Лейб-гвардии майор - Дмитрий Дашко

Я почесал в затылке. Как мне убедить этих благородных немчиков? На что сослаться? Надо, наверное, привести в пример Англию, родину бокса. Ведь не гнушались же хваленые денди драться, засучив манжеты и рукава. Правда, когда это было, в какие годы? Хоть убейте, не помню. Стал уже этот спорт любимым развлечением джентльменов или его звездный час еще не пришел? И главное – уточнить не у кого. Придется выкручиваться.

На всякий случай спросил у подопечных, когда они последний раз бывали на берегах туманного Альбиона. Выяснилось, что ни тот ни другой уже давно пределов России не покидали, с английским посланником господином Рондо бесед не вели.

Тогда я воспрял духом и принялся вдохновенно врать.

Рассказал, что нынче бокс в моде среди британских джентльменов и благородные лорды мутузят друг друга почем зря.

– Таким образом, ничего зазорного в занятиях боксом нет, – резюмировал я.

Это подействовало. Немцы кивнули и встали в боевые стойки.

– Сходитесь, – скомандовал я.

Первый поединок закончился со счетом «один-ноль» в пользу принца. Геймбург явно поддавался, так что пришлось объяснить ему, что, поступая подобным образом, он подкладывает его высочеству форменную свинью.

– Что есть «подложить свинью»? Я не вижу здесь этого животного, – недоумевающее захлопал глазами Геймбург.

По требованию принца все разговоры велись исключительно на русском, и подполковник с трудом понимал смысл многих идиом.

– Свинья… свинья… – я стал подбирать подходящее выражение. – Так говорят, когда оказывают человеку медвежью услугу.

– Вас из «медвежья услуга»?! – вскипел Геймбург, переходя на смесь немецкого и русского языков.

Я потрепал его по плечу и посоветовал выбросить это из головы.

– Вы бы лучше кулачками половчее махали. Не бойтесь, личность его высочеству не свернете, а если, не приведи Господь, все же сподобитесь, так мы на место сей же секунд все возвернем.

Похоже, я перестарался. Накрученный адъютант, как только выпала возможность, тут же залепил Антону Ульриху в бровь, да так, что у того искры посыпались. Принц разозлился и замахал руками как мельница. Второй раунд закончился боевой ничьей. Состязание превратилось в драку, боксеры разошлись не на шутку, я с трудом растащил их.

Пока они отдыхали, я объяснял им, в чем заключается разница между спортивным поединком и мордобоем.

В третьем раунде победа честно досталась более тренированному Антону Ульриху. Он изловчился и отправил адъютанта в глубокий нокаут.

Бирон, увидев утром на очередном совещании его высочество с припудренным фингалом, пришел в ужас. Подполковник расстроился еще сильнее, когда узнал, при каких обстоятельствах Антона Ульриха одарили столь роскошным «украшением».

Понурый и побитый Геймбург, маячивший за спиной принца, служил замечательной демонстрацией успехов, достигнутых его высочеством. Я мог гордиться воспитанником, но мой начальник далеко не сразу одобрил занятия боксом.

– Фон Гофен, вы сошли с ума? Вы, верно, хотите, чтобы принца убили еще до того, как мы окажемся в Азове? – насупился Бирон.

– Никак нет, господин подполковник, – гаркнул я.

– Тогда чего вы добиваетесь этим рукомашеством?

– Того, чтобы по прибытии на театр военных действий его высочество разил неприятеля, не зная поражений, – почти прокричал я.

Принц в это время улыбался не хуже чеширского кота. Его самолюбие грела первая одержанная победа.

– Хотите сказать, что этот ваш бокс способствует грядущим викториям? – недоверчиво спросил Бирон.

– Так точно. Занятия боксом укрепляют мощь физическую и духовную, учат выдерживать удары и настраивают на победу, – отрапортовал я.

– Ежели бокс и впрямь настолько полезен, почему бы не поразмыслить о его дальнейшем развитии? Скажем, у нас в полку или в сводном деташементе, – задумался Бирон.

Офицеры, собравшиеся в штабной палатке, согласились, что попробовать можно. Уже через две недели состоялся первый турнир среди представленных в отряде гвардейских полков. О том, каким было мое место в турнирной таблице, из врожденной скромности умолчу.

Убедившись, что физическая «накачка» приносит свои плоды, я приступил еще и к психологическому прессингу принца. Моя и без того грубая, прямолинейная манера общения с ним стала еще жестче, порой вплоть до оскорбления. Антон Ульрих пока проглатывал обиды, держался, а я с нетерпением ждал, когда же в нем проснутся злость и здоровая агрессия. Без приобретения этих ценных качеств мои труды могли пропасть впустую. Я не боялся открыть ящик Пандоры и превратить юношу в чудовище. Нет, принц в любом случае останется славным молодым человеком, вежливым и добродушным, но теперь он никому не позволит унизить себя. Чего я и добивался.

И вот однажды это произошло.

После одной из циничных подначек Антон Ульрих взорвался. Тихоня преобразился. Он выхватил шпагу из ножен и велел мне защищаться:

– Я вызываю вас на дуэль, хоть вы и не заслуживаете такой чести, – с достоинством произнес принц. – Обнажите вашу шпагу, барон.

Я никогда раньше не видел Антона Ульриха в гневе. На моей памяти это была его первая вспышка ярости, а именно этого я и добивался.

Я встал на одно колено, поднял ножны с моей шпагой над головой и с поклоном вручил их принцу:

– Ваше высочество, вы усвоили мои уроки и повели себя должным образом. С этого дня моя жизнь целиком и полностью находится в ваших руках.

Принца мой неожиданный поступок удивил, он быстро остыл и велел мне подняться.

– Я принимаю от вас столь дорогой подарок, фон Гофен, – сказал он.

Глава 27

На румяном небе выступают мириады звезд. Садится солнце, озаряя красными лучами округу. Сквозь прогретую за день почву пробиваются ростки бурьяна и колючек. Неподалеку плещутся и накатывают на берег волны одного из притоков Дона.

Вокруг только степь, продуваемая всеми ветрами, и нет ей ни конца ни края. Мне, городскому уроженцу, в степных просторах тоскливо и неуютно, зато на гвардейцев, набранных из украинской ланд-милиции, любо-дорого посмотреть. Почти что родина…

Я сидел возле костра и ворошил угли. Дымок белесой струйкой поднимался к безоблачному небу.

В штабном шатре похрапывал Густав Бирон. Дремали двое часовых, опираясь на поставленные прикладом к земле фузеи. А мне не спалось. Эта ночь была ночью размышлений.

До Азова осталась пара переходов, и там, собственно, все только и начнется. Новоприобретенный город-крепость всего лишь отправная точка для следующих, смею надеяться, великих дел. А иначе нельзя, иначе все труды будут впустую. Я взялся за такой гуж, что не каждому под силу. Отступать поздно. Или история нашими стараниями меняется, или… даже загадывать не хочу. Не желаю, и баста! Мы должны добиться всего, что задумали. Прочь сомнения, долой страх.