Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Джон Толкин

— Король немало размышлял обо всем за те показавшиеся долгими дни, что минули с последнего твоего приезда в Арменелос, — отвечал Тар–Менельдур. — Он прочел письмо Гиль–галада; речь в нем идет о вещах серьезных и важных. Увы! Его просьбам и твоим желаниям король Нуменора вынужден ответить «нет». Не может он поступить иначе, согласно собственному разумению, ибо видит он опасность обоих путей: как готовиться к войне, так и не готовиться.

Алдарион пожал плечами и шагнул было к двери. Но Менельдур воздел руку, призывая ко вниманию, и продолжил:

— Однако ж король, хотя ныне прошло уже сто сорок два года, как правит он землею Нуменор, не уверен, что он смыслит в этом деле достаточно для того, чтобы принять справедливое решение в вопросах столь великой важности и перед лицом столь грозной опасности.

Он помолчали, взяв пергамент, написанный собственной его рукой, прочел внятно и отчетливо:

Засим, во–первых, дабы почтить своего возлюбленного сына, и, во–вторых, ради лучшего управления королевством в тех обстоятельствах, что сын его разумеет яснее, король постановил: незамедлительно передать скипетр сыну, каковой отныне становится королем Тар–Алдарионом.

— Когда сие будет оглашено во всеуслышание, — молвил Менельдур, — всем станет известно, что я думаю о нынешних событиях. Это вознесет тебя выше порицаний; благодаря этому ты обретешь свободу действовать, так что прочие утраты перенести будет легче. Что до письма Гиль–галада, ты, став королем, ответишь на него так, как покажется подобающим держателю скипетра.

На мгновение потрясенный Алдарион словно окаменел. Он–то готовился встретить гнев короля, каковой в своеволии своем намеренно распалял. А теперь он словно опешил. Но вот, точно сбитый с ног порывом ветра, налетевшим нежданно–негаданно, пал Алдарион на колени перед отцом; а спустя мгновение поднял склоненную голову и рассмеялся, — так вел он себя всегда, услышав о деянии беспримерного великодушия, ибо радовалось тогда его сердце.

— Отец, — молвил Алдарион, — упроси короля простить мою надменность. Ибо он — великий король, и смирением своим вознесен куда выше моей гордыни. Я побежден; я безоговорочно покоряюсь. Нельзя и помыслить, чтобы такой король передал скипетр, покуда исполнен он силы и мудрости.

— Однако ж так решено, — отозвался Менельдур. — Совет будет созван безотлагательно.

Когда спустя семь дней сошелся Совет, Тар–Менельдур известил собравшихся о своем решении и положил перед ними свиток. Все были потрясены, ибо до поры не ведали, о каких обстоятельствах говорит король; и все запротестовали, умоляя короля отложить решение, — все, кроме Халлатана из Хьярасторни. Ибо Халлатан давно уже относился с уважением к родичу своему Алдариону, хотя собственный его образ жизни и пристрастия были совсем иными; и счел он деяние короля благородным и возвышенным, и уместным во благовременьи, если угодно.

Что до остальных, кои и так и этак пытались разубедить короля, им Менельдур ответил:

— Отнюдь не сгоряча пришел я к этому решению, и в мыслях моих обдумал все доводы, что вы столь разумно приводите. Сейчас и не позже — время, наиболее подходящее для объявления моей воли, в силу причин, о которых ни один здесь не помянул вслух, хотя все вы, надо думать, о них догадываетесь. Засим да будет сей указ оглашен незамедлительно. Однако, ежели на то ваша воля, в силу он вступит только весной, после праздника Эрукьерме. До тех пор скипетр останется в моих руках.

Когда вести об оглашении указа дошли до Эмерие, Эрендис не на шутку встревожилась, ибо прочла в том порицание короля, на благоволение которого всегда полагалась. Здесь она не ошиблась; однако мысль о том, что за деянием сим кроется нечто куда более важное, даже не пришла ей в голову. Вскорости после того доставили послание от Тар–Менельдура — не что иное, как приказ, пусть и облеченный в учтивые слова. Ей вменялось в обязанность прибыть в Арменелос, и привезти с собою госпожу Анкалиме, и оставаться в столице, по меньшей мере, до Эрукьерме и до провозглашения нового короля.

«Он не замедлил с ударом, — думала Эрендис. — Я должна была это предвидеть. Он намерен отнять у меня все. Но мною распоряжаться ему не удастся, даже через отца».

Потому отвечала она Тар–Менельдуру:

«Король и отец мой, дочь моя Анкалиме, воистину, не может не прибыть, ежели таково ваше повеление. Молю лишь принять в расчет ее юный возраст и позаботиться, чтобы разместили ее вдали от суматохи и шума. Что до меня, то простите великодушно. Дошли до меня известия, что дворец мой в Арменелосе уничтожен, а ныне нет у меня охоты оказаться на положении гостьи, менее всего — на жилом корабле среди мореходов. Дозвольте мне остаться здесь, в уединении, разве что королю угодно будет отобрать и этот дом тоже».

Письмо сие Тар–Менельдур прочел с участием, однако сердца его оно не затронуло. Он показал послание Алдариону, которому оно, по всему судя, главным образом и предназначалось. Алдарион пробежал глазами строки, и король, глядя на выражение его лица, молвил:

— Вне сомнения, ты опечален. Но на что иное ты рассчитывал?

— Никак не на это, — отозвался Алдарион. — Я–то ждал от нее большего! Она измельчала; и если это дело моих рук, то черна моя вина. Но разве великие умаляются в несчастье? Не такой путь следовало избрать, даже в ненависти и мести! Ей должно было потребовать, чтобы приготовили для нее великолепный дворец, призвать достойный королевы эскорт и возвратиться в Арменелос по–королевски, в сиянии разубранной красоты, со звездой на челе; тогда бы почитай что весь остров Нуменор околдовала бы она и склонила на свою сторону, а я бы выглядел безумцем и мужланом. Валар мне свидетели, я бы предпочел такой исход: чтобы красавица королева перечила мне и надо мною насмехалась, нежели возможность править свободно, в то время госпожа Элестирне угасает в сумерках, сотканных своими же руками.

И, горько рассмеявшись, Алдарион вернул письмо королю.

— Ну что ж, что есть, то есть, — молвил он. — Но ежели одной претит жизнь на корабле среди мореходов, другого можно извинить за то, что не мило ему прозябание на овечьем хуторе среди женской прислуги. Однако дочь свою воспитывать в сходном духе я не дам. По крайней мере, выбирать она будет не вслепую.

С этими словами Алдарион поднялся на ноги и попросил разрешения удалиться.

После того момента, когда Алдарион читает письмо Эрендисс отказом вернуться в Арменелос, сюжет можно проследить только по разрозненным, обрывочным заметкам. Но даже эти наброски и записи не являются фрагментами последовательного повествования, поскольку создавались в разное время и зачастую противоречат друг другу.