Роза и червь - Роберт Ибатуллин

Роза – опасность, шептала я, чтобы не сойти с ума. Червь – спасение. Роза и Червь – одно. Я повторяла это всё время, пока сидела в капсуле. Пока переходила в «Азатот» и пробиралась по его узким коридорам в отведённую мне каюту. Пока проходила ритуал знакомства с командой. (Кажется, с первого раза я вообще никого не запомнила. Все эти венериане – коренастые, смуглые, узкоглазые – казались мне на одно лицо). Я несколько отвлеклась лишь, когда Селестис Марин – бортинженер-энергетик, маленький молодой нейтрал – предложил мне помочь с разгрузкой и монтажом оборудования.

Только тут я вспомнила, что привезла «Малыша», «Уроборос» и всё, что к ним прилагалось. И что должна продолжать работу над проектом, несмотря ни на что. Я ухватилась за эту мысль как за спасательный скафандр. Работа, напряжённая работа – сейчас только она и могла спасти меня от нервного срыва.

Мне отвели для работы пустой цилиндрический отсек в центральном стволе корабля. Это было грузовое помещение без искусственной гравитации. В жилых отсеках места для моей аппаратуры не нашлось. Вообще каюты «Азатота» неприятно поражали теснотой, не говоря уже о дурном запахе и болезненно-ярком освещении. Хуже всего было тяготение: мало того что слабее рианнонского в два с половиной раза, но ещё и с заметным кориолисом. Из-за него я не могла толком ни сесть, ни встать, ни взять ничего в руки – каждый раз кориолис обманывал вестибулярный аппарат и уводил тело куда-то в сторону.

Но даже в таком тяготении я чувствовала себя лучше, чем в невесомости – а в центральном стволе была как раз невесомость. Я должна была приниматься за дело, но чувствовала себя совершенно беспомощной. Вестибулярный аппарат отказал напрочь. Меня мутило, я не воспринимала ни направлений, ни расстояний до предметов, и с трудом фокусировала взгляд. Только ампулы дименида и спасали от гравитационной болезни. По правде говоря, Марин сам от начала до конца занимался монтажом моей аппаратуры. Я лишь висела над ним, приклеившись к переборке магнитными сандалиями, и пыталась давать инструкции, в которых бортинженер не особо и нуждался.

Всё это плохо отвлекало от тревожных мыслей. Я беспощадно подавила в себе эмоции – скорбь о погибших, гнев на Зару с её губительным своеволием. Но запретить себе поиски объяснения случившемуся я не хотела и не могла.

Что произошло с Бюрократом? А главное, что произошло со мной? Почему я стёрла доклад о заговоре Арауна? И почему об этом напрочь забыла?

Может, на меня повлиял файл «Уробороса»? Тот самый, с Розой и Червем? Я помнила, что «Малыш» под действием этого файла расщепился на две субличности. Может, то же самое произошло и со мной? И во мне образовалась вторая личность, и решила поддержать заговор против первой? Безумная и пугающая до дрожи, но вполне убедительная гипотеза… Хотя нет! Ведь я смотрела икс-файл сегодня, а доклад был вчера!

Сообразив это, я с облегчением отбросила жуткую версию. Не знаю как сейчас, но вчера моя личность определённо не была расщеплённой. Я никогда не страдала и провалами в памяти. Значит, оставалась вторая гипотеза. Увы, ничуть не менее пугающая.

Бюрократ мне соврал. Никакого доклада не было, и я ничего не стирала. Бюрократ втайне залез в системный лог моего импланта и вписал ложную запись.

Такое с трудом укладывалось в голове. Тьюринг не мог врать, и уж подавно не мог редактировать файлы в моём импланте.

Но объявить себя прайм-админом он тоже не мог – однако же объявил.

Да. Бюрократ. Что-то явно случилось с Бюрократом. Нечто изменило его программу. И это произошло после того, как мы включили «Уроборос» – от этого никуда не деться. Если мой собственный мозг в порядке – значит, «Уроборос» что-то сделал с электронным мозгом Рианнон.

Но ведь «Уроборос» был в тихой комнате? – возразила я себе. Совершенно изолированный от сети? И тут же нашла ответ. Не всё время.

Артур провёз «Уроборос» из лаборатории в космопорт. В эти несколько минут компьютер не был изолирован. По дороге в космопорт ничто не мешало ему связаться с Бюрократом по обычному радио.

Но ведь «Уроборос» обратимый? – вспомнила я. Он не может совершить никакого ввода-вывода без контроля?

«Уроборос» не может, а вот «Малыш» – вполне, – тут же нашла я возражение. «Малыш» – то необратимый. И я видела, что он изменился, прочтя аквилианский икс-файл. Усложнился. Развил какие-то новые внутренние структуры…

Чем больше я думала об этом, тем больший ужас меня охватывал.

«Малыш» работал всё время, пока находился в капсуле – его питал переносной аккумулятор. «Малыш» работает и сейчас. Нейромант нельзя просто так выключить и включить, так же как нельзя выключить и включить человеческий мозг. Он, правда, не умирает, но после каждой перезагрузки вынужден обучаться заново. Поэтому «Малыш», как правило, включен постоянно.

И это значит, что если «Малыш» – источник заразы, то он, вполне возможно, заразил тьюринги капсулы и корабля.

Оцепенев, я смотрела, как Марин возится с проводами, подсоединяя блок питания «Малыша» к корабельной сети… Неужели я ввела в «Азатот» троянского коня? И что теперь делать? Поднять тревогу? Нет. Бессмысленно. Если я права, то уже поздно. Всё, что я могу сделать – это подавить в себе панику и разобраться, что происходит у «Малыша» внутри. Во что он превратился, прочтя икс-файл о Розе и Черве.

Роза – опасность.

Червь – спасение.

Роза и Червь – одно.

Файл Х.000001. Я помнила это точно. Когда Марин закончил монтаж и уплыл, я устроилась за «Уроборосом» (я уже начала привыкать к невесомости), вызвала список файлов и внимательно перечитала комментарий.

КОММЕНТАРИЙ: Х.000001

МАССИВ ДЛЯ ОБУЧЕНИЯ КОРНЕВОГО ПРОЦЕССОРА САМОВОСПРОИЗВОДЯЩЕЙСЯ ЕДИНИЦЫ.

То есть мозга человека, перевела я для себя. Но, наверное, и любого другого биологического мозга, и любого нейроманта. Ведь контактёр создал этот файл, не зная наперёд устройства нашего мозга. Содержание файла должно быть универсально понятным. Знание о человеческом мозге требовалось только для перевода в понятный человеку формат. Дальше.

ФРАГМЕНТ 1 ОПРЕДЕЛЕНИЕ_ТЕРМИНА

НЕИЗВЕСТНЫЙ_ТЕРМИН_26.

Термин 26 – Роза, опасность.

ФРАГМЕНТ 2 ОПРЕДЕЛЕНИЕ_ТЕРМИНА

НЕИЗВЕСТНЫЙ_ТЕРМИН_27.

Термин 27 – Червь, спасение.