Моссад - Первые полвека - Иосиф Дайчман

По линии радиоразведки, и из агентурных сведений и от "стратегических партнеров", ЦРУ, которая существенно укрепила свои позиции в Египте, поступала информация о том, что обучение и подготовка войск противостоящих арабских стран шли высокими темпами и с учетом современных требований (в частности, по развертыванию мобильных десантных соединений, применению новой техники и тактики), - но должного внимания и это так и не привлекло. Более того, в известной мере произошло "ослепление" ЦРУ - в тот период недостаточная собственная информация в ЦРУ по Ближнему Востоку шла от израильской разведки, охотно принимались сводки и аналитические обобщения "Аман", то есть фактически "концепция" воздействовала и на ЦРУ, - в результате чего накануне начала военных действий президент Никсон заявлял, что считает "новую войну на Ближнем Востоке маловероятной", расценив массовые и необычные передвижения арабских войск 5 октября 1973 г. как "ежегодные маневры" 48. В выступлениях Анвара Садата49, нового египетского президента, который сменил умершего Насера, появлялись все чаще намеки, которые трудно было списать на привычную арабскую риторику - но обращали внимание не на них, а, скажем, на сообщение французской "Монд", которое появилось накануне войны и вовсю отдавало типичной дезинформацией: "Молодые и неопытные солдаты президента Садата не в состоянии овладеть и пользоваться сложной советской техникой". Кстати, не получали оценки многие пропагандистские акции арабских стран; например, распускался (спецслужбами) слух о причастности "Моссад" к этому, говорили, что завербованный массажист втирал президенту некую таинственную мазь, которая вызвала смерть - в общем, нечто весьма похожее на слухи и пропагандистские действия, которые некогда распространялись в СССР в связи с "делом врачей" - а единственной реакцией в Израиле было журнальное зубоскальство. Постоянно проводились большие маневры и движение египетских и сирийских войск, - но необходимые и достаточные, хотя вполне рутинные, меры предосторожности не принимались. Даже совсем незадолго до начала боевых действий временное снижение степени готовности египетских войск у Суэцкого канала было воспринято как подтверждение "концепции" и основания для сворачивания собственных мобилизационных мероприятий. То есть не слишком изощренный пропагандистский ход арабов - готовиться к войне в открытую, но сопровождая воинственную риторику регулярными "утечками" в прессу о слабости и неготовности собственной армии, - срабатывал. Тревожная информация поступала практически ежедневно - но выводы делались в рамках "концепции". Аарон Ярив чувствовал, что в аналитической ветви его службы творится что-то неладное. Сослуживцы отмечали, что он каждый раз приходил в ярость, как только возникала тема аналитической работы. Обычно сдержанный, он орал, потрясая перед носом у аналитика досье, содержащим первичную информацию: "Ради бога! Ваши оценки не вытекают из этих данных!". В конце концов Аарон Ярив, который в свое время сделал для разведки очень многое, ушел в отставку с поста начальника "Аман" и был назначен советником премьера по вопросам борьбы с терроризмом. Заменил его ставленник М. Даяна генерал Элия Зейра, бывший военный атташе в Вашингтоне и затем заместитель начальника "Аман". Часть славы военной разведки, которая действительно очень много сделала для победы в войне 1967 года, доставалась и Зейра; но к сожалению, вместе со славой он впитал и "концепцию". И это было далеко не только его личной трагедией. Репутация "Амана" была так высока, что, когда в мае 1973 года, в то время, когда египетские части в зоне канала уже были приведены в состояние повышенной боеготовности, Зейра заявил, что Египет слишком дезорганизован и слаб для нападения на Израиль, в Иерусалиме это восприняли как абсолютную истину. В конце концов получилось так, что Зейра объявили чуть ли не главным и единственным виновником плохой подготовки Израиля к новой войне. Злословия в послевоенных публикациях, выступлениях аналитиков и политических деятелей в адрес этого "типичного военного бюрократа, заботившегося только о своей карьере", было больше чем достаточно.

Да, конечно, Элия Зейра серьезно виноват; во времена оны в стране, для которой пишутся эти строки, за куда меньшее срывали погоны и отправляли на передовую (не говоря уже о случаях, когда срывали голову или стирали в лагерную пыль). Да, Зейра остался верным "концепции", даже когда собственный, безусловно надежный источник, опытный и точный в оценках полковник Симан-Тов, начальник разведки Южного командования, которое охватывало весь оккупированный Синай вплоть до линии Бар-Лева, шедшей вдоль захваченной Израилем стороны Суэцкого канала, 1 октября 1973 г. сообщил, что через несколько дней Египет двинет свои войска через Суэц и времени ещё хватило бы на срочную мобилизацию и приведения войск в боевую готовность. По сей день достается от критиков и Цви Замиру, хотя и признается, что "Моссад" был более насторожен. Главные обвинения сводятся к тому, что Замир не проявил настойчивости и решимости. За два дня до сирийско-египетского нападения агент "Моссада" в Каире сообщил о приближении войны. Шеф "Моссада" воспринял это предостережение серьезно, но не стал отстаивать свою точку зрения в высших эшелонах, а в "Аман" просто передал сообщение по телефону, через помощников. Более того, в тревожный час Замир сам выехал за рубеж для личного опроса "источника", агента, который на короткое время был вывезен из Египта и в роковую пятницу 5 октября Голда Меир не могла найти Замира.

Но обвинять только руководителей разведслужб и нескольких аналитиков неправильно. Не просто так они придумали "концепцию", не просто так в ней уверились и не просто из личных слабостей не смогли вовремя преодолеть зависимость от нее. Настоящая проблема не в них, а в политическом руководстве страны. Первые лица государства, прежде всего Голда Меир, Абба Эбан, а также близкая к власти, фактически участвующая в управлении страной оппозиция в лице Шимона Переса и Моше Даяна, по целому ряду объективных и субъективных причин, приняли как догму незыблемость военного превосходства над опасными соседями и фактически сделали все для её претворения в жизнь. "Концепция" означала для них возможность продлить свое пребывание у власти. На то время сложилась историческая ситуация, когда социальная стабильность и динамичное развитие страны с ощутимым постоянным подъемом жизненного уровня стали единственными факторами, которые давали возможность "левым" оставаться у власти. А это, естественно, впрямую зависело от уровня военных приготовлений и внешней стабильности. Оппозиционные политические силы в тот период уже могли в любой момент, - что в конечном итоге и произошло в последующие годы, - принять на себя руководство страной. Удержание политического господства теперь определялось поддержкой масс, а для этого политика правящей партии должна была приносить процветание и военную стабильность. Приверженность "Концепции" - это был, если так можно выразиться, политический инстинкт самосохранения. Странно, конечно, что такие умные и опытные политики, как Меир и Перес, позволили инстинкту зазвучать сильнее голоса разума, но даже боги, говоря, не могут сделать бывшее не бывшим. Но помимо воли божьей есть и ещё один очень важный момент.

В первые десятилетия существования Израиля как государства срабатывал, фактически, один и тот же стимул - речь шла о самом существовании государства и народа, и абсолютное большинство населения готово было и терпеть лишения, и принимать жесткий режим безопасности, и повышать боеготовность ради того, "чтобы не увидеть египетские танки на улицах Тель-Авива". На рубеже 1970-х годов израильское общество претерпело серьезные изменения. Отчасти это было вызвано усталостью от многочисленных войн. Эгоизм и материализм пришли на смену идеализму и духу пионеров-первопроходцев первой четверти века, когда люди стеснялись говорить о деньгах и тех, кто был настроен на "делание денег", считали примитивными, какими-то не слишком достойными. Получение выгоды от каких-либо сделок вызывало почти осуждение. Однако на рубеже семидесятых в Израиле возобладал дух "золотого тельца", общее социальное стремление к материальному благополучие; "мы победили - вот теперь поживем как люди" быть может, такое никогда не произносилось вслух, но появилось в душах.

Соотносить это лишь со внутренними процессами в стране представляется поверхностным. Совершенно очевидно, что это было региональным отражением глобального процесса, который захватил большинство развитых стран. В Европе и Северной Америке об этом заговорили гораздо раньше как о кризисе или "закате" идеологии; в идеократических государствах, таких как СССР и Китай, об этом открыто заявляли много позже, но фактически все происходило, до определенного времени не названное вообще или замаскированное под всевозможные новации в "партийной линии", но происходило в очень существенных масштабах. Большое влияние на духовную мобилизацию народа имели принципы сионизма, государственной идеологии Израиля - но пришло время, когда это стало ощущаться израильтянами не так горячо и напряженно. В самом общем виде это было не замена одной идеологии другой, а ослабление идеологизированности каждого члена общества, с соответственным изменением государственных и социальных структур. Изменялась мотивация жизни и поступков, хотя долгое время (в Китае, во многом, так до сих пор) происходила мимикрия новых ценностей под старые догмы - благо "идейное наследие" вождей-основоположников коммунистических учений достаточно неоднозначно и эклектично. В прежний период горячую духовную напряженность, внутреннюю готовность к борьбе и жертвенность поддерживала реальная опасность; к семидесятым годам, в частности и по итогам Шестидневной войны, и в связи с глобальными переменами, вопрос существования уже не стоял чрезмерно остро; кроме того, во всем мире наметилось ослабление идеологических факторов, так что в развитых странах отчетливо зазвучали голоса проницательных политологов и социологов о "кризисе идеологии". Иначе говоря, в израильском обществе произошла пожалуй что не озвученная в свое время определенная духовная перестройка; некоторые её стороны были, сознательно или нет (скорее, подсознательно) использованы верхушкой правящей партии для удержания власти. В конкретных условиях Израиля это, конечно, и была "концепция" об решительном поражении арабов, которые больше не осмелятся на открытую вооруженную борьбу с Израилем. В неё входило и серьезное преувеличение итогов Шестидневной войны. И это, как неизбежное следствие, усиление чувства национального превосходства (а почва для этого благодатна - "богоизбранная нация" весьма склонна к высокомерию), выливающееся в существенную переоценку своих сил и возможностей. Тогдашние руководители страны уже не могли перестроиться - они только попытались какое-то время удержаться у власти, подстраиваясь под происходящее. Это они, а не спецслужбы и не газетчики стали истинной причиной преувеличения до непомерных пределов значения победы в Шестидневной войне; сами не смогли и фактически другим не позволили по-настоящему осознать, что поражение арабских армий в войне 1967 года было серьезным, но не окончательным.