак, что нагонит позже. Вновь они с Луной были одни.

— Почему? — в его вопросе слышалось неподдельное удивление.

— Я должна.

— Кому? Ему? — он едва не задрожал от ненависти.

— Нет, — ответила тихо. — Себе. Тебе. Яню…

— С нами ты заплатишь все долги, — потупясь, сказал Варнава.

Гнев его ушел так же неожиданно, как и возник, оставив печаль и томление духа.

— Нет, Орион, — ответила грустно, — долги мои слишком велики… Я солгала: я помню твоего друга, и как ранила его. Помню и девушку, которую застрелила, и как он бросился к ее телу. Я помню все, и это медленно убивает меня. Если бы ни это, я бы осталась с вами до конца. Но он все равно будет ненавидеть меня, а я не смогу забыть… Прощай, Орион…брат мой. Наверное, мы больше не встретимся.

Она повернулась и стала растворяться в пейзаже, плоть ее и дух быстро перетекали в иную пространственно-временную емкость, оставляя в этой призрак оболочки, который, впрочем, тоже просуществует здесь всего несколько мгновений.

— Луна! — закричал Варнава отчаянно. — Сестра! Вернись, пожалуйста!

Ее бледное подобие повернулось уже в другом мире, она что-то произнесла, но слова не в силах были достичь слуха Варнавы. Лишь по губам прочитал он: «Радуйся, муж мой!». Ее не стало.

Накануне: «Я иду своим путем»

— Пришел почтить усопшего, Аслан?

— Что ты задумал?

— Я не иду с вами.

— Это я понял. А куда тогда.

— Своим путем.

— Позволь спросить…

— Нет.

— Тогда позволь ответить. Ты думаешь, я не понимаю?..

— Ты понимаешь слишком много, Аслан. Мне не нравится это. И никогда не нравилось.

— Представь себе, Варнава, мне это самому не нравится… Но что поделаешь: я знаю.

— И что ты знаешь на сей раз?

— Ты намерен пригвоздиться к Ясеню, тем самым разрушив Шамбалу… Что молчишь, я ведь прав.

— …Ты прав. И не отговаривай меня.

— Не собираюсь. Более того, пойду с тобой.

— Как со мной? А остальные?

— Мы отделимся от них уже там, дальше войско поведет Зургай. Полководец я, вообще-то неважный…

— Ты поэтому предупредил Дыя о войсках, там, в Шамбале? Чтобы занимался ими, а мы прошли бы незаметно?

— Конечно. Он тварина умная, но всяко бывает…

— Ты тоже думаешь?..

— Да, это единственный реальный шанс. Наша атака смехотворна — слишком неравные силы. Кроме того, Кара все доложит Дыю.

— Я тоже подумал, что она здесь, чтобы шпионить.

— Я это знаю. Стукачка, и стукачка, подумаешь…

— А что ты знаешь еще?

— Все будет очень хорошо, друг. Или очень плохо… Не злись. Пойми, даже если бы я знал будущее — а я не говорю, что знаю — во Древе оно все равно вариабельно. Может случиться все, что может случиться…

— Умеешь ты успокоить, друг.

— Знал бы ты, как тяжело быть «богом из машины». Особенно, если им не являешься…

Вечером в юрте Аслана было оживленно. По кругу сидели гости, целый день прибывавшие из разных Ветвей. Было их всего шестеро, но за каждым стояла некая сила.

— Бывшие шамбалиты, — шепнул Аслан сидящему у хозяйского места Варнаве, — оппозиция Дыю. Давно их по всему Древу вычисляю.

На почетном месте справа от алтаря восседал тучный Продленный важного вида, в длинном синем халате с напуском на поясе, и, несмотря на тепло от очага, потертой собольей шубе, из-под которой торчала рукоять внушительного ханьского шоудао. Выдубленное ветрами узкоглазое лицо оставалось совершенно бесстрастным. Варнава обостренной интуицией ощутил великое могущество. При этом, как ни странно, — глубоко скрытое легкомыслие, страсть к проказам, словно мальчик-король играл в короля.

— Абай Зургай, — обратился к нему Аслан, — это абай Варнава, наш друг и союзник.

В ответ на поклон Варнавы человек встал и чинно обнял его за плечи, после чего неторопливо опустился обратно в лаковое кресло.

— Дый пользуется его именем, выдавая в Стволе за владыку Шамбалы, — снова зашептал Аслан, — а самого держал на коротком поводке. Но такого батыра долго не удержишь… Теперь не хочет носить настоящее имя, пока не восстановит честь.

Варнава понял, кто перед ним и взглянул на важного воина с любопытством.

Еще один сидел чуть подальше Зургая — молодой человек с бритой головой, аккуратными усиками и бородкой. Несколько родинок расположились на правой щеке причудливым узором. Глаза были чуть раскосы, но при этом он, несомненно, принадлежал к белой расе. Эти глаза… Лицо казалось бы вполне заурядным, холодным и чопорным, как у преуспевающего коммерсанта. Но глаза содержали нечто, придававшее ему мерцание потусторонней отрешенности. Чувствовалось — обращены они более не наружу, а внутрь владельца, непрестанно ищут там…а что ищут? Возможно, этого не знал и сам молодой человек.

— Николя, — первым представился он. — Художник.

Этого Варнава узнал сразу — встречал его Тень во многих Ветвях.

— Дый вспоминал о вас, — не удержался он.

Лицо художника исказилось гневом, который, впрочем, быстро стек, и оно вновь приняло прохладно-отрешенное выражение.

— Но он говорил, что вы Краткий.

Варнава посчитал, что неудачно начатый разговор лучше было все-таки продолжить.

— Я был продлен перед своим уходом из Ствола, — тихо отвечал тот. — Это сделал хан…абай Зургай. Он раскрыл мне глаза на Дыя, который является не Ригден-Джапо, как я долго верил, а всего лишь одним из демонических воплощений. Впрочем, я это подозревал и раньше…

Варнава не стал напоминать про камень, молча поклонился и повернулся к следующему гостю. То был монголоид вида ужасного. Слишком широкое бритое лицо, слишком расплющенный нос, слишком раскосые глаза, да еще нелепо светлые при столь темной коже короткие волосы — все вместе производило впечатление неслыханного уродства. Но вместе с тем и неслыханной силы. Его меховая остроконечная шапка была украшена золотой двусторонней булавой, похожей на гантель, и выглядело это не смешно, а зловеще — как и весь он. Поверх роскошного халата желтой парчи перекрещивались патронные ленты, на правом боку висел маузер в деревянном футляре. Короткие толстые пальцы непрестанно перебирали коралловые четки, словно жирный паук карабкался по бусинам.